– Тётя Софа! А вы – дура!

Борис не мог допустить, чтобы мы с Алёной брели по ночному Тагилу, и вскоре догнал нас.

На вокзале долго искали такси, нашли, наконец, и уехали с Алёной. Борис простился с нами. На следующий день мы узнали, что он потерял шапку и приморозил свои уши. Да уж! Это – Тагил, северный город…

Девчонки-подружки продолжали общаться с нами в письмах. Реже, чем Ия, писала нам Нина Попкова. Она жила в посёлке Титан и тоже в общежитии для молодых специалистов.

«16 ноября 1962 г.

Здравствуйте, Люся, Алла, Лариса!

Как ваше настроение после праздника? От девчонок ничего не получаете? Я даже боюсь, вдруг с ними что-то случилось. Правда, самое вероятное, это то, что они упились вдрызг и не смогли приехать. А вдруг что-нибудь другое. Я никак не могу выбраться сейчас к ним, и они ничего не пишут. Боже, как я добиралась до своей Магнитки! Чуть ноги не обморозила, и в довершение всего одна девчонка сожгла мои туфли. Взяла, видите ли, их посушить, да и заговорилась, а они не будь дураками, и сгори. В чём ехать? Она так переживала, что мне же пришлось её успокаивать. Доехала в каких-то драндулетах, вызывая обильные замечания по дороге к дому.

Сейчас работаю в ночь, а в свободное от сна и еды время учу всех танцевать чарльстон. Я тут всех заразила и каждый вечер у нас в комнате столпотворение, так как никто не имеет понятия об этом танце и я являюсь учителем. Стоит такой топот, гомон, что я ухожу на работу с головной болью. Но и на работе не оставляю своей просветительской деятельности и прыгаю часа по 2 по лаборатории. Лаборанты пристают: «Нина, ну как? Научи!» А я со знающей миной учу их».

Письмо это развеселило меня. Ниночка – любительница классической музыки, вытаскивающая меня во время учения в УрГУ то в оперу, то в филармонию, вдруг стала учителем модных танцев! И прыгать ей в чарльстоне не пристало при её болезни: у неё с детства диагностирован какой-то порок сердца, и она была освобождена от уроков физкультуры. Но молодость толкала нас всех к безрассудному поведению – то к пьянкам и кокетству с ребятами, то к танцам до упаду. Ия такое поведение характеризовала жаргонным словом непонятного сысертского происхождения – «зноздёж». Значения этого слова я не нашла ни в одном диалектном словаре, но сама подобрала синоним – «выпендрёж» – от более понятного и общеупотребительного глагола «выпендриваться».

Ну а мои родители о моих загулах ничего не знали, они беспокоились о моём вхождении в трудовой коллектив на заводе и моими бытовыми условиями и планировали в свой отпуск приехать в Нижний Тагил – посмотреть, как устроилась их дочь в северном холодном городе.

Получаю письмо от папки и узнаю, что планы его неожиданно поменялись – он получил льготную путёвку в санаторий «Сигулда» в Прибалтике. Надо сказать, что родители дальше Урала и Сибири на запад ни разу не выезжали. Нелегко было решиться на такую поездку. Мама, оставаясь дома, расстроилась.

Папка по пути в Прибалтику побывал в Москве. Его неуёмная натура требовала посещения всех достопримечательностей, и он подробно писал, где был и что видел. Читая его письмо в нынешнее время, вспомнила фильм «Печки-лавочки» Василия Шукшина, вышедший на экран в 1972 году. Те же провинциальные настроения в фильме, что и у моего папки.

Подробно, до мелочей, пишет мне о своих впечатлениях:

«13 декабря 1962 г.

Из санатория Сигулда в Латвийской ССР,

корпус 3, комната 4.

Здравствуй, милая дочь!

Из дома выехал 7 декабря в 6-17 вечера местного, в Москву приехал 9 декабря в 6-20 утра по московскому и после просмотра достопримечательностей Кремля, Красной площади, Мавзолея Ленина и Третьяковской галереи, центра города и метрополитена, вечером выехал в Ригу. Прибыл в 10-15. В Риге облазил универмаг и некоторые другие магазины, вечером выехал в «Сигулду» и прибыл через час. Домой писал письма: из Москвы 9 декабря, из Риги 10 декабря и Сигулды 11 декабря. Намучился в дороге и беготне порядком. Хотелось как можно больше успеть посмотреть. Вчера, 11 декабря, долго провёл время на приёме у врача. Сегодня и завтра с этой задачей, надеюсь, справлюсь. Всё некогда было – не успевал писать. А сейчас посвободнее, но вот сглазил – зовут на прогулку перед обедом, придётся идти. Не дают спокойно пожить, а тут ещё рука левая разболелась после укола.

Это всё вводная часть.

В основной части постараюсь быть кратким и не обо всём, иначе я и за неделю с письмами не справлюсь. То, что я увидел за эти немногие дни и чтобы описать, надо было бы бандеролями отправлять, а не письмами.

О Москве скажу одно, что город этот очень шумный и многолюдный. Все достопримечательности Кремля имеют большую историческую ценность и разят своим великолепием. Нас водили экскурсоводы, и без экскурсоводов ходят толпами по всему Кремлю, ходят прямо у самых дверей Большого Кремлёвского дворца, недалеко от которых находятся Хрущёв с Брежневым. В новом Дворце Съездов люди ходят по купленным билетам, катаются на эскалаторах, любуются и восхищаются. Где цари молились, женились, крестились, короновались и где их хоронили – всё стало доступным для простых людей, которые внимательно осматривают, и то и дело им делают замечания, чтобы не прикасались руками ни к чему, ни к каким ценностям.

В Третьяковской галерее 50 залов, столько прекрасных картин, которые не удалось все осмотреть. Для этого бы понадобилось бы два дня.

На обратном пути из Латвии остановлюсь в Москве, посмотрю Оружейную палату и Выставку художеств московских мастеров.

Метро с причудливыми его вокзалами не так меня поразили, как горное искусство проходчиков, из которых, очевидно, не один сложил голову во время проходок, чтоб дать городу столь удобный вид транспорта.

Теперь Рига.

Я увидел большой вокзал в самом центре города. Город мало видел из-за недостатка времени. Могу сказать пока одно. Пошёл обедать. Так и не удалось вчера дописать письмо. После обеда мёртвый час (3 часа у меня получилось), затем речь Хрущёва по телевизору, потом кино и опять сон. Сейчас перерыв между процедур.

Продолжаю. Город не без красоты, дома высокие (4–6-этажные), прочные в большинстве, имеют готическое оформление, чистый, без единой брошенной спички или окурка и плевка, что можно встретить в Москве, но улицы узкие – проходит один троллейбус, второй кое-как. Движение тихое. Люди степенные и, наверное, редкие случаи воровства. Торговля несколько упрощённая с некоторым доверием к покупателям. Понравилось.

Отношение к русским бывает разное. Латыши, проживающие в городах и райцентрах, настроены в большинстве случаев дружелюбно, некоторые несколько натянуто вынужденно относятся и показывают вид дружелюбия. Это же заметно у некоторых русских, которых здесь немало.

Латыши в сельских местностях живут больше хуторами, дома и усадьбы их добротные, дороги хорошие, во многих местах асфальт. Народ, видать, трудолюбивый и привыкли к порядку. По-моему, хороший народ. Относятся к русским несколько сдержанно, некоторые неприязненно.

У нас в санатории главврач – русский. Невропатологи – одна русская, другая узбечка, остальная обслуга на 70% латыши, 30% русские.

В магазинах очень много китайского. Чувствуется, город портовый.

Смотрел кофты тёплые, табачного цвета по 27 рублей 80 копеек и зелёные по 17 рублей, но размеров 48 и 46 нет. Говорят, скоро будут. Чулок дамских безразмерных нет, а вот мужские носки, говорят, есть. Трикотаж разный есть в достатке (фабрика под боком). Тёплых одеял по 44 рубля китайских навалом. И очень много китайского тёплого белья. Много всякого рода комбинаций. Тёплых туфель размером 35 нет. Георгий интересуется коврами. Подыскал ковёр с простым рисунком 78–80 рублей. Обо всём этом я матери писал и жду её совета. Много здесь приезжих спекулянтов. И есть такие же из отдыхающих.

Мы собирались с матерью вместе пойти в отпуск и поехать к Павлу и к тебе перед Новым годом или же хотели вместе поехать в Кисегач.