Это не было попыткой его успокоить. Скорее, наоборот.

– Уйди, Майя, – попросил ее Петер, делая характерный жест рукой в сторону.

Ничего не говоря, Саймон сбросил цепочку, аккуратно отодвигая хозяйку квартиры и с пугающей грацией хищника выскользнул в подъезд. Майя успела увидеть почти пустую бутылку виски в его руке, прежде чем он закрыл за собой дверь.

Она включила воображение, прислонившись к стене и даже не пытаясь выйти следом. Интуиция подсказывала: Хеллстрем примет на грудь остатки вискаря – для начала. Представив движения его кадыка, фрекен Нордин почувствовала себя крайне неуютно, чувствуя все ту же острую, припадочную нежность, граничащую с болезненным желанием принадлежать ему. Из состояния томной неги ее вывел резкий звук бьющегося стекла, когда пустая бутылка в уверенной руке Саймона превратилась в опасный цветок. Наверняка соседи тоже услышали, но никто из них не вышел на лестничную клетку. Старички и старушки – это вчерашние бунтари, выродившиеся до вуайеристов, привычно подглядывающих в дверные глазки, жадных до чужой жизни и ее пошлых подробностей.

Черт с ним, осколки она потом уберет.

Майя знала Петера достаточно хорошо, чтобы понимать: инстинкт самосохранения возьмет верх – и он сбежит по лестнице вниз раньше, чем Саймон расчертит его бутылочной «розочкой». Вопрос лишь в том, что сильнее врежется в податливый пластилин его памяти: татуированная рука с угрожающим осколком или изрядных размеров болт – не чета его собственному. При мысли о том, что болт этот наверняка эрегирован, девушка закусила губу, рефлекторно натягивая футболку на колени.

Хеллстрем вернулся после недолгой возни. Вернулся победителем, несмотря на сбитые костяшки пальцев на правой руке и отчетливое прихрамывание: на светлом полу оставался смазанный кровавый след. Хрупкий, но опасный стеклянный цветок и вправду был при нем.

Его член действительно стоял, а взгляд был совершенно диким. Сейчас Грешник выглядел довольно опасным, но Майя молча обняла его за пояс.

– Скажи мне то, что я хочу услышать. И быстро, – отозвался Саймон.

– Психопатина ты конченый, вот что. Но ты охуенный, Симме… – она сказала только то, что думала в этот момент. Подумав немного, она подняла голову и лизнула его колючую щеку – медленно, с оттяжкой, ничуть не думая о том, что прямо сейчас он может легко расписать весь ее левый бок кровавым узором.

Видя улыбку, криво задравшую уголок его губ кверху, она поняла, что ей повезло в очередной раз угадать его настроение. Свободной рукой Хеллстрем легонько сжал ее ягодицу, притягивая Майю ближе, упираясь в ее живот дулом своего внушительного орудия.

– Цени.

– Пойдем в ванную. Я займусь твоей ногой…

Ничего не ответив, он аккуратно положил свое импровизированное оружие на маленький столик у двери, на котором Майя обычно держала неоплаченные счета. Выдохнув, она позволила ему на себя опереться, надеясь, что если осколок и попал в его стопу, то не прошел слишком глубоко. Немного зная Саймона Хеллстрема, она не хотела бы заниматься сексом в воде, окрашенной кровью, даже если она будет его собственной.

Но до этого дело и не дошло: он молча смотрел сверху, как она промывает узкий просвет пореза хлоргексидином, потом – как заклеивает его рану пластырем. Закончив возню, Майя выпрямилась, не вставая с колен, прижимаясь щекой к его горячему животу и проходя прохладными ладонями по твердой задней поверхности его длинных ног.

– Чего ты хочешь, Симме? – она понимала, что колкое, словно газировка, напряжение уже покинуло его сознание, но не тело. – Просто скажи – я сделаю.

– Спасибо. Согрей мне постель, Майя…

В его спокойном голосе не было и тени рвения, с которым его член тыкался между ее грудей. Подняв голову, Майя посмотрела на Саймона, стараясь не выглядеть слишком разочарованной. Она почти хотела отсосать ему здесь, в своей собственной маленькой ванной, упираясь коленями в облезлый коврик. Она была готова облизывать его всего – от кончиков его по-детски коротких пальцев на ногах до темных бровей, испытывая что-то среднее между сильным желанием и легким благоговением.

Очень даже хотела.

– Может быть… – но Хеллстрем просто приложил палец к ее губам, склоняя голову набок и ухмыляясь.

– Я кому сказал уебывать в спальню? Встала и ушла. Я сам…

Ей не хотелось подглядывать там, у двери, когда двое парней, в разной степени бывшие ее собственными, собирались подраться. Но сейчас… Сейчас фрекен Нордин была готова подсматривать, чувствуя себя нашкодившей школьницей, прекрасно понимающей, что остаться ей никто не позволит. Уже забираясь под одеяло, она не могла отвязаться от яркой картинки: присевший на край ванны передергивающий Саймон, расписывающий вязкими плевками спермы светлые изразцы настенной кафельной плитки…

Майя ничего не сказала, когда он вернулся. Сейчас, когда чувствовать тяжесть внизу живота было совсем естественно, она отчетливо ощущала еще и тяжелый комок обиды, подступающей к горлу. Но как только герр Хеллстрем устроился рядом, чуть подминая ее под себя, вклиниваясь бедром между ее бедер, она выдохнула, закрывая глаза.

Под таким одеялом и полдень казался полночью.

Он разбудил ее ближе к вечеру, когда солнечный свет уже оседал золотистой пыльцой на неясных очертаниях знакомой комнаты. Мягко толкнув Майю в щеку носом, Саймон на мгновение вжался губами в уголок ее рта. Разломив надвое муторный сон, девушка посмотрела на него из-под тяжелых век, сухо сглатывая.

– Что… – начала было она, прихватывая его рукой за затылок, но Хеллстрем сбросил захват, улыбаясь. Что-то в его взгляде насторожило ее: улыбка не отражалась в глазах, и темное чувство тревоги прогнало остатки ее сонливости. – Что, Симме?

Он был полностью одет, включая куртку. Майя не видела, но могла себе представить даже его белые носки, один из которых немного испачкан сукровицей от недавнего пореза.

– Закрой за мной дверь, ладно? Мне пора.

Он прекрасно знал, что дверь этой маленькой квартирки захлопывается. Английский замок, который можно легко открыть заколкой – долго ли, умеючи? Саймон мог уйти тихо, как вор, но он захотел попрощаться. От этого было сладко.

И больно.

Невысказанное твердыми пальцами давило на ее хрупкое горло, но Майя улыбалась в ответ. Лихорадочно соображая, как много она не успела. Сказать, сделать и ощутить…

Она понимала, что вопросы и возражения бесполезны. Майя Нордин чувствовала, как он уходит – так же отчетливо, как и недавнее прикосновение его губ.

Ей было жаль. Но она послушно села, а потом и встала, чтобы пройтись с ним до двери.

Ее персональная зеленая миля.

Он не обернулся, стоя на пороге.

– Я позвоню, – сказал он. Майя закусила губу, чтобы не выдать себя даже неосторожным вздохом.

Она никогда не давала ему своего номера, чтобы он мог позвонить.