– А как вы планируете отмечать эту дату?

Ира не поняла, послышалось ей или журналист действительно произнёс «отмечать».

– Хм… Отмечать, – задумчиво сказала она. – Вот, смотрите, цветы принесла.

Она кивнула в сторону двух нарциссов, которые лежали у памятника. Оператор перевел камеру на цветы, а Ира ещё раз посмотрела на ограду. Затем она изящно провела по ней рукой, два раза постучала по резной ручке калитки, прошептала «ребята», и вдруг её лицо сделалось озлобленным, будто что-то внутри изменилось. Она уставилась на журналиста тяжелым взглядом.

– Вы действительно сказали «отмечать»? Думаете, стоит сплясать на могилах? День смерти друзей так отмечают?

Оператор взглянул на напарника, а Ира резко развернулась и пошла в сторону черного седана. Она что-то говорила, но ее не было слышно. За ней тянулся аромат кофе и сладких духов. У журналиста закружилась голова, и он специально вздрогнул, чтобы прийти в себя, и побежал за Ирой.

– Извините, правда, не хотел вас обидеть, это всё мороз. Слова в голове перепутались. Чушь несу!

– Извинения приняты, – сказала Ира и продолжила путь к машине.

Оператор поспешил за коллегой.

– Подождите!

– Ну что ещё?!

– Ещё пару вопросов, если не сложно.

Ира посмотрела на журналиста карими, почти черными глазами и что-то прошептала себе под нос.

– Что? Извините, я не расслышал.

– Почему вас интересует только смерть? Почему почти все сюжеты, которые вы снимаете, про смерть? Это для рейтингов?

Мужчина жестом показал оператору «снимай». Оператор закинул камеру на плечо, но тут же убрал.

– Подожди. Аккумулятор сел. Сейчас поменяю.

– Я достаточно сказала, я устала и хочу домой.

– А как же сюжет про смерть? Вы поможете нам, а мы расскажем вашу историю.

– Придумайте сами, моя история с хорошим концом, а вас интересует плохой.

Журналист жалобно улыбнулся.

– Похоже, здесь что-то произошло, мы хотели бы разобраться, я думаю, вы можете нам в этом помочь.

– Извините, меня друг ждёт.

С этими словами Ира развернулась и пошла к машине.

– Девушка, подождите, а как вас зовут, я забыл спросить, – вдогонку крикнул журналист.

– Ира Вилова. На памятнике, по крайней мере, так написано. Вилова И.Б. Вы это уже сняли, кажется.

Журналисты снова переглянулись. Оператор продолжил возиться с аккумулятором. На улице было холодно и почти стемнело.

Ира зашагала быстрее в сторону черной машины, которая стояла на обочине, села в неё и захлопнула дверь. Машина стала медленно набирать скорость. Снег скрежетал под черными покрышками, и репортёр поймал на себе тяжелый взгляд Иры, который подсвечивался экраном телефона. Она что-то говорила себе под нос так же, как и до этого, но слов сквозь стекло не было слышно. Он повернулся к оператору.

– Там кто-то ещё в салоне. Ты снял?

– Оба сдохли! – оператор ещё раз стукнул по разряженному аккумулятору, со злостью затолкал его в сумку, застегнул молнию и пробурчал. – Не снять уже, в номер поехали.

– Какая-то барышня неадекватная, – сказал журналист, убирая микрофон.

– Да тут все такие, жуткий городишко. Надоело тут торчать.

Коллеги зашагали в сторону гостиницы, а шлейф Ириных духов застыл морозным облаком, напоминая о том, что она ещё жива.

В серебристом седане эконом-класса ехали двое. Уставшая женщина на водительском сиденье старалась не потерять управление, удерживая машину на трассе. Она сосредоточенно вглядывалась в потоки снежного вихря, которые так и норовили выкинуть седан на обочину. Женщина то и дело меняла положение рук на руле и щурилась. На переднем пассажирском сидел юноша лет четырнадцати и тоже следил за дорогой.

На заднем сиденье лежали картонные коробки, сверху свитер, старый пуховик болотного цвета и вязаная черная шапка, рядом открытая аптечка, торчащий шприц и вскрытая упаковка таблеток от головной боли. Собирались в спешке.

– Ничего, приедем на новое место, и всё будет нормально.

– Ну да.

– Артем, я это чувствую.

– А может, это снова припадок?

Мать проигнорировала последнее и продолжила ободряюще говорить, но Артем услышал в её голосе лишь угасающую надежду. Нервно-бодрый тон его раздражал, поэтому он просто кивал. Мать либо слишком устала вести машину, либо она так сильно переживала, что единственное, что её держало на плаву, это фраза «всё будет хорошо».

«Ложь, – подумал Артём. – Никто из них не верит в счастливый финал. Хорошо не будет. Придет Пустота и всех убьет».

– Ты всегда говоришь, что будет хорошо, но хорошо не бывает. Только хуже, – сказал он.

– Предлагаешь говорить, что всё будет плохо?

– Зато правда. Ничего у нас хорошо не будет.

– Ты не знаешь, как будет, Артем. Мы не знаем будущего.

– Если ещё раз Пустота выйдет, ты умрешь.

– Не выйдет.

– Но мы не знаем будущего…

– А если выйдет, то я не умру! – крикнула мать. Она стукнула по рулю руками, задев клаксон. Машина громко просигналила, и Артем вздрогнул.

– Не выйдет она, Артем, надеюсь, что не выйдет… – чуть тише сказала мать. – Самой страшно.

Артем развернулся к окну так, что у него хрустнула шея, и замолчал. Мать ухмыльнулась.

– Свернешь.

– Лекари починят.

– Артем, Лекари на другой случай, ну как ты не понимаешь!

– Тогда толку от них, раз они не могут справиться с какой-то сломанной шеей!

На пару секунд в машине стало тихо. Напряжение спало.

– Ой, мам… Смотри…

Артем вздрогнул и схватился за подлокотник боковой двери. Неподалёку на обочине стояла полицейская машина, а рядом мужчина в форме махнул им рукой, показывая, что они должны остановиться. Мать стала притормаживать. Артем подумал, что это конец, что сейчас выйдет Пустота и всех убьет.

– Мне не внушать, – прошипел сквозь зубы Артем.

– У меня же прав нет. По-другому не получится. Прости. Как пойдет.

– Нет! Не вздумай!

Внушение было последнее, что Артему нужно. Мать рулила, внимание было приковано к дороге, и он этим воспользовался. Уши закрыл руками, зажмурился, чтобы она не смогла посмотреть ему в глаза, и стал ровно дышать. Точно внушить не сможет. Глубокий вдох, выдох. Внушения он боялся больше всего, а в таких ситуациях мать часто им пользовалась. Тот ещё спектакль.

Мать почувствовала, что Артем защитился, и разозлилась. Она снова стукнула ладонью по рулю, громко чертыхнулась и зло посмотрела на Артема.

– Тебе, судя по всему, мои права не нужны, пешком будешь ходить.

Артём это не слышал, он продолжал защищаться от внушения.

Машина приблизилась к полицейским, Артем открыл глаза и увидел трясущегося от холода щупленького юношу, ненамного старше его самого. Мать улыбнулась офицеру, но Артем знал, что это не улыбка, а оскал. Так радостный человек не выглядит. Так выглядит хищник, который собирается разорвать жертву в клочья.

– Здравствуйте, офицер, – почти пропела мать. – Мы что-то нарушили?

– Д-д-документы, п-п-ожалуйста.

– А вы можете представиться? А то у меня в машине ребенок, как я буду показывать документы тому, чье звание мне неизвестно. Вдруг вы мошенники?

Полицейский заглянул в машину, увидел Артема, тот сказал «драсьте», полицейский в ответ кивнул. Артем уткнулся в телефон. Полицейский снова посмотрел на мать.

– Д-д-документы п-пожалуйста, – зубы молодого офицера стучали от холода, от чего казалось, что он заикается. Он замялся, неловкая пауза затянулась, и он обернулся на коллегу, который сидел в машине. – Отбой!

– Я так понимаю, что представляться не входит в ваши служебные обязанности. Сейчас-сейчас, Артем, поищи наши документы, дорогой, они на заднем сиденье должны быть или у меня в пуховике.

Полицейский терпеливо ждал. Спектакль начался. Артем стал изображать, что он ищет документы. Он залез в один карман пуховика, хмыкнул, потом залез в другой, тоже хмыкнул. Конечно, никаких документов там не было, но он старательно отыгрывал эту сцену для ничего не знающего офицера. Этот фарс ему не нравился, но того требовали обстоятельства. Либо мать лишат прав, либо Артём прикинется дурачком. Он выбрал второе.