– Ты что-то хочешь мне сказать, сын?

– Хватит, – зло шипел Артем.

– Паясничать? – подмигнула ему мать. – Милая девочка, кстати. Когда узнает, кто она, скажи мне. Интересно, долго её качать будет.

– В смысле?

– Тоже Неадекват она, скорее всего, Лекарь.

– Бред.

Артем уткнулся в телефон, он не хотел слышать ни про Иру, ни про Неадекватов. Он вообще не хотел, чтобы мать лезла в его личную жизнь, но всё же продолжал ей много рассказывать, видел, что ей было интересно.

Мать окинула взглядом кафе. Тепло. Свет был тоже теплый, как и вся атмосфера. Она набросила на плечи плед, лежавший на кресле, и устроилась на маленьком диванчике поудобнее. Ей стало невероятно уютно, и она улыбнулась. Тут появилась Ира с готовым заказом. Аромат кофе с молоком и горячего шоколада окутал столик. Штрудель выглядел аппетитно. Мать и сын стали наслаждаться спокойствием, которое царило в этом кафе, Ира продолжила работать, и никто из троих не хотел думать о том, что будет завтра.

Через пять минут начинался урок, а Сироткиной так и не было. Мельников поглядывал на дверь, очевидно, её ждал, а Вика беззаботно покачивала ногой, уставившись в телефон. Белов прислал ей кота, который ел новогоднюю гирлянду, и Вика великодушно улыбнулась поклоннику. Чувство собственной важности взлетело у парня до небес, но счастье длилось недолго. В класс вошла завуч школы Заболотная Ираида Павловна, которую за глаза все, включая преподавателей, называли Кикиморой. Эта худощавая женщина в строгом темно-синем костюме с длинными руками и маленькими ножками взглянула на разрисованную доску. Сходство было потрясающее. Белов оправдал свое звание лучшего граффитчика района, и Кикимора с крохотными бусинами вместо глаз и растрепанными волосами на бледно-зеленом фоне как будто подмигивала своему прототипу.

Губы живой Кикиморы, и без того тонкие и блеклые, превратились в едва заметную полоску, а глаза засверкали в преддверии торжества всевластия. Проступок был налицо, нарушителя ждала кара. Кикимору затрясло от предстоящих пыток и грядущего возмездия.

– Где приветствие учителя? – отчеканила она, постукивая ручкой по столу в такт своим словам.

Ученики послушно встали. Последними – Белов и его компания. Кикимора щурилась, глядя на художника.

– Сте-реть, – по слогам произнесла она.

Класс молчал. Никто не собирался ничего стирать.

– Повторяю, стереть с доски! – она повысила голос и снова простучала три раза.

– Это эксплуатация детского труда, – развязно произнес Белов. – Статья Уголовного кодекса Российской Федерации.

Кикимора фыркнула. Скрип старой вставной челюсти услышала галерка. Качнулся стул, зашелестели тетради у кого-то ближе к двери, скорее всего, из-за ветра, скатился с парты карандаш и упал с характерным стуком на пол, чей-то телефон издал короткий звук старинного телефонного аппарата и тут же замолчал.

– Выключить!

Шорох тетрадей с первых парт показался Белову странным, а телефон, звонивший где-то рядом с ним, ещё страннее. Он хорошенько прислушался к звуку и теперь уже был уверен, что это Викин. Белов к ней развернулся и стал показывать глазами на стол. Вика замотала головой. Телефон у неё был выключен.

Тут в дверь постучали. Кикимора замерла. Дверь со скрипом отворилась, и в класс вошел незнакомый юноша. Его прилизанные волосы поблескивали от света потолочной лампы, а огромный черный рюкзак оттягивал корпус назад. Он выглядел каким-то болезненным по сравнению с остальными школьниками.

– Кто вы? – выдавила Кикимора.

Юноша шел к завучу медленно, будто знал, что делает, знал, кто это и с чем ему предстоит столкнуться, и, что ещё страннее, совершенно этого не боялся. Как будто на нем был какой-то магический плащ уверенности.

– Как кто? Идиот, – шепотом ответил Вике на вопрос Кикиморы Белов. – Костлявый какой… Точно отличник.

Вика промолчала и уставилась на новенького. Она увидела его серые глаза и длинные ресницы, потом отметила, что так волосы никто не укладывает и что очки у него старые, такую оправу уже давно не носят, и успокоилась. Он точно ей не пара.

– Я ещё раз повторяю, вы кто? – громко проскрипела Кикимора.

– Я Артем Волков. Я буду здесь учиться.

– Документы ваши где? Почему в середине года? Вы из какой школы и почему опаздываете? – гневно тараторила завуч.

– Звонка не было ещё, я не опоздал. Документы у директора, она велела сюда идти. Это ведь тридцать пятый кабинет?

Кикимора кивнула.

– Значит, мне сюда.

– Того гляди, обольется потом, – пробормотал Белов.

– Кто? Кикимора или этот? – засмеялась Вика, пренебрежительно кивнув головой в сторону юноши.

– Не завидую я ему… – чуть слышно сказала Женя, наблюдая за происходящим. Она попыталась сфотографировать новенького, но сенсор не реагировал на холодные руки.

Звонка всё ещё не было. Кикимора оглядела весь класс и тихо заговорила:

– Внимание, класс! Сегодня физкультуры не будет. Майя Ивановна Рекуц тяжело заболела. Заменить её пока некому.

Класс загалдел. Все были рады, за исключением Белова, который готовился к поступлению на факультет физической культуры и спорта. Вика приободрилась, а Женя смотрела в окно и не слышала объявление.

С высоты третьего этажа ей было видно школьный двор и одинокого дворника, который то и дело шаркал старой метлой, вычищая до асфальта дорожку. Женя наблюдала за монотонными движениями усталого мужчины и даже два раза зевнула.

– Что, профессию себе присматриваешь? – прошептал Белов, который, очевидно, тоже смотрел на то, как убирали двор.

– Белов! – шикнула на него Вика.

Вдруг дворник перестал мести, отложил метлу и быстро зашагал в сторону сугроба, где стал всматриваться в затвердевший снег. Затем он немного счистил снег рукой, и Женя прищурилась. Мужчина быстро раскопал ямку, и тут уже девушка резко отвернулась.

– Труп, – заключил Белов.

– Белов! Фу-у-у! – прикрыла рот рукой Женя и задержала дыхание.

– Ты чего? – спросила Вика.

– Труп там, говорю же, – засмеялся Белов.

Женя пыталась ровно дышать.

– Придурок, – нахмурила брови Вика.

– Да что-то черное, откуда я знаю, что там, Вик?

Белов пожал плечами и уткнулся в телефон.

– Так можно я сяду куда-нибудь? – вдруг услышали ребята.

Новенький смотрел на завуча, ждал ответа. В дверях появилась Сироткина, которая опоздала на урок. Она прижалась к стене и дрожащим голосом заговорила:

– Ир-раида Павловна, м-можно в-войти?

Кикимора даже не посмотрела в сторону опоздавшей. Сироткина стала пробираться к своей парте, как партизан в лесу, и, когда оказалась на своем месте, старалась не шевелиться в надежде, что завуч занят кем-то другим.

– Куда вы хотите сесть, Артем?

– Мне бы поближе, а то зрение плохое…

Сцена казалась нелепой. Все знали, что лишний раз с Кикиморой разговаривать не стоит, попадаться на глаза тоже. Новенький стоял перед самым властным человеком этой школы и говорил ей, что делать. От этих двух веяло холодом. Двадцать шесть пар глаз наблюдали за странной картиной. Новенький пришел в середине года. Завуч была недовольна и его присутствием, и его видом, но делала то, что он просил.

– Ну всё, – кивнул Белов, – нашли нового козла отпущения, можно расслабиться.

– Да он точно отличник, – сказала Арина.

– Покажите мне место, – настаивал Артем.

– Садись куда пожелаешь, – засуетилась Кикимора. – Освободите место ему. Михайлов, что сидишь? Иди вон к Белову и его компании.

– Остальные пусть тоже сядут… Наверное… – почти шепотом произнес Артем, глядя на ребят, а Кикимора в знак согласия покивала.

Ребята сели. Аккуратно постриженный мальчик с фамилией Михайлов сглотнул слюну, накопившуюся за продолжительный диалог завуча и Артема, и тихо стал собирать вещи, чтобы освободить место чужаку. Хоть и не понимал, почему именно он должен уступать место, но сделал это беспрекословно, ведь в прошлом году Ярослав опоздал на пять минут на урок русского языка, а именно этот предмет вела Заболотная. Цена опоздания была для него слишком велика: завуч вызвала родителей и обвинила Ярослава в том, что «хоть он и старается оказаться в числе лучших учеников школы, дисциплина у него страдает, а значит, золотой медали ему не видать». С этими мыслями Ярослав пересел на последнюю парту, к граффитчикам и Абрамовой, а затем бросил недобрый взгляд на Артема. Слишком подозрительная была ситуация.