Следующим показания давал мистер Джеймс Уидлер, хирург. Первая свидетельница вызвала его утром в среду, между семью и восемью часами утра. Он отчитался о положении тела: мертвец лежал лицом вниз на полу, его ноги были в восемнадцати дюймах от ок­на, а голова – у камина. На голове были три ра­ны, одна из которых, вероятно, и стала причиной смерти. По-видимому, все они были нанесены одним и тем же тупым предметом – например, дубинкой или кистенем. Они не могли быть нанесены кочергой. Смерть наступила в результате сотрясения мозга, и когда свидетель впервые увидел покойного, тот был мертв уже семь или восемь часов. Впоследствии сви­детель осмотрел его более тщательно, но так и не нашел никаких следов борьбы; судя по положению ран и их тяжести, он должен был заключить, что на покойного неожиданно напали сзади, и смерть была мгновенной. Судя по состоянию трупа, здоровье покойного было отличным.

Показания дала и полиция. В них говорилось, что заперты были все окна и двери, за исключением парадной двери – она хоть и была закрыта, но не заперта. Ставни на французских окнах гостиной были заперты. Ни в столе, ни в открытых ящиках не нашлось никаких денег; если там что-то и хранилось, то оно было украдено. В карманах не было ничего, за исключением маникюрных ножниц, а на теле не было ни часов, ни кольца. На садовой клумбе остались следы, так что полиция смогла предпринять определенные шаги. Но на садовых дорожках не было никаких следов, так те были покрыты гравием.

Мистер Александр Кэмпбелл, биржевой маклер, заявил, что знал покойного несколько лет и вел его дела. Они с мистером Кингскоутом часто посещали друг друга, и в минувший вторник они ужинали в коттедже «Плющ». Они беседовали почти до полуночи, после чего мистер Кингскоут сам выпустил его, так как слуги уже легли спать. Здесь свидетель возбужденно добавил: «Вот и все, что я знаю об этом ужасном деле, и больше я не могу ничего сказать. Чего добивается полиция, повсюду следуя и шпионя за мной...».

Коронер: Мистер Кэмпбелл, прошу, успо­койтесь. В делах такого рода полиция действует так, как считает нужным. Я уверен, вы бы не захотели, чтобы они упустили какую-нибудь возможность вы­яснить правду.

Свидетель: Конечно. Но если они подозревают меня, то почему не говорят об этом? Это невыносимо – быть…

Коронер: К порядку, к порядку, мистер Кэмпбелл. Вы здесь для дачи показаний.

Тогда свидетель, отвечая на вопросы, показал, что французское окно в гостиной на протяжении всего вечера оставалось открытым, ведь погода была очень теплой. Он не может припомнить, закрыл ли его покойный перед тем, как проводить гостя, но он определенно не закрывал ставни. Уходя, свидетель не видел никого поблизости дома.

Мистер Даглас Кингскоут, архитектор, заявил, что покойный был его братом. Они не виделись несколько месяцев, так как он проживает в другой части страны. Он уверен: его брат был состоятельным человеком, так как за последние год-другой он провернул несколько хороших сделок. Не зная никого, кто мог бы желать брату зла, он не может предположить иного мотива, чем обычное ограбление. Через несколько недель его брат должен был жениться. Отвечая на дальнейшие вопросы по этой теме, свидетель показал, что брак должны были заключить еще год назад, когда покойный приобрел коттедж «Плющ». Но невеста понесла тяжелую утрату, была в трауре и вместе со своей семьей уехала за границу. По мнению свидетеля, она вскоре должна вернуться в Англию.

Уильям Бейтс, приходящий садовник, был взят под стражу. Ему зачитали предупреждение о правах, но он согласился дать показания. Сви­детель, в состоянии возбуждения, признался, что в четыре часа ут­ра он был в саду, но только для ухода за растениями, а об убийстве он ничего не знал. Вместе с тем он признал, что у него не было другой работы кроме той, которую он закончил на­кануне. При дальнейшем допросе сви­детель сделал еще несколь­ко про­тиворечивых заявлений и в конце концов сказал, что при­ходил, чтобы выкопать несколько растений.

Затем дознание было отложено.

Так обстояло дело – в нем не было ничего особенного, хотя мне показалось, что некоторые его аспекты стоят внимания. Я спросил Хьюитта, что он думает.

– Пока что совершенно невозможно составить мнение, старина. Погоди, пока мы не осмотрим место преступления. Есть множество вероятностей. Например, друг Кингскоута, Кэмпбелл, мог и вернуться – кстати, через французское окно. Может быть, Кэмпбелл задолжал ему, а может и нет. Может, все как-то связано с предстоявшей свадьбой, а может и нет. Вероятностям нет предела, и сообщения в газетах – лишь сухая шелуха. При ближайшем рассмотрении мы сможем изучить другие возможности, исходя из более детальной информации. Вполне возможно, что несчастный садовник совсем не виновен. Мне кажется, что он пошел на сравнительно безобидную хитрость, что не такая уж и невидаль для его профессии. В четыре утра он пришел, чтобы выкрасть немного цветов, высаженных им накануне. И когда его стали расспрашивать об этом, он почувствовал себя неловко. Какие у него еще могли быть причины топтаться по клумбам? Интересно, осмотрела ли грядки полиция на предмет выкорчеванных цветов? Они также могли спросить экономку, не пропали ли какие-нибудь растения. Посмотрим.

Мы болтали о том о сем, пока поезд не подошел к Финчли, и среди прочего я упомянул о вандалах, которые разгромили старую квартиру Кингскоута. Это заинтересовало Хьюитта.

– Занятно, очень занятно, – пробормотал он. – Что-нибудь еще было повреждено? Мебель, например?

– Не знаю. Миссис Клейтон ничего об этом не говорила, а я не спрашивал. Дело и без того неприятное. Роспись была по-настоящему хорошей, и я не могу себе представить большей подлости, чем так поглумиться над собственностью приличной женщины.

Затем Хьюитт заговорил о других случаях вандализма, ставшего следствием то ли странного чувства юмора, то ли излишнего озорства. Он привел несколько курьезных и забавных случаев в музеях, ущерб от которых был столь велик, что для обнаружения преступников обращались к нему. Находить виновных было не всегда легко, поскольку у них не было разумного мотива; так что такие расследования не всегда были успешны. Одно из этих дел касалось порчи картины из-за слепой зависти художника-соперника. Дело было замято путем крупного возмещения убытков. Если бы я только мог назвать имена причастных к нему лиц, это сильно удивило бы многих читателей.

Коттедж «Плющ» в Финчли был небольшим домиком, расположенным в небольшом саду, – всего в треть акра, не больше. Парадная дверь была всего в дюжине ярдов от дороги, но хорошо укрыта зарослями деревьев и кустарников. Мистер Даглас Кингскоут еще не вернулся из города, но экономка, почтенная умная женщина, была готова показать нам дом, зная о намерении своего хозяина обратиться к Мартину Хьюитту.

– Первым делом я заметил: кто-то закрыл все ящики и стол, – заявил Хьюитт, когда мы оказались в гостиной. – Это досадно. И, что гораздо хуже, пол вымыли, а ковер убрали. Полагаю, это из-за того, что полиция уже окончила свой осмотр, а мой осмотр от этого отнюдь не выиграет. Осталось ли хоть что-нибудь на том же месте, где оно было во вторник утром?

– Сэр, понимаете ли, все было в таком беспорядке, – начала экономка, – а полиция окончила свою работу…

– Ясно. Вы привели всё в порядок? Ох, уж этот порядок! Он мне часто дорого стоил. Что касается остальных комнат, в них вы тоже навели порядок?

– Конечно, я убрала все комнаты, которые были в беспорядке, сэр.

– В беспорядке? Позвольте осмотреть их. Но погодите минутку.

Хьюитт распахнул французское окно и внимательно осмотрел шпингалеты. Опустившись на колени, он осмотрел пазы, в которые входили задвижки, а затем быстро взглянул на ставни. Он открыл ящик-другой и попытался открыть замки ключами, принесенными экономкой. Она пояснила, что это ключи мистера Кингскоута. Во всех комнатах первого этажа Хьюитт некоторые предметы изучал пристально, а другие осматривал лишь поверхностно – по непонятному мне принципу. Затем он попросил показать ему спальню мистера Кингскоута. Поскольку порядок в ней не был нарушен, то после обнаружения преступления там никто не убирал. Там, по словам экономки, были не заперты все ящики, за исключением двух – одного ящика в шкафу, и второго в туалетном столике. Их мистер Кингскоут всегда держал запертыми. Хьюитт немедленно и без затруднений выдвинул оба ящика. В них находились бумаги и всякая всячина. Содержимое этих ящиков было в хаотичном беспорядке, тогда как в незапертых ящиках вещи лежали очень аккуратно.