Я поднимаю палец.

— Одно интервью. Прайм-тайм. Я могу позвонить…

— Нет.

Он отпрыгивает от меня, всего на несколько дюймов, но я чувствую, как между нами встает стена.

— Хорошо, тогда. Как насчет этого? Дети, с которыми ты сегодня познакомился, те, что пойдут завтра на мероприятие? Выдели им несколько комнат. Ты владеешь отелем в нескольких кварталах отсюда.

Теперь он лежит на спине и смотрит в потолок, а я прислоняюсь к нему.

— С твоей стороны это был бы замечательный жест. Ты бы сделал их год лучше. Я обещаю не сообщать об этом прессе. Хотя будет здорово, если ты появишься. Просто появись, пусть дети почувствуют себя особенными

— Думаешь, это правда пойдет на пользу детям, если их увидят со мной? Моя репутация…

— Ты — не твоя сексуальная жизнь, хотя и проделал хорошую работу, пытаясь убедить всех в этом. Но разве это все, чем ты хочешь быть? Ты чертов миллиардер. Я знаю, что для тебя это не так много значит, потому что ты родился в роскоши, но помнишь Билли и Кенни? Их мама работает в две смены официанткой в «У Дэнни». Их отец в тюрьме. Ты, как никто другой, знаешь, каково это, когда один родитель все время работает, а другого нет.

Он вздрагивает.

— Ты можешь изменить их жизнь к лучшему, если захочешь. Тебе просто нужно повзрослеть, — падаю я на спину, разглагольствуя.

Наступает долгая тишина.

— Я не хочу прилипать к тебе, как банный лист к заднице, — добавляю. — Я хочу, чтобы ты осознал, сколько добра можешь сделать. Не обязательно прерывать свою тусовочную жизнь. Или сексуальную жизнь.

— Ты можешь прилипнуть к моей заднице в любое время.

Я сдаюсь, откатываюсь от него и ставлю будильник на телефоне, а затем выключаю свет.

Тео за моей спиной сдвигается и прижимается ко мне.

Его рука обхватывает меня поверх одеяла.

Тело оживает, я задерживая дыхание. Жду, когда он притянет меня к себе, поцелует и сделает всевозможные непристойности, которые потрясли бы и порнозвезду, не говоря уже о мисс Мейвери.

Но он не делает этого, и я засыпаю.

Я резко просыпаюсь, когда телефон жужжит, как рассерженная пчела.

Я хватаю его и, прищурившись, проверяю. Три часа ночи.

— Тебе обязательно держать эту штуку включенной? — спрашивает Тео. Во сне он перекинул свои ноги через мои, опутывая нас.

Я выключаю телефон, позволяю Тео взять его и отложить в сторону.

Он упирается членом в меня. Молчит, но по его дыханию я понимаю, что он не спит.

— Тео?

— Ммм?

— Почему твоя бабушка до сих пор не хотела с тобой познакомиться? — Это грубый вопрос, но темнота его смягчает.

— Я всегда задавался этим вопросом, — звучит его приглушенный голос позади меня. — Отец говорил мне, что она ненавидела его. Ненавидела за то, что ее дочь сбежала и бросила все, ради чего ее растили.

Значит, она сторонилась собственного внука? Как печально.

— Мой отец работал, чтобы доказать свою состоятельность. Построил империю. А потом он умер. — В тоне Тео слышна горечь.

— Мне жаль. Ты заслужил иметь семью. — Ты заслуживаешь быть любимым.

Он прижимает меня крепче, и я нахожу его руку, глажу его запястье. Он сжимает мои пальцы, а затем скользит вниз.

— Что ты делаешь? — Он касается моего живота, прорывается через мешковатую футболку, а затем проскальзывает под штаны. Я задерживаю дыхание, когда он гладит пальцами мое горячее, пульсирующее лоно.

— Тео…

— Шшш, — бормочет он. — Тебе это нужно.

Мне это нужно, слышу я его невысказанную мысль. Переход от сложных эмоций к беспорядочному сексу. История жизни Тео.

В данный момент мне все равно. Его пальцы гладят легчайшим прикосновение. Спираль возбуждения затягивается. Я хнычу, и он проникает глубже, успокаивая боль, даже если она становится еще сильнее.

Это плохая идея.

— Нет, не плохая, — говорит он, и я понимаю, что произнесла это вслух. — Расслабься. Позволь мне позаботиться о тебе.

Я расслабляюсь, кроме бедер, которые качаются вперед-назад от его прикосновений. Он находит указательным пальцем место рядом с клитором и поглаживает его до тех пор, пока я не начинаю беспокойно двигаться. Удовольствие нарастает во мне, угрожая захватить меня. Это слишком сильно. Я хочу отстраниться. Тео закидывает ногу на мою, захватывая, удерживая неподвижной, чтобы мой оргазм мог меня настигнуть.

Моя кульминация расцветает медленно, распространяясь по мне и заглушая мой разум. Тео продолжает легкие, трепетные прикосновения, пока мои внутренние мышцы не сжимаются и не спазмируют, умоляя о большем.

Я вздыхаю и еще больше погружаюсь в его тело. Бог в постели.

— Спасибо, — шепчу я, и он целует меня в шею

— Спи.

Я так и делаю, задаваясь вопросом, смогу ли удержать член Тео вне прессы и моих штанов.

Детские Олимпийские игры проходят на стадионе в центре города. Мы выезжаем из особняка в восемь утра в колонне «Эскалейдов». Тео решил ехать со мной. Все это время я хмуро смотрю на свой телефон, прокручивая ленту новостей, но чувствую, что Тео наблюдает.

Компромат на Пеппер Спайс, который Мина нашла вчера, сделал свое дело, отвлекая внимание от Тео. Благодаря его сдержанному заявлению (подготовленному мной) и позитивной фотосессии в скейт-парке, он выглядит в новостях гораздо лучше. Люди готовы простить богатого, красивого парня и его сексуальные подвиги гораздо быстрее, чем любого другого.

Сексизм, но это правда.

— Мы на месте, — объявляет Эванс, когда мы подъезжаем к стадиону.

— Никакой прессы, — говорит Тео, когда мы выходим, и я киваю.

Он принимает бесплатную футболку волонтера, а у меня руки чешутся схватить телефон, сделать снимок и отправить его моему другу из «Хороших новостей, Америка».

Вместо этого тоже беру футболку и погружаюсь в работу.

День пролетает незаметно. В какой-то момент Эванс подзывает меня, чтобы сказать, что газета «Уолл Стрит Джорнал» хочет написать статью об отце Тео и компании «Кенсингтон» и им нужно интервью с Тео.

— Скажи им, что мы готовимся к аудиенции у королевы и что к пятнице у нас будет кое-что для них.

Я могу только надеяться, что к тому времени Тео возьмет на себя обязательства. По крайней мере, сегодня он, кажется, веселится. Дети, стекающиеся к нему, его нисколько не беспокоят. Многие родители тоже здесь и просят сфотографироваться. Видимо, мастерства Тео на скейтборде достаточно, чтобы сделать его популярным среди детей, а его статуса скандального общественного деятеля — наравне с Кардашьян — достаточно, чтобы сделать его небольшой знаменитостью среди взрослых.

А Тео? Он просто общается с детьми и наслаждается собой. Мышцы напрягаются, когда он поднимает руку, чтобы сделать бросок. Татуировки выглядывают из-под волонтерской футболки. Сексуальная улыбка привлекает мам в штанах для йоги, как мух на мед. А у этих женщин штаны для йоги в обтяжку.

— Я думала, ты не будешь делать фотографии, — ворчу я ему за обедом.

— Я сказал, никакой прессы. Мне все равно, если дети хотят сфотографироваться. — Он предлагает мне бутылку с водой. Я качаю головой, и он закрывает ее. — А что, ты ревнуешь?

— Нет.

Он обхватывает меня рукой. Я толкаюсь, пытаясь освободиться, но он слишком силен. Его мужской запах омывает меня — сексуальный одеколон, смешанный с запахом попкорна, который продают на стадионе. Тео пахнет как подросток на первом свидании.

Щеки пылают, вспоминая, как он держал меня всю ночь. А потом довел меня до оргазма.

— Эй, — обращается он к своим новым десятилетним приятелям. — Сфотографируешь нас?

— Тео…

— Улыбнись, — приказывает он, и я улыбаюсь.

За детьми из Бронкса заезжает лимузин, чтобы отвезти их в отель. Все они широко улыбаются, их переполняет волнение. Мистер Уайт пожимает руку Тео и еще раз его благодарит.