– Посмотрите на полу, – хлопотливо произнес пресвитер, понимая, видимо, что теряет к себе доверие. – Ибо я уверен, что хранил его при себе.

Просьба его выглядела заведомо безнадёжной, но Андре выполнил её, дабы не вышло такой ситуации, что в доме Кампо намеренно оклеветали честного человека. Сняв со стены фонарь, куда повесил его ранее, Андре прошёл по залу к двери, а после в дальний угол, где дожидались распоряжений слуги и где размещалась гардеробная для гостей. На полу не было ничего кроме трещин, источивших базальтовые плиты, и оставшихся кое-где после уборки пыльных комков. Вернувшись к столу, Андре пожал плечами.

– Значит, оно у брата Гратина, – уверенно заявил отец Фома. – Пошлите за ним, ваша милость. Или, если хотите, я сам схожу. Всего несколько минут, и я буду здесь… – с этими словами он неуклюже набросил на плечи плащ и, охнув, попытался встать с кресла. Андре опустил руку ему на плечо, осадил на место.

– Не горячитесь так, святой отец, успеется. Вы же не собираетесь уезжать из города в скором времени?

Родольф Кампо надеялся, что священник понял посыл: уйти ему не позволят, пока он не предоставит сколь-нибудь вразумительное объяснение прибытию отряда в город. История с письмом приора Мартина, которое оказалось аж в самом Париже, казалась виконту, мягко говоря, неправдивой.

– Нет, оно определенно должно быть где-то здесь… Просто невообразимо, что я мог его потерять! – дрожащим голосом пожаловался пресвитер. – Но почему бы нам не спросить самого отца Мартина? Наверняка он сможет разрешить вопрос!

– Он умер, – обрубил, как топором, Андре.

Священник на короткий миг прикрыл глаза и перекрестился.

– Я всего лишь хочу знать, что вы именно те, кем представляетесь, – пояснил суть претензий Родольф, смиловавшись над суетливым толстяком.

Пресвитер отвязал от пояса короткий тубус из твёрдой кожи, сделал это впопыхах, словно доказательства могли сами по себе исчезнуть, не успей он предъявить их в кратчайшие сроки. Он высыпал на стол содержимое футляра – какие-то бумаги, катушки с нитью, пару восковых свечей и письменные принадлежности. Святой отец распределил предметы по каменной плоскости стола так, чтобы все они были на виду, показывая, что ему нечего скрывать.

– Вот, ваша милость. Взгляните, – он протянул Родольфу серебряную печать с изображённым на ней владетельным мужем в волнистой тунике, несшим в одной руке ростовой крест Спасителя, а в другой – Священное Писание; корону на голове его венчала лилия Меровингов. – Это король Хильдеберт, сын Хлодвика-крестителя. В стенах нашего монастыря покоятся многие его потомки. Да будет вам известно – так выглядит печать аббатства, при котором я состою пресвитером. Это может подтвердить любой, кто изучал геральдику, – заявил священник, проведя пухлыми пальцами по филиграни. – Если и это не убедит вас в том, что мы не самозванцы и не замышляем ничего дурного, то, Господь свидетель, я и не знаю, какие доказательства мне надобно отыскать, – сказал он жалостливо. – Кроме тех, что вы можете прямо сейчас наблюдать на улицах вашего города.

Родольф, конечно, слышал о парижской базилике, служившей усыпальницей для королей первой франкской династии. Представленная печать была выполнена весьма искусно; остатки сургуча в пазах говорили о частом её использовании. Однако виконта заинтересовала другая, изученная до малейшего изгиба печать – та, что была на письме, выпавшем из тубуса вместе с остальными бумагами. Печать из пожелтевшего, растрескавшегося на морозе сургуча с выгравированным на ней змеем, сражённым в пасть упавшим с небес мечом.

– А это, как вы успели заметить… – стал объяснять отец Фома, но Родольф остановил его.

Виконт сковырнул сургуч, развернул лист письма и бегло изучил его строки.

– Сильвио, – обратился Родольф к слуге. – Чей это почерк, Сильвио?

Старик склонился над записями, прищурил подслеповатые глаза. Андре подсветил ему фонарём.

– Моё зрение не позволяет мне утверждать с исключительной уверенностью, синьор, но думается мне, что ваш.

Родольф перечитал написанное. Текст, без сомнения, был составлен его рукой, но вот загадка – ведь виконт почти с абсолютной уверенностью помнил, что не отправлял этого письма. Когда в Финвилль явились моровые ветры, Родольф приказал подать ему бумагу, перо и чернила, заперся в своих покоях и написал извещение, в котором предупреждал жителей соседствующего Реймса о надвигающейся опасности, а заодно просил власти города оказать посильную помощь Финвиллю. Между тем всё шло к тому, что мор будет побежден силами братьев и сестёр собора Святого Себастиана. В том уверял виконта отец Мартин, и синьор принял решение сжечь послание. Родольф был уверен, что именно так он и поступил. Вечером следующего дня Фелисия, узнав про письмо, поинтересовалась о его судьбе у мужа, а выяснив, что супруг решил предать бумаги огню, настояла повторном написании и немедленной отправке известия в Реймс. Наутро Андре отыскал посыльного. Важная миссия, насколько помнил Родольф, была возложена на одного из людей Леона Меклина. К тому времени Фелисия уже чувствовала себя нехорошо, и Родольф стал уделять всё внимание жене.

Второе, на сей раз отправленное письмо составлялось второпях, мелким, торопливым и неаккуратным почерком, и содержание имело порядком отличное от первого, сожжённого. Во втором письме виконт обращался к архиепископу Реймсскому Карлу, а в этом же, что он держал сейчас в руках, обращение шло к жителям Венценосного Реймса. И во втором письме Родольф уж точно ничего не говорил о турском ливре в качестве платы за работу врачей. Так, во всяком случае, ему помнилось. Также в письме, которое предоставил пресвитер, рядом с подписью синьора стояла и подпись отца Мартина. Немыслимо! Ведь не мог же Родольф, в самом деле, поручить отправку письма приору, который тогда был погружён в заботу о больных? Сумбур тех дней непроглядным туманом скрывал от виконта правду, а горечь погребальных дней убила в нём всякое желание её искать.

– Эти бумаги вручил нам секретарь архиепископа Карла на следующий день после того, как мы пришли просить Его Высокопреосвященство предоставить нам строителей для ремонта собора Святого Себастиана, – осмелился заговорить отец Фома. – Предположу, что это письмо… точнее, его содержание, и стало поводом для отказа, хотя изначально нам были названы причины иного характера: холод и небезопасность дорог.

– Вы встречались с человеком, который доставил это письмо в Реймс? – немедленно спросил Андре.

– Нет. Не имел такой возможности. Я, признаться, тогда и не думал об этом, хотя стоило бы, – придушено хлюпнул пресвитер. – Меня очень огорчил отказ Его Высокопреосвященства… поймите меня правильно.

– Турским ливром… – сказал в пустоту Родольф, воскрешая в памяти строки. Да, он начал припоминать нечто подобное. Его казна в действительности располагала некоторым количеством финансов, достаточным, чтобы заплатить врачам. В этом году Меклин оплатил десятину ливром, а кардинал, получив от виконта извещение о проблемах собора, позволил остаться части золота в городе.

– Так… нам следует рассчитывать на обещанную плату? – робко осведомился отец Фома.

– Непременно, – кивнул Родольф, несколько озадаченный. – Непременно.

Виконт подал слуге знак, и Сильвио наполнил опустевшую чашу пресвитера. Отец Фома, выразив благодарность, пригубил напиток, на сей раз без прежней жадности, скромными глотками, после чего откинулся на кресле, насколько позволило ему телосложение, и прикрыл глаза. Из груди его вышел вздох усталости. Дорога утомила священника, вымотала его, намекнув недвусмысленно, что длительные путешествия – не для него. Или же… он хотел, чтобы другие так думали.

– Я не слишком задерживаю вас, святой отец? – спросил виконт. Очевидно, человек, близкий к разоблачению, желал бы поскорее покинуть допрос. – Вас, вроде бы, ждут дела.

– Дела? – открыл глаза пресвитер. – Нет-нет, не беспокойтесь. Брат Гратин превосходно справится и без меня. Вернусь, как только вы сочтёте нашу беседу оконченной. А что собор? – оживился отец Фома. – Оттуда никто так и не вышел, а помощь, знаете ли, нам бы не помешала. Уж не случилось ли чего…