Андропов болезненно поморщился, глянул на меня, и промолчал, поглаживая пострадавший бок.

— Развал государства приведет к катастрофе. Ты с Косыгиным хочешь отсоединить азиатские республики и Прибалтику, сделать страну капиталистической и дружить с Западом, продавая ему ресурсы. Да только у Запада друзей нет. Есть метрополии — США и Англия, их вассалы и колонии. А мы всегда будем восприниматься врагами в глазах англосаксов. Потому что в нас видят потенциальную опасность. Ты вроде умный, стихи пишешь, интеллектуалом считаешься, а на деле дурак дураком. Потому что не понимаешь, к чему приведут твои идиотские реформы. Во-первых, чтобы внедрить рыночную экономику, вам, уродам, придется уничтожить плановую. Во-вторых, конвертация рубля и привязка его к международной валюте — доллару, вместе с уничтожением производства и ликвидацией государственной монополии на торговлю, одновременно с рыночным отпуском цен, вызовут сумасшедшую гиперинфляцию. Огромное количество заводов, фабрик, НИИ, комбинатов и других предприятий обанкротятся или перестанут платить зарплаты сотрудникам, что в принципе, почти одно и то же. Миллионы людей в один момент останутся без работы, лишатся своих сбережений. Начнутся войны и вооруженные конфликты в бывших республиках. Итог — сотни тысяч смертей, нищета, бедность, коррупция и миллионы разрушенных судеб…

Андропов шумно вдохнул воздух, не сводя с меня расширенных изумленных глаз.

— А… откуда вы это можете знать? — жалко проблеял он и продолжил, повысив тон и сорвавшись на фальцет: — Да, кто ты, черт возьми, такой?

Я злорадно усмехнулся, всматриваясь в лицо предателя. В моих глазах горела такая всепоглощающая ненависть, что он отвёл взгляд, судорожно сглотнул и побелел. Руки у Юрия Владимировича снова заходили ходуном, выдавая эмоции хозяина.

Очередное озарение пришло неожиданно, вспышкой, затопив сознание картинками из жизни сидящего рядом со мной мгновенно постаревшего и обреченно опустившего плечи человека.

— Так я тебе и сказал, гнида, — каждое слово я выплевывал прямо в безвольно осунувшееся лицо председателя КГБ. — Я вообще много чего о тебе знаю, гражданин Флекенштейн-Либерман. О твоем настоящем отце — ювелире, обрюхатившем молодую Женечку — твою маму, и сделавшего её своей приемной дочерью, чтобы поселить её у себя. И о твоих разговорах с Отто Куусиненом тоже, когда в ваших башках, зародились идеи будущих реформ, и о «Ленинградском деле», когда ты подставил своего недавнего покровителя и начальника — Куприянова, и о том, как ты менял фамилии и биографии, а потом всю жизнь трясся, опасаясь разоблачения.

Андропов шумно и с хрипом дышал, приоткрыв рот и с нескрываемым страхом глядя на меня.

— Может, ему таблетку какую-то подыскать? — поинтересовался невозмутимый старшина, подпирающий мощными плечами председателя КГБ с другой стороны. — А то загнётся ещё?

— Не нужно, — отмахнулся я. — Сдохнет, туда ему и дорога. Мир чище станет. Но эта гнида выдержит, ещё некоторое время поживет.

— Леша, прекращай дискуссии, — гаркнул капитан, напряженно рассматривающий в бинокль дорогу. — Не до этого сейчас. Нас впереди ждут, это уже точно. Приготовьте оружие.

Старшина подхватил «калашников», поставленный между коленями. Я взвел курок и передернул ствол «ТТ», посылая патрон в патронник.

Сергей Иванович схватил рацию:

— «Беркут», «Ястреб», впереди засада. Перегородили дорогу машинами, комитетчики и погранцы с автоматами. Протаранить и проскочить не получится. Думаю, стрелять они сразу не будут, побоятся зацепить пленных. План немного меняется. Огонь открываете, но демонстративно даете очереди поверх голов. Затем останавливаемся и попробуем провести переговоры, потянуть время. Но в любой момент будьте готовы стрелять на поражение. Нам надо продержаться до подлета вертушек или подхода «Дельфина». Поэтому, как только машины станут, выпрыгиваете и рассредотачиваетесь вокруг, занимая позиции, но огонь пока не открываете. Как слышно? Прием.

— Я — «Беркут». Слышно отлично. Принял к исполнению.

— «Ястреб» на связи». Всё услышал. Действую по этому варианту.

— Остановитесь, сложите оружие, отпустите заложников, вы окружены, — загремел голос сзади. Я оглянулся и заметил на крыше приближающегося зеленого «РАФа» рупор.

— Сейчас, только ботинки переобую, — проворчал капитан и крикнул в рацию. — Всем пернатым, действуем по моей команде.

Рация сразу же отозвалась разными голосами:

— «Беркут» понял.

— «Ястреб» принял.

— Вы со старшиной, — капитан повернулся к нам. — Будьте наготове.

— Пленный, — Сергей Иванович указал глазами на ещё бледного Андропова, — целиком на вас. Не допустить его освобождения любой ценой. В крайнем случае — ликвидировать. Приказ понятен?

— Так точно, — выпрямил спину старшина. — Сделаю.

— Обещаю, Сергей Иванович. Он не уйдёт, — зловеще пообещал я. — Если что, пулю в башку сразу всажу, рука не дрогнет.

Юрия Владимировича передернуло.

— Во время переговоров сидите в машине. Если начнётся стрельба, уходите в лес. Будет проблемно уйти, повторюсь, валите урода нафиг без сантиментов.

— Михаил, присматривай за Алексеем. Он не должен пострадать.

Спецназовец невозмутимо кивнул.

— Сдавайтесь! — после короткой паузы, снова загремело сзади. — Вам не уйти, сопротивление бесполезно. Остановитесь, бросайте оружие и поднимайте руки.

Капитан, игнорируя вопли, глянул вперед.

На трассе уже четко различались перегородившие дорогу «волги», пара грузовиков сзади них, и снующие фигурки комитетчиков и пограничников с автоматами.

Сергей Иванович снова подхватил рацию и коротко бросил:

— Работаем.

Машины резко сбавили ход. Спереди и сзади загрохотали очереди, фигурки впереди, засуетились, резво запрыгивая под защиту автомобилей, а капитан оглушительно заорал в открытое окно из мегафона:

— Это была предупредительная стрельба. Наше подразделение не хочет проливать вашу кровь и действует по приказу высшего руководства армии и страны. Попытка помешать выполнению задачи по поимке и доставке предателя, поставленная партией и генеральным секретарем товарищем Брежневым, приведет вас под трибунал. Предлагаю переговоры.

— С кем? Ты, кто такой, мать твою? — загремел рупор сзади. — Представься.

— Капитан ГРУ Сосновский, ординарец начальника ГРУ, генерала армии Ивашутина. Действую по его прямому приказу, подтверждённому министром обороны Устиновым, согласно указанию генерального секретаря КПСС товарища Брежнева, — крикнул майор. — С кем говорю я?

— Заместитель начальника группы «А», капитан Вольнов, — прогремело в ответ. — Как предлагаешь провести переговоры?

— Очень просто. Встречаемся посередине, между твоими и моими машинами. Без оружия и сопровождающих. Никто из твоих и моих не стреляет, пока не закончатся переговоры, и мы не вернёмся к машинам.

— Принимается, — прилетело в ответ. — И бумаги с собой свои захвати. Не стрелять, я выхожу.

Капитан вручил старшине автомат и пистолет, шепнул: — Делайте, всё как я говорил, будьте готовы к любому развитию событий.

Сергей Иванович достал из бардачка тонкую пачку бумажек, я только заметил мелькнувшую печать и размашистую подпись наискось «П. Ивашутин». Подчеркнуто неторопливо вылез наружу.

Хлопнула дверь, отсекая нас от внешнего мира, но старшина аккуратно надавил на ручку замка, приоткрывая заднюю.

— Мало ли что, — пояснил он на мой немой вопрос. — Иногда секунды решают. Если начнётся бой, быстрее выберемся.

— Годится, — согласился я, прижав пистолет к боку предателя и придерживая его за воротник пальто.

Наши бойцы повыпрыгивали из машин, распластываясь на земле, занимая позиции возле автомобилей и на обочине. Пушка на башне БМД, спаренная с пулеметом, грозно уставилась на фигурки пограничников и комитетчиков, спрятавшихся за машинами. Танкист, высунувшийся из люка, деловито навел на скопление автомобилей противотанковый ракетный комплекс «Малютка». Противники тоже не дремали. Волги и грузовики ощетинились дулами автоматов и пистолетов. Из зеленого РАФа и грузовика сзади тоже повыпрыгивали бойцы с «калашниковыми», «стечкиными», даже парочка ПК присутствовала. «Альфовцы» были в полной боевой экипировке: толстых бронежилетах и разгрузках, поверх армейских курток, необычных касках и ботинках на высоких рифленых подошвах. За несколько секунд они заняли боевые позиции: за открытой бронированной дверью «РАФа», улегшись на шоссе, рассредоточившись у деревьев, кустов рядом.