FATAL ERROR теперь и звуковым оповещением. Сигнал звучал отовсюду снова и снова.

– Что ты сделала? – Я встала у нее за спиной и смотрела на ее затылок, ожидая, когда она повернется и посмотрит мне в глаза.

Санни прекратила бить по клавишам и на какое-то время замерла, все так же спиной ко мне. По коду на экране я не смогла понять, получается у нее или нет, хотя те фрагменты, которые я успела увидеть, вызывали у меня не очень хорошее предчувствие.

– Еще ничего, подожди, – нервно бросила она. – Подожди, подожди.

А я не могла ждать здесь, в помещении полном трупов, с этим жужжанием в голове. Мне просто хотелось, чтобы все закончилось, – все равно, как. Правое плечо разрывалось от боли, в комбинезоне стало невыносимо жарко.

– Скоро все кончится, мы свободны, мы свободны, – продолжала повторять я в уме.

На мониторе всплывали все новые окна.

– Нет, нет, нет, нет! – взвыла Санни, судорожно печатая что-то на сенсорной панели. – Вообще ничего не понимаю. Как это…

– Что? Защита не поддается?

Она молча что-то печатала минуты две, потом убрала руки и замерла перед монитором. Экран стал черным, затем на нем всплыло одно единственное окошко с двумя словами – опциями для выбора: «отменить» и «уничтожить». Санни быстро нажала «уничтожить». Окошко исчезло. Экран погас.

– Это все? Все получилось? – спросила я.

FATAL ERROR

Санни засунула в рот палец и стиснула его зубами так, что я услышала хруст хряща.

– Не работает, – сказала она.

– Что именно не работает? Программа паленая, да?

– С программой все в порядке. Проблема в нас.

– Скажи нормально, я не понимаю, о чем ты.

Она повернулась ко мне, в глазах у нее были злость и растерянность.

– Нас не удалить из Облака, потому что нас в нем нет. Наших с тобой данных там нет.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы загнать подальше шок. Как нас могло не быть в хранилище? Данные всего Города находятся там, мы сами брали оттуда досье всех, кто был нужен нам для заданий, и все они там были, все. Давно выученный тезис о том, что все хранится там, рассыпался не мгновенно, как от удара кувалдой, а падал по одному кирпичику вниз, в пропасть. Нас там нет. Тогда где же мы? Потому что после моей смертельной дозы XX2 год назад я точно знала, что я хранилась где-то, после всей этой боли и бесконечности в белых стенах штрафного виртуала я точно знала, что они откуда-то достали мой измученный разум и вернули в мое тело.

– Нас там нет, – повторила Санни.

FATAL ERROR

– Тогда где мы?

– А мне откуда знать? – выкрикнула она, выкручивая себе пальцы.

Вагончик со всеми нашими планами стремительно прокатился мимо, и я помахала ему рукой. Не будет никакого побега от реальности, никакой свободы, никакого выбора. Я подняла правую руку вверх и картинно взмахнула ей. И тогда мне в голову пришла одна очень логичная мысль.

– Если нас там нет, кого ты стерла? – спросила я.

– В смысле?

– Ты нажала «уничтожить», я видела. Ты стерла только себя, да? Ты мне врешь. Мы там есть, но ты стерла только себя.

На лице у нее отразилось недоумение, но, возможно, она просто хорошо его изобразила. Мысль о предательстве заполнила всю голову, я уже не верила ни единому ее слову.

– Невозможно стереть данные, которых нет. Не стирала я себя!

Ее винтовка лежала у входа, и я отошла на пару шагов левее и заблокировала доступ к ней.

– Кого тогда?

– Я… я просто разозлилась, понимаешь? Все обломалось, а мне надо было хоть что-то сделать, вот и все. – Ее голос выдавал панику. А вот мне, наоборот, стало спокойнее.

– Кого ты уничтожила? – Я сжала винтовку обеими руками и направила на нее. Санни развернулась в кресле и сидела, прикованная к нему, в двух метрах от меня. – Говори.

Каждые пять секунд мне приходилось сглатывала слюну. Сердце колотилось уже в сосудах шеи.

– Я уничтожила их. – Она повернула голову в сторону кабинета с телами.

Я стояла совсем рядом с дверью, разделяющей кабинет и инженерную, и в тот момент кровь оттуда дотекла до моего ботинка.

– Если у нас ничего не будет, но почему у них должно быть? Это несправедливо, разве нет? – Санни все сильнее вжималась в кресло. Дешевая позолота стекала по ее лицу.

Ком застрял у меня в горле, и я уже не могла глотать слюну.

– Какая тебе разница? Какое тебе до них дело? Не глупи. Нам пора уходить, давай просто уйдем отсюда, пожалуйста!

Она еще ни разу не говорила мне «пожалуйста». Вот как люди меняются, когда превращаются в мишень. Я бы не удивилась, если бы она заплакала и начала пускать сопли. Руки начинали неметь, но я все еще крепко держала оружие и целилась в нее.

– Я не стирала себя, не стирала, – повторяла она.

Я снова включила музыку, чтобы не слышать ее. Песня «Under My Skin» группы Blue System заглушила сообщение о тотальной ошибке. Ногами я ощутила, как пол под нами начал вибрировать: видимо, в здании началось активное движение. Было понятно, что нам отсюда уже не выбраться, но меня заботило не это.

– Говоришь, что не стерла себя. Проверим.

Она закричала, но начался припев, и я не слышала ее криков. Я нажала на курок, и три пули пробили ее голову насквозь. Кровь брызнула на кресло, мониторы и клавиши. От вида ее изуродованного лица у меня началось подобие судороги. Свет в инженерной выключился, и какое-то время я просто стояла в темноте. Казалось, что выхода нет, но внезапно прямо передо мной, между двумя рядами системных блоков, красным светом зажглась табличка «Exit». Я прижала дуло к подбородку и нажала на курок.

Стены, вот что больше всего выводило меня из себя. Яркий свет ламп на потолке был на втором месте. Четыре стены, и я прошла вдоль каждой из них уже двести восемьдесят два раза. Мне не сложно считать, потому что больше делать нечего. Я нажала на эту несчастную кнопку уже восемьдесят раз, но меня не выпустили. Их обещания не стоят и гроша, зря я вообще надеялась. Я остановилась, прислонила руки к стене, опустила голову и сделала два глубоких вдоха, потом подняла взгляд к лампам, которые вновь ослепили мои непривыкшие к такому свету глаза, и перевела его к камере, висевшей в углу.

– Горите в аду, – беззвучно произнесла я, но они умеют читать по губам и все поймут.

Я совершенно не чувствовала своего тела. Кроме глаз, как ни странно. Да, я двигалась и управляла им, как управляешь аватаром в игре, но никаких реальных ощущений мне это не давало: конечности были ватными, и я будто ходила не босиком, а в огромных пенопластовых носках. И я даже не могла разбить голову об одну из стен, не могла продавить их кулаками, хоть и пыталась. Я била по ним всем телом, била ногами, разгонялась и врезалась в обивку, но не чувствовала силы удара, а стена вовсе не замечала моего присутствия. В результате я снова и снова падала на пол и смеялась, как сумасшедшая, или плакала, или корчила рожи – но все мысленно, потому что управлять мимикой я тоже не могла.

Я давно потеряла счет времени. Заключив мой разум во вре́менную ограниченную реальность, меня не снабдили наручными часами, и даже не подумали повесить электронные на стену. Само собой, экран мне тоже не включили. Никаких развлечений. Возможно, я уже несколько недель окружена четырьмя белыми стенами, потолком и полом, по которому я ползала, как змея. Я кричала в камеру как минимум восемь часов, по моим собственным приблизительным подсчетам, тупо и с равномерными промежутками стучала лбом о стену еще двенадцать, била коленом в угол еще три. Спать было невозможно, иначе это скоротало бы время, которое я должна провести в раздумьях о своей ужасной ошибке. Что ж, если я еще не сошла с ума, то сойду в ближайшее время. Потом мне вколют сыворотку, и рассудок ко мне вернется, хотя я не особенно буду ждать его обратно. Думаю, что уже начинаю терять нить. Почему я разговариваю с вами? Кто вы? Вас не существует, а я все продолжаю свой нудный монолог.