— Нет, мне вообще не интересно ничего, что бы там тебя ни касалось! Ты роешься в моей голове, как крот, даже не думая о том, что это… ненормально! Да, блять, ненормально! Делай что хочешь, хоть полностью продайся кому угодно, только не лезь в мою душу! — она сорвалась на крик. Ее знобило. Кто бы мог подумать, что он ТАК на нее подействует!
Она обессиленно рухнула обратно в кресло и запустила руки в волосы. Худые плечи подрагивали под копной непослушных каштановых кудрей, но Гермиона и не думала плакать. Ее трясло от неизъяснимого гнева, хотелось выхватить волшебную палочку и заморозить этого проклятого Малфоя и никогда, ни-ког-да не соглашаться на сотрудничество с ним, какую бы пользу это ни приносило расследованию. Все равно его выгода в этом будет больше, и неизвестно, для чего он ей воспользуется.
Малфой стоял и молча наблюдал за ней. Никаких колких комментариев по поводу женских истерик, никаких призывов успокоиться, никаких эмоций. Гермиона ненавидела его за это — его спокойствие бесило до потери пульса, заставляя ее с хрустом в суставах сжимать кулаки.
Впрочем, он и сам себя не всегда понимал. Иногда ему казалось, что те умения, которыми он теперь владеет, разорвут его на части, причиняя невероятную боль. Часто, особенно по ночам, голова словно раскалывалась на тысячи мелких осколков, а чужие мысли полчищами врывались в его собственное воспаленное сознание. До утра он метался по горячей от проклятий постели, кусал до крови губы и, подрываясь в темноте, в исступлении бил кулаками в стены.
Другими, не менее утомительными ночами Малфой погружался в апатию, обволакивающую его полностью, не оставляя возможности дышать. Он не шевелился, не думал, словно и не жил. Будто душа отделялась от тела и укоризненным призраком наблюдала за бледным застывшим трупом. Когда сознание окончательно проваливалось в беспросветный сонный мрак, он тут же просыпался и, задыхаясь, осознавал, что все-таки еще не мертв.
Драко не мог никому об этом рассказать, так же как и о некоторых других несчастьях, периодически приходящих к нему с закатом солнца. Честно говоря, он и не помнил, когда в последний раз нормально спал. Именно поэтому он стал нелюдим, практически ни с кем не общаясь. Только теперь, окончательно наметив план по возвращению былого уважения к своей фамилии, он стал, словно змея, выползать из своего укрытия. МакГонагалл поверила ему, хотя наверняка догадывалась, что все его действия далеко не из-за бескорыстного альтруизма. Она не была столь наивна, но убедившись, что Малфой, по крайней мере, не желает зла другим, разрешила помочь в поисках тех, кто лишил памяти и магии учеников Хогвартса.
В школе на Драко поглядывали с подозрением, студенты, завидев его высокую фигуру в дорогом костюме, перешептывались. Даже первокурскники. Они не то чтобы боялись его, скорее избегали. И вот, старуха МакГонагалл навязывает ему всезнайку Грейнджер. Малфой сам не понимал, на кой черт ей это сдалось, но подозревал, что для собственного спокойствия. Уж кому-кому, а подружке Поттера директриса доверяла на сто процентов.
Теперь же эта гриффиндорская истеричка сидела перед ним в настолько очаровательной бессильной злобе, что Драко сдерживал себя, чтобы не приобнять ее за угловатые трясущиеся плечи, не уткнуться в пушистые волосы и не прошептать что-нибудь утешительное. Он понимал, что пугает ее своими сиюминутными преображениям, но поделать с этим ничего не мог. Единственное, что он сдерживал, это порывы успокоить девушку, считая эти желания не то чтобы странными, а скорее неправильными.
— Грейнджер, угомонись, ради всего святого! — вместо этого раздраженно протянул он и, заметив, что Гермиона, наконец, подняла на него усталый недобрый взгляд, продолжил в своей ироничной манере: — Ну, что там у тебя святое? Книжка по трансфигурации, подштанники Дамблора, старые очки Поттера? Давай, прекращай надрываться. Или, может, ты есть просто хочешь? Я как-то и позабыл, что ты нас чуть не выдала своим урчанием в животе во время засады!
В нем не было участия, уговаривал он скорее из желания поскорее закончить с ее слабостью. Так, по крайней мере, казалось самой Гермионе. К сожалению, даже наливаясь сарказмом, Малфой оставался чертовски привлекательным. Это замечала даже она, и то, что происходило с ней в течение последних минут, как-то блекло. Гермиона напрягалась, понимая, что Малфой становится ей каким-то непостижимым образом интересен, однако позволять ему бессовестно овладевать своим сознанием она не собиралась.
— Малфой, напомни, для чего ты ввязался в эту историю? — требовательно спросила Гермиона.
Тот скривился, словно слишком рьяно хлебнул муравьиной кислоты.
— Ты и сама знаешь, — отрезал он. — Не вижу смысла напоминать.
— Я требую, чтобы с этой минуты ты навсегда перестал лезть в мои мысли, практикуй свои психометрические способности на ком угодно, кроме меня! — с жаром воскликнула Гермиона. — Иначе я отказываюсь работать с тобой!
— О, какая угроза! Я боюсь, Грейнджер! — съязвил Драко, ехидно ухмыляясь. — Ты всерьез считаешь, что я кайфую от твоего присутствия в моей жизни?
— Малфой! Ты… ты… хорек!!!
— Как оригинально! Я думал, ты способна на большее!
Она была разъярена.
«Твою мать, Грейнджер, кто бы мог подумать, что ты так сексуальна, когда злишься!»
«Вот ведь ублюдок! Как же хочется разнести твою смазливую морду к чертям собачьим!»
«Ты всерьез считаешь, что я?..»
«Нет, блять! Свали из меня, идиот!!!»
Их мысленный диалог сопровождался тяжелым дыханием, казалось, даже воздух в камине был прохладнее, чем атмосфера между ними. Злость, ненависть, удивление, интерес, даже в какой-то степени желание — эти двое сами не знали, чего им хочется больше — разорвать противника на мелкие кусочки или спрятаться друг в друге, найти укромный уголок в закутке чужой души и все-таки обрести бесценное успокоение?
— Свали из меня?! Мерлин, мне так еще ни одна девушка не говорила! — Малфой захохотал в голос. — Это действительно обидно, знаешь ли!
Отпустило. Ее разом отпустило раздражение, готовое обрушиться на собеседкика градом безвредных, но неприятных заклятий. Она засмеялась вместе с ним. Невероятно!
Малфой подошел к огромному резному шкафу, притаившемуся в темном углу комнаты, и что-то из него достал. Это был маленький шелковый мешочек, перевязанный лентой изумрудного цвета. Драко прошептал заклинание, и узел, сдерживающий ткань, развязался. Ровное сияние пробилось изнутри, озаряя четко очерченное лицо Малфоя мягким светом.
— Я не всегда могу контролировать себя, поэтому, если ты так страдаешь от моего присутствия В ТЕБЕ, возьми это, — на ладони Малфоя лежало тонкое золотое кольцо, украшенное причудливым орнаментом. Именно оно было окружено светлым ореолом.
— Зачем? Ты меня замуж зовешь, что ли? — глупо спросила Гермиона. «О да, пять очков Гриффиндору за тонкое чувство юмора!»
Малфой скривился.
— Не обольщайся. Оно заговорено таким образом, чтобы тот, кто его носит, был неподвластен психометрической магии. Иными словами, пока оно будет на твоем пальце, я не смогу проникнуть в твое сознание никаким образом. Ты же этого хотела?
— Почему я должна тебе верить? Может, с его помощью ты наоборот подчинишь меня себе? — резонно заметила Гермиона. Доверять Малфою опасно. Брать что-то из его рук — вдвойне.
— Если бы я хотел, ты бы уже ходила под Империусом и ласково звала меня пончиком! — вспылил Малфой. — Ну так что? Ты же не хотела, чтобы я знал твои маленькие пошлые секретики, а, Грейнджер?
Гермиона молча взяла с его руки кольцо. Странно тяжелое. Большое в диаметре. Она раздумывала, на какой палец надеть его, боясь, что в случае потери Малфой превратит ее в лягушку. Или крысу — одно другого не лучше. Хотя, она же Гермиона Грейнджер, и не ей бояться недоучки Малфоя!
Она решительно просунула в кольцо большой палец правой руки и с тревогой заметила, как, внешне огромное, оно жадно прижалось к коже, неприятно затягиваясь. Свечение, излучаемое до жжения холодным металлом, погасло, и Гермиона смогла рассмотреть орнамент, покрывающий золотой ободок. Руны? Определенно, только вот значения их она не знала. Это напрягало не меньше, чем внезапная щедрость Малфоя, раздаривающего кольца гриффиндорским грязнокровкам.