И впервые за все это время, глаза встретили взгляд княжны. У меня он наверняка был такой же замутненный, если даже не хуже. Такая она явно ничего заметить не сможет. Благородный пурпур ее зрачков сильно сейчас утерял и во властности и в стервозности. Это был просто взгляд, полный странных чувств. Стоп, что, она же не?

Но все мысли вымывались слишком быстро, чтобы они закончились или к чему то привели. А княжна же, явно пододвигаясь к финалу, резко все закончила, разорвав и поцелуй и перехватив своими руками мои.

Она смотрела на меня, лежащего на полу. Такая хрупкая по сравнению со мной девушка, но такая сильная. Она сейчас казалась настолько одинокой, что с меня сошла вся похоть, оставив после себя лишь жалость. Я резко рванул девушку на себя, заключая в объятья. Нет, я не проникся внезапно к ней чувствами, просто младшему нужно время, чтобы уйти обратно.

Альдона не попыталась мне воспротивиться, наоборот даже расслабившись в замке из моих рук. И начала шептать, явно не надеясь ни на ответ, ни на поддержку.

— Быть императрицей — очень одиноко, Мира. Старшие дворяне хотят окончательно оторвать у меня власть, либо подложив под меня своего отпрыска, либо же окончательно закрепив странное подобие республики.

Черт, я похоже случайно подписался на серию передачи «богатые тоже плачут». Уж тем кто родился с золотой ложкой во рту я точно сочувствовать не буду. Окончательно убившая этим все настроение княжна невероятно способствовала убиранию моего «экскалибура» обратно в ножны, так что в чем-то ее жалобы даже были полезны.

— Младшие же считают что я обязана уравнять их права со старшим дворянством и даже выдвигают мне ультиматумы! Купечество желает чтобы я выгнала всех взашей и на освободившиеся места посадила их. Глубинный Народ же, под влиянием проникающей в нас пропаганды, спит и видит, как убивает всех, кто выше него.

Она говорила все тише, ей явно было нелегко. Она твердила это настолько усталым голосом смирившейся со своей судьбой ведьмы на средневековом костре, что мне начало становиться ее жаль.

— И всем им я не нужна. Всем я стою как кость в горле. Передо мной кланяются, передо мной выслуживаются, но мне до сих пор с трудом удается сдержать удивление, когда я просыпаюсь утром. Видимо, слишком в чьем-то роду надеются на императорскую кровь…

Она замолчала на пару мгновений а потом взглянула мне прямо в глаза и уже более спокойным, без малейшего налета слабости голосом произнесла.

— И тебе я это говорю только потому что ты у меня на крючке. Ты человек Марии и одновременно мой. Все знают с кем я тогда танцевала. Я знаю, кто меня на самом деле спасла. И ты прекрасно знаешь, что стоит мне сильно постараться, как я вскрою о тебе абсолютно все. Но связь с семьей, активно практикующей языческие ритуалы и жертвоприношения…

— Для той кого хотят убить всей страной ты на удивление сохраняешь полноту власти на публике. Да и не только. Вряд ли ты бы в таком случае раскопала на меня компромат.

Резко перебил я ее, когда она решила напомнить, что далеко не та безобидная девушка, которой так старается казаться. А ведь она почти меня подловила! Черт, неужели грустный девичий голос и лежащая на груди его обладательница это достаточно, чтобы растопить мое сердце даже после ее предъяв мне?

— Вот именно компроматом я и заставляю на себя работать. Пусть меня и могут убить или насильно выдать за сынка влиятельного старика, но это не значит что мне нужно сложить лапки и сдаться, перестав дергаться.

— И я это слышу потому что…

— Верно, я хочу чтобы ты на меня работала, «Мира Опавская». Тебе понравилась вербовка? — Сказала она, впервые за это время вновь улыбнувшись.

— Слабовато, знаешь. Не было кульминации, после которой я бы вся была твоя. — Отшутился я от такого прямого вопроса. Не хочу я ни на кого работать! Тем более на императрицу, что так ярко расписала свое бедственное положение.

— Это всегда легко исправить, знаешь ли. — Сверкнули в тени ее пурпурные глаза слабым блеском. — Но я приходила чисто чтобы затащить тебя ко мне в кабинет, по недоразумению зовущейся комнатой общежития, где мы бы поговорили более по теме. А из-за тебя, чертова ты упрямица, пришлось импровизировать.

— И не стыдно своим телом привлекать себе сторонников?

— Ты первая, с которой это вышло — Сказала она глядя мне в глаза максимально честным взглядом.

— Можешь уж не врать настолько нагло, а? — уставшим голосом высказал я свой протест по поводу ее лжи.

— Нет, правда. Меня готовили не в качестве императрицы а в качестве его второй жены. Так что на расположенном в императорском дворце устройстве для симуляции я познавала постельный опыт в слишком даже большом количестве.

Черт, я на секунду забыл с кем имею дело. С дворянством!

— Постой, а кто тогда твой отец, если не предыдущий император?

— Его брат, разумеется, Константин Блатенский — Ответила она несколько удивленно а потом резко сменила пластинку, почти став второй Марией. — Мира, ты вообще-то обязана знать как своих предков до седьмого колена, так и для текущего императора. Я не потерплю столь вопиющего отсутствия образования у своей работницы!

— Погоди, но ведь я не согласилась!

— А нужно ли мне твое согласие? Во первых, это просьба княжны. А моя просьба это приказ. Во-вторых, ты настолько хочешь чтобы сорок документов, разрешающих Якову жертвоприношение с человеческими жертвами оказались в открытом доступе для всех дворян? Твоя жизнь точно будет разрушена, как и жизнь Марии. Нужно ли оно тебе? От этого отмыться будет просто невозможно. Только личность сменить…

На последнем утверждении мне только и оставалось выдавить из себя грустную усмешку. Чертов Яков и чертова имперская бюрократия! В кого ты был таким правильным, почему нельзя было проворачивать свою срань с призывом бога из-под полы?

Оставалось только склонить перед Альдоной голову. Несмотря на то, как я с ней сражался под кроватью, победила сегодня она. Но это было то поражение, которое им даже не особо ощущалось. Ведь если развернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов, то получается я настолько нужен императрице, что она буквально легла под меня, лишь бы покрепче привязать. Эти мысли довольно сильно согревали раненое сердце.

И пора было уже из-под постели вылезти. Черт, ночнушка так свалялась, что ее в пору отдавать Дарье на проглажку — на мне одна огромная вмятина из сотен похожих!

— Ну что же, Мира, наслаждайся выходными. Надеюсь, ты потратишь их на учебу. Мне слабые союзницы не нужны, учти это!

И упорхала. Ее тон явно стал мягче, но слова даже не думали становиться менее раздражающими. Только и оставалось что грохнуться обратно на кровать. Вот теперь мне точно никто не помешает нормально поспать!

— Давай, покажи ей! Как следует врежь ей от имени всех девушек! Вперед, Келино! — кричал рой женских голосов в сторону моей соперницы — главной заводилы той троицы, у которой я забрал Дарью. Огромную же они себе группу поддержки нагнали, правда однополую. Как-то даже обидно, насколько же я нелюбим местными девушками.

Обернувшись же назад, чуть не скривил лицо, но все же смог улыбнуться и помахать рукой уже своей толпе, от чего в меня понеслись одобрительные свистки и слова поддержки по типу таких:

— Мира, мы тебя любим! Даже не думай проигрывать, покажи этой наглой дворянке ее место!

Что характерно, в моем случае у меня не был чисто мужской монолит, который пришел посмотреть на то, как две девушки собираются бить друг другу морды. Буду честным, я бы тоже на такое просто так сходил. Однако и с моей стороны было прилично девушек, пытавшихся своими тоненькими голосками перекричать единый мужской бас, что у них совершенно не выходило.

— Мира Опавская, Келино Лютоборовна, вы точно не отказываетесь от дуэли? Может ли кто-то из вас пойти на уступки? — Пробормотал чисто для проформы мужичок, вышедший к нам на ринг. Очевидно, что никто из нас этого не сделает.