— Ну а как же это ваше "любимую не отдают"?

— А-а-а-а! — я едва сдерживался, чтобы не заржать в голос. — Ты не понимаешь, это другое!

— Точно — белорус! — захихихикала она. — А насчет того что мне с кем-то там ещё лучше будет, чем с тобой... Стабильнее, спокойнее, обеспеченнее — возможно. Но не так любопытно — это точно!

— Так вот на чем держаться наши отношения? На любопытстве? Вот что привело твоих поморских предков в устье холодного Мурмана? Вот что поперло тебя в баню к совершенно незнакомому мужчине? Вот зачем ты завела двоих детей? Любопытство? О небеса, с кем я связал свою молодую жизнь! — воздел руки горе я.

— И-и-и-и-и, держи руль, пачвара! — пискнула Тася.

Нахваталась словечек, северянка! Теперь и "белорусскости" меня учит... О женщины, имя вам — коварство!

— А у тебя в Афгане... Ну, там были какие-то женщины? — прищурилась она.

— Были! — кивнул я, просто кожей чувствуя ее убийственный взгляд. — Жил какое-то время в квартире с двумя довольно привлекательными русистками.

— Ну, ну... — кажется, правая рука ее уже нашарила монтировку под сидением. — И что?

— Что-что... Я жил в квартире, а они тоже там жили, но с одним бравым разведчиком... Кажется, он — разведчик, но это не точно.

— В каком смысле — они с ним жили? Втроем? — глаза ее округлились, а на щечках снова появился румянец. — Это как?

Как же мне нравится это доброе и наивное в целом время и эта смущенная девушка!

— Это очень бравый разведчик, поверь мне... Может, еще познакомитесь.

— Ох, чувствую, ты там в своей "Комсомолке" далеко не все понаписывал...

— И десятой доли нет, — довольно ухмыльнулся я.

В общем, дорога пролетела незаметно.

Пели птички, слетали на землю первые желтые листочки с груш и яблонь, а два новоиспеченных жителя провинциальной столицы (в Союзе бывают и такие) стояли кверху пятыми точками и копошились в земле, доставая оттуда главное достояние земли белорусской — бульбу!

— Э-э-э-э, курва! — сказал я, наткнувшись вместо картофельного клубня на личинку майского жука. — Какая гадость!

Пожалуй, страшнее этих тварей были только личинки медведки!

— Что там? — Тася оторвалась от своего рядка.

— Это так, я с природой общаюсь... Я вот что понять не могу — почему так поздно копаем-то?

— Пантелевна сказала — паводок сильный был, огород — низко, сажали — поздно.

— А! Паводок — да... — всё-таки далёк я был от тонкостей аграрного цикла, чтобы чувствовать себя внутри него просто и естественно.

Вроде и у земли с детства — и я, и Белозор — и прополка-поливка-уборка мимо меня не проходили, а вот такой простой вещи не осознаю. Дети занимались чем-то в доме у Пантелевны — наверное, играли с котятками, которых подбросили сердобольной старушке в палисадник несердобольные люди. Сама бабуля вышла на крыльцо и с хозяйским видом поглядывала на мешки с урожаем, которые стояли тут же, у стены хаты.

Я с кряхтеньем разогнулся, поднял кош с вожделенными клубнями и направился в ее сторону. Занимаясь копкой картошки главное — помнить о драниках! Иначе можно впасть в депрессию. Рост позволял заглянуть за забор, и я заметил еще одну старушенцию — ее звали Кондратьевна, какая-то белозоровская дальняя то ли родственница, то ли свояченица. А по терминологии Аськи она проходила как "подлюга" Пантелевны.

Скрипнув калиткой "подлюга" сунула свой нос во двор и провозгласила, решительно шагая по дорожке к заветным мешкам с картошкой:

— Прыйшла паглядзець, якая ў вас тут бульба. Гаўно ваша бульба, гэтак сама, як и мая! Здрасьце!*

Я хрюкнул и отвернулся, Тася, кажется, носом зарылась в борозду, чтобы никто не видел, как она там хихикает.

*перевод по просьбам трудящихся: "пришла поглядеть, какая у вас тут бульба. говно ваша бульба, точно так же, как и моя. здрасте!"

На драники к нам заехал Волков. Каким чудом этот хищник от деревообработки узнал о том, что я в Дубровице — то мне неведомо. Но он совершенно невероятным образом обаял Пантелевну, рассыпался в комплиментах Таисии, и, дирижируя вилкой с наколотым на ней золотистым куском картофельного лакомства, принялся комментировать эскизы мебели:

— Таисия Александровна, так и знайте — если в Раубичах вас обидят, жду у себя на заводе! Мне нужен художник-оформитель! Так, а это что... Из массива? Мгм... Хороший пластик — это, конечно, вопрос, это надо договариваться, да!. Минимализм? Мне нравится! Так! Я вот вообще-то за другим ехал, а вы мне тут столько всего вывалили... Белозор, признавайся, тебя уже звали в Выгоновское или эта миссия мне выпала?

— Меня? — удивился я. — Пока никто не звал. Но я сюда сорвался, к Пантелевне... Может в корпункт звонили...

— Валентин Васильевич обычно машину присылает... — Волков ухватил своими крепкими желтыми зубами драник и проглотил его, кажется, не жуя.

Сазонкин! Так что — приглашал сам Машеров? Ну да, там в заказнике Выгонощанском у него вроде охотничий домик строился...

— Послушайте Василий Николаевич, я не считаю себя вправе...

— Да бросьте вы. Я точно слышал — он, — Волков воздел палец к потолку, — Сам сказал, что нужно пригласить Белозора. Ты "Комсомолку" когда последний раз читал?

— Э-э-э-э-э... — я даже растерялся.

Парадокс, согласно которому журналисты очень редко читают ту газету, в которой публикуются, существовал и в этом времени. И если с "Маяком" дело обстояло попроще — в Дубровице просто не было других газет, то работая в "Комсомольской правде" я действительно уделял очень мало внимания этому изданию...

— Там же с партизаном этим, бородатым, на цельную страницу статья! — сказала Пантелевна. — Ты ж ее и писал, Германушка! И не страшно тебе было с таким басмачом рядом?

Ох-ре-неть! Это что — вышло интервью с Масудом?

Бабуля сходиа в другую комнату и вернулась с газетой:

— Вот, я выписала, хотя и не комсомолка давно! Как ты туда працаваць устроился, Германушка, так и выписала! Гляди! Басмач, конечно, страшэнный, но розум есть, точно!

На довольно крупной фотографии, которую сделал я в горном оазисе далекого теперь Панджшера, сидел на плетеном стуле Ахмад-шах и по-своему, по-особому щурился: с газетной полосы — прямо в душу. Заголовок был броским, кричащим: "МИР ДЛЯ АФГАНИСТАНА: ИНИЦИАТИВА МАСУДА" Дела-а-а!

— Эскизы я забираю прямо сейчас, и Белозора вашего — тоже, но потом. Да! — Волков встал из-за стола. — До Ивацевич путь неблизкий, выезжаем в пять утра. Заеду за тобой сам, "козлика" своего оставишь... Всё, спасибо за угощение, мне пора, надо еще на завод заехать, и ребятам ваши идеи завезти, да!

Он быстрыми шагами пересек комнату и, взмахнув рукой, вышел за дверь. Подошвы его ботинок гулко простучали по дорожке, клямкнула калитка...

— Стласьный дядя! — сказала Ася, выглядывая из-за печки. — Он сьто — волк?

Вот уж воистину — устами младенца...

Девчонок мы оставили ночевать у Пантелевны, а сами пошли ко мне, держась за ручки — как в детском садике.

— Слушай, Тась... Я не буду получать квартиру в Минске, ладно? Иначе с этой хатой придется расстаться, я так понимаю... А жалко! — силуэт белозоровского дома рельефно выделялся на фоне ночного лунного неба.

— Почему — придется расстаться? — удивилась Тася.

— Ну, типа мелкобуржуазно: дом в Дубровице, квартира в Минске, дача в Узборье... Это вообще — законно?

— Да? Не знаю... Есть же наверное какие-то документы, нормы на этот счёт... Но ты как хочешь. Нам и моей двушки на Зеленом Лугу хватит, правда! Тем более, действительно — дача... — она повела плечиком, обозначая сомнение.

Очень у нее это изящно получилось, и я не удержался, притянул девушку к себе:

— Таисия Александровна, а баньку-то я затопил два часа назад...

— Это на что это вы намекаете, Герман Викторович?