— Чтобы получить луноцвет, нужно доказать, что достоин им владеть, — усмешка на губах Риэрна отчего-то вышла не едкой, как бывало всегда, а тоскливой. Что-то в лице его изменилось, всего на миг, но Марту обдало волной непроглядного одиночества, будто враз накрывшего чернотой все вокруг.

— Кому доказать? — взвилась селянка. — Тебе что ли?

— Мне, — отчего-то тихо, на выдохе, подтвердил маг и, привычно не спрашивая, поймал ее запястье. Через секунду оба уже стояли у дверей столовой.

— Пойди поешь. Нужно восстановить силы, едва стоишь на ногах. Вечером позволю снова кормить твоего питомца, раз так жаждешь умереть во имя спасения других.

— Хозяин? — Риэрн обернулся, кивнув вошедшему, взмахом руки велел уйти. Знавший мага с рождения, Аэрн давно понимал такие вещи и без слов. Вздохнув, тихонько прикрыл за собой дверь, какое-то время стоял, глядя на исчерченную резьбой поверхность. О чем думал? О поведении ли мага? Может, о том, что пустота замка теперь казалась еще ощутимее, будто все вокруг напоминало, как скудно они живут, застывшие во времени, словно личинка в капле янтаря. Риэрн тому наглядный пример. Иногда казалось, что в холодном, пустом взгляде взрослого мужчины, сквозит испуганный мальчишка десяти лет, впервые познавший вкус смерти. Аэрн помнил тот день, как вчерашний. Разве такое забывается? Вздохнув еще горше, старик отошел от дверей хозяйского кабинета, опустив плечи, ссутулившись, медленно поплелся в сторону кухни. Был ли еще у них шанс? Был ли шанс у того мальчика?

Риэрн ощущал чужое присутствие, почти так же печально глядя на двери со своей стороны. В его голове крутились схожие мысли. Наблюдая за Мартой, он вспоминал, какой оранжерея была раньше, когда мать и отец еще хозяйничали в замке. Помнил, что в “мамином раю”, как шутливо называл это место отец, всегда стояло лето. Ни морозы за стеклом, ни ветра, не нарушали покоя живших здесь растений, самых разных, выведенных матерью. Бывшая хозяйка любила их, будто молчаливые сорняки в самом деле имели душу, могли чувствовать и слышали ласковые ее речи. Самое удивительное, они, вправду слышали. Даже для выросшего в мире волшебства и магии Ри, это казалось странным, необъяснимым и по-настоящему волшебным.

То, что лес подчинялся воле отца мальчика никогда не удивляло, но вот любовь каждой травинки в маленькой теплице к маме вызывало недоумение. Риэрн знал, что лес слушается отца, потому что у мага сила. Выстроенный на магическом источнике замок, жил и подчинялся тому, чья душа связана с ним ритуалом. Из поколения в поколение хранителями разлома были мужчины их семьи. Много веков, со времен, когда земля в этом месте треснула, выплюнув на округу страшных зверей — порождение бездны. Сплетенные из магии, никем не сдерживаемые, они ринулись разорять ближние села, выпивая и иссушая людей. Император отправил лучших магов Совета разобраться с этой аномалией. Большая часть из них погибла, сражаясь с чудовищами, а те, что достигли разлома, выяснили: источник нельзя закрыть, только подчинить. Прапрапрадед Риэрна возглавлявший отряд, принял решение связать свою душу с бездной, чтобы получить контроль над ее порождениями и опасная для мира сила не попала в дурные руки. С тех пор каждый рожденный мальчик впервые же сутки проходил ритуал слияния. Отец опускал наследника в колодец, выстроенный над разломом и навсегда связывал душу ребенка с этим местом. Лес принимал нового хозяина и подчинялся ему по праву крови. Но мать… в ней не было силы. Магии тоже не было, а растения ласкались к худым ее рукам игривыми котятами. Сегодня так ласкался к рукам Марты умиравший до ее появления луноцвет, а селянка что-то шептала ему ласково, один в один, как когда-то делала мама.

Риэрн до сих пор ощущал тоску, сдавившую грудь, помнил, как горечь затопила все внутри. Почему-то странная эта девчонка была добра ко всем: к старику-хранителю, к цветку. И только на него смотрела с ненавистью и холодным презрением, будто он самолично виноват во всех ее бедах. Самое смешное, что ничего плохого он ей не сделал. Впустил в сердце замка, позволив коснуться самого ценного, что здесь росло, выделил комнату, велел замку присматривать, чтобы не влезла куда не надо и не убилась ненароком. В чем, спрашивается, винил его колкий, злой взгляд зеленых глаз? Стоило сморгнуть, как лицо ее тут же вырисовывалось из темноты, напряженное, осуждающе, разочарованное.

Чудовище… Так она сказала накануне? Все верно. Убийца, затворник, пустивший в себя слишком много тьмы. Иногда казалось, что вобравший всю тьму разом. Куда больше, чем стоило и можно выдержать смертному. Жалел ли он? Нет. Ему нужна была сила, достаточная, чтобы убить и он, совсем еще ребенок, не готовый к такому количеству тьмы в душе, тянул ее из разлома, будучи в своем праве, посвященным наследником Хранителя. Если бы понадобилось, он бы и сейчас сделал так же, даже зная, как дорого придется всю жизнь платить за это решение.

Риэрн прошел к столу, коленом отодвинул стул, устало опустившись на него, налил себе вина. Первый контракт на поставку всего необходимого для жизни в замке заключил тот самый прадед — Аэрн Латру. Пока строили замок, дед с женой жили в ближайшей деревне. Уехать новый хозяин бездны, как его прозвали селяне, не мог. Стоило связи ослабнуть и подавленные его волей существа вновь поднимали головы, наполняя лес диким, холодящим душу воем. Как только замок вырос над лесом, Аэрн с женой и едва окончившим академию сыном переехал в самое сердце темного леса, покидая его пределы только когда кому-то из сельчан нужна помощь мага. В уплату за такую жертву селяне обслуживали замок, поставляя семье мага продовольствие и необходимые в быту мелочи. Портальные шкафы располагались в подсобках мясника, пекаря, кожевника и остальных ремесленников. Стоило опустить в шкаф посылку, та сразу же переправлялась в подвалы замка. Прямо как это вино. Столько веков прошло, а селяне все так же исполняли долг, хоть Риэрн ни разу не вышел к ним с тех пор, как стал хозяином этих земель и хранителем бездны.

Усмехнувшись, маг сделал большой глоток. Его опять знобило и алкоголь не помогал согреть черное нутро. Налив еще бокал, маг покачал перед глазами бордово-масляной жидкостью. Новую порцию доставили позавчера. Как бы не была сильна людская ненависть, а страх перед силой и чернотой первородной магии все равно сильнее. Они не посмеют нарушить установленного порядка, потому что тогда порождения тьмы выйдут из леса. Это сейчас Риэрн держит их при себе, но может ведь спустить с поводка в любой момент. Люди этого вполне заслуживали, надо сказать.

— Можно? — Риэрн вздрогнул, открыв глаза, потер затекшую шею, огляделся, осознав, со смешком, что уснул на собственном столе. Вино, которым он пытался согреться, пятном растеклось по столу, местами впитавшись в раскрытую на эпохе первого разлома книгу. Листы побагровели и набухли, как свежая, отмеченная воспалением рана.

Переведя взгляд на дверь, Риэрн скользнул по женской фигурке, смущенно мявшейся в дверях. Странная девочка. То кидается на него цепным псом, то пугливо опускает глаза в пол. Раздвоение личности у нее что ли?

Недовольный, что селянка застала его спящим вот так, прямо за столом, с опрокинутым бокалом вина (подметила, совершенно точно подметила и это), он поморщился, но войти позволил.

— Говори, — отрывисто бросил маг, не дожидаясь, когда Марта дойдет до стола.

— Уже стемнело, вы… ты говорил, что я могу пойти в оранжерею еще раз. Вечером. Скоро ночь, — теперь она будто не могла решить выкать ему или фамильярничать. С момента первого знакомства уже пробовала и так, и эдак, все еще не решив, что больше по вкусу. Ее “ты” казалось не менее холодным, чем пустое, безжизненно-официальное “вы”, так что сам Риэрн не ощущал совершенно никакой разницы. Это всего лишь буквенное облачение отношения. Если от смены звуков отношение не меняется, то какая разница?

Удивившись словам вошедшей, маг обернулся, бросив взгляд на окно за спиной. Сколько же он спал, что уже стемнело? Только что же водил дурочку эту самоотверенную отдавать свою жизнь ради призрачной надежды на чужое спасение. Наивная, глупая селянка!