– Палицей по темечку?
– Грядут тяжкие времена, брат Рыдва, Альгимантас мой Рамуальдас. Поляки имеют волчий аппетит на матушку. У нас ныне, сам знаешь, какое разорение непонятно по чьей воле, скорей, бесовской. Как разума господь лишил этих всех князей. У каждого гонора! Бояре с жиру, жадности бесятся, облик державный теряют. Вот он, враг, которого не победить ни саблей, ни пикой. Дурь отеческая, непрошибаемая. Толстопузая, грязная свиная туша. Не сдвинуть! Разве такой повинна быть Русь? Каждый норовит от казны кусок повесомей отхватить. Каждый царём себя мнит. Дикая неуправляемая стая всеядных вылюдьёв. Господи, помилуй!
– Какой тогда смысл нашей работы? Для кого животы и души надрывать?
– Какой смысл жизни вообще? Я лично под разными поляками, англосаксами, прочими там шведами не был и быть не собираюсь. Жир свинячий с бояр согнать намерен. Матушку нашу лишь красавицей писаной зрю. С непокорной гордой статью, синеглазую, единственную. Для сего ни сил, ни ума не пожалею, ни живота. А ты?
– У меня одна доля. На коня и в бой. Надо будет – зажравшихся бояр и князей этих наших, умом тронутых, в капусту пошинкую. Заодно поляков. И турок, если полезут. Как ты говоришь, и разных прочих шведов.
– Нами досконально и постоянно просчитывается ближайшее, лет на пятьдесят, когда и на целые сто, будущее. Волхвов привлекаем. А как же. Среди них есть, брат, весьма интересные экземпляры. Был один, что в деревне за погоду отвечал. Представляешь? Надобен, к примеру, дождь для урожая, уходит от людей подальше, волхвует, пока и вправду небо не потечёт. А когда колосья силу набрали, жатва подоспела, пожалте вам, вёдро.
– Слыхал. Мне ещё про такого рассказывали, будто самому батюшке Иоану Грозному точную кончину предсказал. Чем сильно разгневал государя. Волхва того на кол посадили. Так, на всякий случай.
– Однако, удивил. Молодец. Не зря тебя приметили молодцы мои.
– Знаешь, княже, а я сам волхв. Много вижу такого, что после сбывается. Порой чувствую, когда стоит в драку ввязываться, а когда лучше в сторону отойти. Знаю, откуда стрела прилетит али где тебя саблей полоснёт. Думаю, волхвов слушать надобно. Крепкие ведуны. В будущее заглядывают за просто так.
– К тому же в один голос вещают, что оно, будущее, за Россией. И ныне, и присно, и во веки веков. Учёная братия тоже старается. Им только волю дай. Исторические, говорят, процессы имеют закономерности, как в любой другой науке. Развитие общества происходит в рамках определённых канонов. Даже явление господарей, вождей, королей, воевод, всяких державных сущностей вполне предсказуемо. Важно иметь правильное представление об истинном положении дел. Постоянно и как только возможно в полном объёме. Ведун от науки, брат Рыдва, надёжнее любого волхва. Ибо совершенными мозгами владеет. Не видениями, что непонятно как снисходят, может, оттого, что мухоморы жрут, как репу. Мозгами! Это самое мощное, что природой придумано. Человеческие мозги. Они даже озарениями других людей могут руководить, если в правильном русле развиты. Историей и подавно.
– Мудрый ты зело. Что ж, будем историю ваять. Не подведу. За то, что поверил. Вынул из этого мёртвого боярского болота. Новый облик отпрыску сгинувшего рода предоставил. Надо же, ваятель будущего. Человек, по большому уразумению! По крайней мере, это звучит гордо. Где-то я уже слышал.
– Может, в будущем, брат Рыдва?
– Такое возможно ли?
– Всё возможно. Главное, на чьей стороне правда, историческая справедливость.
– И на чьей же она сейчас, княже?
– Как на чьей! На нашей с тобой. Россия и есть наша правда. Если ещё не понял, скоро обязательно поймёшь. Ты, брат Рыдва, изначально, корнями правильный. Твои предки знатные новгородцы, чтоб ты знал. Кстати, по-настоящему фамилия звучит немного иначе, Рында. Кто такие рынды? Рыцари, оруженосцы, телохранители при великих князьях и царях российских. Ещё отец Иоанна, Василий Третий, создал оную службу. Отбирали самых статных и мощных, самых красивых вьюношей. И даже это не фамилия, скорее, прозвище. Родоначальники – старинное дворянское семейство Рындиных. Почтенные и уважаемые. Были когда-то. М-да… Теперь флаг в руки тебе. Даже не флаг, хоругвь святая. С образом Иисуса Христа, Богородицы и всех пресвятых.
– Получается, я Рындин? Откуда тогда Рыдва?
– Малюта придумал, чтоб не шибко разнилось. Младенцем ещё так нарёк. Ты должен понимать, что царь в те годы новгородцев не жаловал, бунтари и вероотступники. Его опричники вообще пределов дозволенного не ведали. Короче, спас тебя от их расправы наш Малюта.
– Скуратов человеколюбец? Что-то слабо верится. Такие, как он, ни жалости, ни благородства по сути своей не принимают на душу. Как это он меня собакам не скормил?
– За это молись на него, отрок божий Рындин Олег. Однако дело проще гораздо. Буду откровенен, поскольку, гляжу, созрел ты для понимания. Повторюсь, вельми страшная опасность над Россией. Не до телячьих страстей теперь. Тебя Малюта отобрал ещё мальцом для специального своего войска. Как набирают янычар у османов. И воспитывался ты подобно. Рыдва – это по-турецки. Означает крепкий, сильный, огромный. Янычар, кстати, тебя и воспитывал.
– Кто? Боярин Агакий? Он турок, что ли?
– Был когда-то. Агакий – по-нашему старший. Бежал от султана, когда там с янычарами за какой-то их бунт массово расправлялись. Ловок был, собака. Но честный. Честный и храбрый. Много пользы выказал. Опричнину, можно сказать, переобучил как надо. Собственно, опричники наши самые настоящие янычары и есть. К сведению, янычарский корпус вначале султан формировал исключительно из пленников-христиан, отбирал их детей летами от пяти до четырнадцати, потом воспитывал. Жёстко, безжалостно, в постоянных трудах и боевых схватках.
– Малюта ещё круче.
– Как ты хотел? Он вас таким боевым таинствам обучил, что никакому янычару даже не снилось. Наш опричник и янычара одолеет, и кого бы там ни было. Но по сути и там, и у нас воины одной породы. Агакий ведь наш с рождения русский. Хотя в крови полно всяких адских смесей.
– Так я пойду?
– Погодь. Слыхал что-нибудь про некую Жанну д’Арк?
– Как не слыхать? Французская святая, Орлеанская дева. Они с ней носятся, что с писаной торбой. Были б не католики, то на иконы соответствующим ликом нанесли бы.
– Сумела сплотить патриотов, организовала войско, всыпала, как следует, вероломным англичанам.
– Её предали сами же французы. Инквизиторам на растерзание кинули. Еретичка, дьяволица. Живьём сожгли под хохот и улюлюканье спасённых ею горожан. Загадка человеческой тупости.
– Так да не так, брат. Загадка – это для них. Но не для нашей конторы. Как, любопытно?
– Хочешь сказать, она не совсем она? То есть уже тогда… А-а-а… ведь точно, рассказывали, когда костёр заполыхал, лица не видел никто, на голове-то колпак был. Выходит, что… Ну и ну! Лихо спроворили, ничего не скажешь. Французы, кстати, тогда англичанам надолго отбили охоту на кого-либо пасть раскрывать. Британцы ведь планировали после лягушатников на Россию. Вот оно как?
– Я сказал то, что сказал. Быльём поросло, полтора века прошло. Свидетелей не осталось. В нашей работе глаголить следует мало. Больше думать и действовать. Это сейчас называется по-модному: разведка. От посула ведьма: ведать, знать, разузнать. Где надо, и поколдовать не грех.
– Видели, откуда прискакал, да не видели, куда ускакал. Чего ж не понять-то? Так я пойду?
– Ступай, братец. Насчёт рыбалки-то думай. Мудр тот, кто с юных лет не токмо о Родине, и о старости собственной печалится. Даже когда тебе от роду лишь осьмнадцать годков.
Радзивилл планировал из Вильни, которую почти уже официально именовал собирательницей земель русских, выступить на Дорогобуж, имея под началом четыре тысячи всадников. Матёрых, вооружённых до зубов. Направление стандартное: Смоленщина, верховья Днепра, прямая дорога на Москву. Блестящая, надо сказать, была бы стратегия. Развитая дорожная сеть. Судоходная река, ещё бы, это же Днепр! Сёла с отнюдь не бедствующим людом. Грабь – не хочу. Убивай, насилуй, жги.