Но когда начальство развлекает нас даром, устраивая подобные концертные сеансы в довольно тесных залах и с плохой музыкой, мы должны «объединяться». Иногда это даже происходит, только если много выпьешь. Пить нам пока разрешают, и я предпочитаю не знать, что они подливают в напитки. Но когда от алкоголя летит крыша (как это выяснилось, когда я давным-давно выпила несколько рюмок виски), все становится заметно сложнее.

Санни отодвинулась от столика, и я увидела бокал с «Синей зарей»: свет со сцены выхватил его из темноты и показал мне – на дне еще восемь-девять миллилитров. Если это правда «Синяя заря». В цвете напитка было что-то необычное. А что, если… Нет, пустое.

Она включила свой экран и начала что-то листать: вероятно, фото людей, которых она за этот год довела до безумия. Все знают, что у нее давно поехала крыша на радикальных методах снятия стресса, некоторые даже были у нее дома и играли в фирменные садистские игры. Но она никогда не звонила и не приглашала меня. Слышала от Симона, что Жульол даже лежал в больнице на замене сожженной кожи. Что у него под костюмом, мне не хочется видеть, так что проверить не могу.

Мимо кто-то прошел, и по звону ботинок я сразу поняла, что это Ярон: можно даже голову не поднимать. Он был похож на умытого и причесанного солиста группы «Kiss» – чересчур стереотипный рокер во всем черном и кожаном, обвешанный железными цепочками, с изрядно помятой сигаретой. Да уж, punk not dead, или как там они говорят. Все это смотрелось совершенно дико в атмосфере люксового клуба, но его не беспокоил внешний вид, как в принципе и все остальное. Ярон прошел вглубь зала и сел за столик у противоположной стены.

Хотелось встать, демонстративно повалить стол и стулья, но я продолжала неподвижно сидеть. Потом я положила руки на стол, опустила на них голову и закрыла глаза. Хочудомойхочудомойхочудомой.

Сколько я так просидела? Недостаточно, потому что заведенный таймер дал бы мне знать о конце пытки. Я открыла глаза, подняла голову и поняла, что в зале, кроме меня, никого нет. Элвис плясал, как малое дитя – без ритма и смысла. Это значит, что уже можно уходить? Если таймер не сработал и я просидела здесь два часа, мне обеспечен вьетнамский флешбек на несколько недель вперед.

Мое внимание привлек столик, за которым до этого сидели Санни и Жульол. Сейчас он пустовал, и на белой скатерти стоял стакан с коктейлем, на дне которого остались те самые восемь-девять миллилитров. Во рту мгновенно стало сухо, сердце заколотилось так, будто я бегу за поездом, надеясь запрыгнуть в последний вагон.

Я быстро прошла мимо столика, взяла в левую руку стакан и направилась к уборным. Из зала слышались визги Элвиса, но это уже меня совершенно не касалось. Я резким движением открыла кабинку, вошла, дверь автоматически закрылась изнутри.

– Свет.

Свет выключился, и только голубой индикатор остался гореть, частично освещая эту тесную коробку. Я повесила сумку на крючок, опустила крышку унитаза и села, держа стакан двумя руками. На дне переливалась синяя жидкость. Я запрокинула голову, сделала глубокий вдох и влила ее в рот. Я была права, это не «Синяя заря». Вернее, была ею, пока туда не опустили шипучую таблетку с ХХ4.

Голова слегка закружилась, и я не смогла с первой попытки снять сумку с крючка. Нельзя было медлить. Нужно было убираться отсюда, пока никто не пронюхал, что я нарушаю личные предписания.

– Свет.

Свет включился. Я бросила стакан в мусорорасщепитель и уже собиралась выйти, когда услышала что-то похожее на всхлипы. Прямо здесь, в паре метров от меня. Одна из кабинок была приоткрыта: такое ощущение, что сейчас из нее выпрыгнет какая-нибудь гадость, как в дешевом скримере.

Я протянула руку, чтобы открыть дверь, держась при этом на расстоянии. То, что я увидела, когда она с легким скрипом распахнулась, несильно меня удивило. Санни лежала на полу в неестественной позе: будто ее упаковали в коробку, а потом вытащили и положили на кафель, а она застыла в прежней форме. Туфли аккуратно стояли возле перегородки, частично забрызганные кровью, которая стекала у нее по подбородку пузырящейся струйкой. Открытая сумка поманила меня возможностью схватить что-то, что могло мне пригодиться – ведь скоро ее заберут вместе с хозяйкой. Я снова, как в первый раз, удивилась остроте своего зрения в этих линзах. Из сумки я достала две помады, зеркало, маленький флакон с духами и кассету с избранными хитами The Killers. Слушать я ее, конечно, не собиралась, но вдруг Юлиану захочется – включит в наушниках. Санни начала хрипеть. Похоже, все подходило к концу, ну, на какое-то время. Ее смерть, как и ее жизнь, меня не волновали. Так же как ее не волновали моя жизнь и смерть.

Все будет по обычной схеме:

ее обнаружат;

за ней приедет машина;

ее положат в мешок и увезут в Коррекцию:

проведут все надлежащие процедуры, пока тело снова не придет в рабочее состояние (в данном случае будет не слишком сложно);

возьмут последнюю копию ее разума из облачного хранилища и загрузят обратно;

ее хлопнут по щеке, оповестив о том, что ей нужно будет самостоятельно выплатить всю стоимость врачебных манипуляций;

начальство по распоряжению сверху выпишет ей штраф за смерть, а так как здесь мы, очевидно, имеем дело с самоубийством, штраф будет удвоен;

она вернется к работе.

Как и всем, у кого подписан трудовой договор, умирать раньше времени ей запрещено. Вот такой memento mori.

Мне не было интересно, что у нее сегодня не сложилось, на мою реальность это никак не влияло. Я запихнула выбранные вещи в свою сумку и удалилась.

В коридоре верхний свет не горел, и освещение ограничивалось лентой с разноцветными лампочками. Я услышала издалека голос Жульола, который нервно что-то у кого-то спрашивал, и это значило, что мне надо ускориться. Я посмотрела на часы: тридцать восемь положенных мне минут истекали через четыре, три, два, один.

Я вышла на улицу, в безветренную и сухую ночь, и в первую секунду она напугала меня, но потом я вспомнила, что давно привыкла. Возле входа, прислонившись к стене, курил Ярон. Его куртка с железными цепочками и абсолютно безразличный вид не добавили мне радости. Взорвись все это здание к чертям, ему все равно будет наплевать.

– Слышал, ты участвуешь в Программе, – сказал он, бросая сигарету на асфальт.

– Не верь всему, что слышишь, – ответила я, даже не повернувшись в его сторону.

Я зашагала к стоянке такси, но потом остановилась на минуту, чтобы успеть подышать тишиной, пока сирены не оккупировали все акустическое измерение.

– У тебя походка, как у модели.

Я сделала усилие, чтобы не обернуться.

– Ты псих.

Подул ветер ―тусклые, хриплые порывы― но, конечно же, это была всего лишь вентиляция. Жуки вновь поползли по венам, я поежилась и сжала ручку сумки максимально сильно. Внутри будто включился таймер. Тик-так-тик-так. Не оборачиваясь, я поплотнее захлопнула дверь своей капсулы и залезла в машину, вырезая себя из этой сцены, пока это еще было возможно.

Вдоль шоссе на проводах были развешаны гирлянды с красными огнями, и их исчезновение обозначило то, что я выехала из развлекательной зоны и двигалась к спальным районам.

Никогда не прошу остановить прямо возле дома. Знаю одно местечко, где такси может спокойно припарковаться, в шаговой доступности от здания, в котором я живу, но не совсем рядом. Такси, конечно, не ахти, но на типичную тачку жителя моего района не похоже, поэтому может вызвать подозрения у особо озабоченных граждан. На автомобилях, которые я заказываю, нет опознавательных знаков развоза, они выглядят как обычные авто, только без водителя, но благодаря тонированным стеклам это не заметно. Обычными дешевыми сервисами я не пользуюсь, потому что из-за роста не могу нормально разместиться на крохотном заднем сидении. Сама я не вожу, никогда не водила. Попробовала однажды, и это закончилось плохо, а потом у меня развилась амаксофобия, которая распространялась даже на «Need for speed» и на корабли в «Космических рейнджерах». А учитывая то, что в день я съедаю в среднем от шестнадцати до тридцати шести таблеток, сесть за руль для меня не лучшее решение.