Они везут Джун внутрь, и я следую за ней так быстро, как только могу. Но как только мы приходим в смотровую, они закрывают двери перед моим носом. На этот раз я не сражаюсь с медсестрами и врачами. Я просто хочу, чтобы Джун стало как можно лучше.

Ожидание чертовски мучительно, и мои мысли витают повсюду, пока главный врач, наконец, не выходит из палаты, снимая перчатки.

— Что? — Выкрикиваю я. — С ней все будет в порядке, не так ли? С ней все будет в порядке?

— С ней все будет в порядке, — бормочет доктор, избегая встречаться со мной взглядом. Следует неловкая пауза.

— Что вы мне не договариваете? — Рычу я.

Он стонет, проводя пальцами по волосам.

— Мы делаем все, что в наших силах, но… мы не уверены, что сможем спасти ребенка.

— Что с ребенком? — Мои глаза расширяются. Мои зрачки расширяются. Я в гребаном шоке, потому что это не может быть гребаной реальностью. — У неё будет ребёнок?

— Ты что, не знал? — Док смотрит на меня с жалостью, и я хочу стереть это выражение с его лица. Однако я сдерживаю себя, руки сжимаются в кулаки, а ногти больно впиваются в ладони. — Она беременна.

Я молча киваю. Я не могу придумать, что сказать, но мое сердце, блядь, кровью наливается, боясь потерять то, о чем я и не подозревал. Наконец, я задаю самый главный вопрос.

— Когда я могу ее увидеть?

— Через несколько часов, — отвечает док. — Мы поставили ей капельницу, и она все еще без сознания. У нее было сильное обезвоживание. Какое-то время ей нужно будет соблюдать постельный режим. — Он долго смотрит на меня, прежде чем наклониться ближе. — Я должен спросить. Что случилось? Женщина в ее состоянии не должна подвергаться такому воздействию. Мы все еще не знаем, сможем ли спасти ребенка.

— Неосторожность, — бормочу я. Я не собираюсь сдавать Паркера. Девиз моего отца до сих пор звучит у меня в ушах, напоминая мне, что семья должна быть на первом месте. — Она была заперта в семейном склепе почти на целый день из-за… неосторожности.

Глаза дока впились в мои. Я могу сказать, что он мне не верит, что он борется с собой, пытаясь решить, должен ли он усомниться в моих словах вслух или нет. Наконец, он просто кивает.

— Это то, что мы тогда скажем полиции. Но мистер Миллер… Если там есть кто-то, кто представляет опасность для твоей сводной сестры, было бы разумнее сообщить нам об этом сейчас.

— Никого нет, ничего такого, — отвечаю я, слишком быстро. Его недоверчивый взгляд говорит о многом, и я знаю, что он на это не купился. Но он не продолжает, просто кивает мне и исчезает обратно в смотровую.

Следующие несколько часов ожидания были мучительными. Я спрашиваю каждого человека, который выходит из комнаты, о новостях, но они мало что мне говорят, кроме того, что я должен подождать, пока они не смогут предоставить мне больше информации. Наконец появляется еще один врач, и я подбегаю к ней, заставляя ее поднять руки, чтобы предупредить меня.

— И твоя сестра, и ребенок в стабильном состоянии, — твердо говорит она мне, и тяжесть, давившая мне на грудь, спадает, заставляя меня улыбнуться. — Она проснулась и спрашивает о тебе, так что я позволю тебе увидеть ее сейчас. Ты можешь пойти со мной.

Я следую за доктором в палату. Джун выглядит чертовски крошечной на огромной больничной койке, под всеми этими капельницами и я, надеюсь, ей становится лучше. Я бросаюсь к ней, сжимаю руку, и шепчу ее имя. Джун выглядит усталой, но ее глаза загораются, как только она видит меня.

— Ты здесь, — слабо шепчет она.

— Конечно, здесь. Как ты себя чувствуешь?

— Я… в порядке. — Она прочищает горло, бросая взгляд на доктора. Мы не можем свободно разговаривать, пока здесь есть другие люди, и я пристально смотрю на женщину, пока она со вздохом не оставляет нас наедине. — Что случилось, Кейд?

— Хммм… — Я проглатываю комок в горле. Часть меня, все еще не хочет этого признавать, если я скажу это вслух, это будет правдой. — Паркер запер тебя там по ошибке.

— Это не было ошибкой, — утверждает Джун. — Это было сделано нарочно.

— Джун, пожалуйста. — Мы смотрим друг на друга, и мое сердце колотится, пока я подбираю правильные слова. — Я знаю, что ты, должно быть, ненавидишь его прямо сейчас, но он… у него не все хорошо получается. Мы должны защитить его. Помнишь слова отца? Он бы хотел, чтобы мы прикрывали спину Паркера.

Губы Джун сжимаются в тонкую линию. Я могу сказать, что ей это совсем не нравится, но я должен настаивать, хотя бы ради моего отца, уважать его память. И как бы мне ни хотелось убить своего брата за то, что он сделал, я не могу не уважать желания моего отца.

— Неужели он ушел? — Шепчет Джун, и я киваю, сжимая руки в кулаки.

— Я заставил его уйти. Я не думаю, что он когда-нибудь снова побеспокоит нас.

— Хорошо. — Она выглядит такой довольной, когда откидывается на подушку, вздыхая с облегчением. — Я никогда не хочу видеть его снова, Кейд. Никогда.

— Я тоже, — шепчу я.

Это правда, и хотя я думал, что мой брат никогда не сможет полностью оттолкнуть меня, теперь я понимаю, что он зашел слишком далеко. Тьма, которая течет по его венам, взяла верх, и ему нужно время, чтобы подумать. Тем не менее, часть меня, отчаянно нуждается в возвращении Паркера. Я не полноценен без своей второй половины, и потеря его причиняет мне боль.

Но сейчас не время беспокоиться о близнеце. Вместо этого я беру Джун за руку, гадая, знает ли она о ребенке. Она ни разу не спросила об этом, что наводит меня на мысль, что она не знает, о беременности. Наконец я заговариваю:

— Джун, есть кое-что еще. То, что мне сказали врачи.

Ее брови в беспокойстве хмурятся, и она приподнимается на больничной койке.

— В чем дело?

— Ну… — Я не знаю, как сообщить эту новость. Я не силен в деликатных вопросах, поэтому просто выпаливаю это. — Врачи сказали мне, что ты беременна.

— Что? — Ее потрясенное выражение лица говорит мне, что она никак не могла знать об этом. — О боже мой.

— Я просто… я должен спросить, — продолжаю я. — Ребёнок мой?

Она смотрит на меня глазами, полными ярости, и выдёргивает свою руку из моей.

— Как ты можешь спрашивать меня об этом, Кейд?

— Ну, ты сказала мне, что спала с моим братом, — шиплю я, сама мысль об этом выводит меня из себя. — Откуда мне, по-твоему, знать?

— Это была ложь, — шепчет Джун. — Глупая ложь, чтобы заставить тебя ревновать.

— Так… — Я тяжело сглатываю. — Мой?

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Конечно, он твой.

Мне блядь становится чертовски трудно сдерживать ухмылку, и Джун начинает смеяться надо мной. Я присоединяюсь к ней. Это первая хорошая новость, которую я получил за последние гребаные месяцы.

— Я собираюсь стать отцом? — Спрашиваю я дальше, недоверчиво качая головой. — Ты, блядь, серьезно?

— Возможно, нам придется следить за твоим ртом. — Джун хихикает. — Ребенок всё слышит… Знаешь, я не хочу, чтобы его первым словом было "блядь".

— Этого не случится. — Я громко смеюсь. — Это будет Июньская бабочка. Я позабочусь об этом.

Мы смотрим друг другу в глаза. На мгновение мне почти удается забыть о беспорядке, в который нас втянул Паркер. На мгновение все становится нормальным, и мы просто обычная пара, которая узнала, что ждет своего первенца. Это может быть всего лишь мгновение, но я знаю, что это обещание счастья на всю жизнь.

2 недели спустя

Время пребывания Джун в больнице длится от нескольких дней до двух полных недель. Они настаивают на том, чтобы держать ее там до полного выздоровления, и, наконец, через две недели после инцидента с гробницей она получает справку о состоянии здоровья, и нам разрешается уехать.

Я мудро использовал время, пока ее не было. Я потратил каждую минуту своего времени, когда не был с Джун в больнице, на то, чтобы подготовить сюрприз, который ждет ее, когда мы вернемся в наш семейный дом. Несмотря на то, что я истратил все свои сбережения, то немногое, что у меня было, мне так не терпится показать ей, и я продолжаю ухмыляться на обратном пути, как дурак.