– Надеюсь, нет ничего страшного в том, что я связал его с этим странным делом?

– Вскоре увидим, – ответил Хьюитт. – Взглянем на ту поворотную панель.

Они прошли к малой лестнице, и Хьюитт снова открыл нишу. В ней лежал синий конверт, и Хьюитт подобрал его.

– Смотрите, он надорван. Меллис был здесь, и он раскрыл конверт. Это новый конверт, я поместил его здесь специально для него, заклеив при этом – чтобы его вскрыть, потребовалось порвать конверт. А вот, что было внутри, – рассмеявшись, добавил Хьюитт, вытащив измятый лист белой бумаги. – Это всего лишь детская шутка, но я всегда любил юмор.

Он расправил смятую бумагу, на которой было лишь одно слово – РОЗЫГРЫШ.

Полагаю, я уже упоминал любимый афоризм мистера Мартина Хьюитта – о том, что не осталось в этом мире ничего такого, что уже бы не происходило в Лондоне. И в наше прагматичное время даже далеко от Лондона случается много странных событий. С приходом девятнадцатого века стало меньше мистических преступлений, дикой мести и суеверий, которые были нормой в средневековье. Люди стали цивилизованнее, и мы перестали слышать о случаях зверской жестокости. Но всегда остаются какие-то отголоски прошлого. Говоря об этом, я имею в виду конкретный случай, который попал в наше с мистером Хьюиттом поле зрения. Это дело заставило нас усомниться, в каком веке мы живем.

Мой дядя, благородный человек, полковник, не имел привычки устраивать большие приемы в своем поместье в Рэзерби. Отчасти потому, что дом был не такой уж и большой, и отчасти потому, что полковник страдал от подагры. Но даже тогда, когда дядя не мог из-за болезни выйти из дома, он был всегда неизменно рад принимать у себя какого-нибудь хорошего друга, который развлекался стрельбой. Территория вокруг дома позволяла без помех упражняться в стрельбе двум или трем гостям.

Мой старый добрый дядюшка обижался на меня, потому что я не баловал его своими визитами. Хотя, когда выдавались мои редкие выходные, я никогда не оставался равнодушным к особому очарованию Рэзерби. Не раз я сидел рядом со старым джентльменом, особенно, когда нога донимала его, развлекая рассказами о прошлых делах Мартина Хьюитта, и не раз мой дядя выражал желание встретиться с ним лично. Он поручил мне при первой же возможности передать ему приглашение посетить Рэзерби. В конце концов, я убедил Хьюитта отдохнуть там две недели вместе со мной – у меня как раз выдался небольшой отпуск. Мы прибыли в Рэзерби в начале сентября. Полковника застали в доме, сидящим в кресле со специально изготовленной подставкой для больной ноги. Мы оказались единственными гостями в поместье, и предвкушали прекрасный отдых. Именно во время этого короткого отпуска и произошел случай, о котором мне хотелось бы вам поведать.

Когда я впервые начал писать о самых интересных расследованиях Хьюитта, то старался вести повествование от третьего лица, так как я сам не был непосредственным участником событий. В данном же случае я оказался невольным свидетелем и о многих деталях, сыгравших немаловажную роль в случившемся, я узнал только впоследствии. Однако для полноты картины, лучше эти обстоятельства привести в самом начале моего повествования.

Семейство Фостеров довольно давно жило в Резерби. Джон Фостер погиб в результате несчастного случая в возрасте около сорока лет. Он оставил после себя жену на двенадцать лет моложе его и троих детей: двух мальчиков и одну девочку, которая была в семье самой младшей. Мальчики росли крепкими и здоровыми. Они были настоящими уличными задирами и не давали себя в обиду. Им были присущи все качества, как положительные, так и отрицательные, естественные для мальчишек, которым с самого начала разрешалось многое. Един­ственное, что отличало их от других, это некоторая мстительность и жестокость в отношении людей, которых они считали врагами.

С деревенскими ребятами братья вели непрекращающуюся войну и однажды попали в серьезную неприятность из-за того, что до смерти напугали сына мясника (который, безусловно, был большим мерзавцем и заслуживал, чтобы его кто-нибудь проучил). Обычно они проводили время в Оксфорде, где учились. На втором курсе их отчислили за какой-то проступок. Никто не знал, за что конкретно их выгнали, но ходили слухи, что они сделали что-то особенно возмутительное.

Итак, это случилось примерно через шестнадцать лет после смерти отца Генри и Роберта Фостеров. Братья невзлюбили мистера Джонаса Снизи – директора небольшого сберегательного банка и хозяина страховых контор. Он навещал Ранворс (дом Фостеров) гораздо чаще, чем братья считали необходимым, и они никак не могли понять причину. Их мать, миссис Фостер, наоборот всячески поощряла визиты банкира. И в итоге открылась истина: вдова решила снова выйти замуж и стать миссис Снизи.

Генри и Роберт Фостеры заявили, что их будущий отчим – охотник за приданым и самый настоящий пройдоха. На этом они не остановились и продолжали делать недвусмысленные намеки о том, насколько «честно» работают страховые компании и как обманывает вкладчиков мистер Снизи. Дом сотрясался от распрей и скандалов. Но, не смотря ни на что, брак все же состоялся.

Первые месяцы совместной жизни можно назвать идеальными – муж являл собой образец добродетели, хотя и был ханжой, а жена была полностью под его влиянием. Но истинная сущность мистера Снизи проявилась, когда он узнал, что его новая супруга не может распоряжаться своим состоянием в полной мере. Покойный супруг позаботился о том, чтобы его вдова не могла ни передать, ни подарить имущество.

Какой бы глупой ни была миссис Снизи, но она была доброй и милосердной женщиной, к тому же глубоко любящей своего нового мужа. Снизи же платил за ее преданность грубыми насмешками. Он, не колеблясь, заявил прямо, что женился на ней ради собственной выгоды и что в результате он считает себя обманутым. Более того, он начал издеваться над женой, как позволяют себе это делать только подлецы, и даже стал поднимать на нее руку. Сначала это держалось в секрете, но как говорится, все тайное, когда то становится явным. Разгар этого открывшегося скандала совпал с крахом сберегательного банка и страховых компаний. Непонятно было только, каким чудом мистер Снизи не оказался в тюрьме.

Там ему было бы самое место, но банкир заранее обезопасил себя, прибегнув к различным ухищрениям. Он подставил под удар своих подчиненных, выйдя сухим из воды. Теперь мистер Снизи стал нищим и жалким пенсионером, живущим на содержании супруги. Банкротство окончательно испортило его характер, свои неудачи и горечь он с еще большей жестокостью стал вымещать на жене. Она и ранее не обладала хорошим здоровьем, а тут и вовсе начала чахнуть от жизни, наполненной слезами и страданиями. Видя плачевное состояние миссис Снизи, старые друзья пытались убедить ее развестись и покончить с издевательствами неблагодарного супруга. Но она никого не хотела слушать и цеплялась за своего мучителя, пытаясь добротой и покорностью добиться его любви. И это ее желание, казалось, только усиливалось по мере того, как слабело ее здоровье.

Как и можно было предположить, Генри и Роберт не могли молча взирать на все это. Они снова и снова пытались пресечь насилие над матерью, и не раз были близки к тому, чтобы убить отчима после очередного случая рукоприкладства. Однажды, Снизи в очередной раз пытался ударить жену в присутствии сыновей. Эти двое накинулись на него, как дикие звери, сбили с ног, выволокли на балкон и пытались сбросить оттуда. Но мать в истерике умоляла их не делать ничего с ее дражайшим супругом.

– Если ты поднимешь руку еще раз на мою мать, – проревел Генри, схватив Снизи за горло и прижав к стене так, что его жирное лицо посинело, – если ты еще хоть раз посмеешь ударить, я отрублю твою руку! Клянусь! Я отрежу ее и загоню тебе в глотку!

– Мы сделаем хуже, – сказал Роберт, бледный и обезумевший от ярости, – мы тебя повесим, повесим на двери! Ты лжец и вор, ты хуже обычного убийцы. Я бы повесил тебя у входной двери!