— А может, здесь? — задумчиво перебила его жена. — Милая, ты не думала, что можно попробовать пожить здесь, с нами?

Гермиона непонимающе уставилась на мать. Ее предложение прозвучало настолько неожиданно, что граничило с безумием. Нет, в глубине души Гермиона догадывалась, что родители втайне мечтают, что она вернется к ним и заживет жизнью обычного человека. Она знала такие примеры, но они всегда казались ей какими-то дикими, тождественными безрассудности. Как можно отказаться от магии, от чуда, живущего в тебе, окружающего тебя?

— Мам, — наконец предупреждающе протянула Гермиона, — нет. И вообще, если можно, я пойду к себе. Вы и так из-за меня скоро на работу опоздаете.

Не дожидаясь ответа, она выскользнула из-за стола и слишком быстро, почти бегом, направилась в свою комнату. Только закрыв за собой дверь, словно прячась от всего остального мира, она обессиленно спустилась прямо на пол и обхватила колени руками — кажется, кому-то предстоит слишком много думать. Или приложить все усилия, чтобы не думать вообще.

Едва из прихожей прозвучало мамино «До вечера, милая!» и стихли звуки отъехавшего от дома автомобиля, Гермиона с еще большей отчетливостью ощутила приступ непонятной тоски, сдавившей легкие.

Даже не мечтая уснуть, она обессиленно упала на кровать и уставилась в потолок.

Сон… в последнее время сон стал для нее пыткой, превратившись в череду душных липких минут, редких провалов в кошмарное забытье и бесцельных метаний по подушке в попытке устроиться хоть сколько-нибудь удобнее. Единственная ночь, когда ей все же удалось немного поспать, всплывала в памяти пряным запаха олибанума и жгучей болью в неожиданно «оплавившейся» руке.

Впрочем, теперь она могла размышлять об этом, да и о многом другом, бесконечно — может быть, как минимум этот день не превратится в вереницу событий, накрывающих с головой и не дающих возможности отдышаться. Несомненно, больше всего за последнее время ее волновало, что же произошло той ночью, когда они с Малфоем напились. Кем был мертвый мужчина в туалете? Как они оказались в затрапезном, да еще и магловском, отеле?

Конечно, существовали определенные заклинания, способные вытащить все эти воспоминания из ее сознания, действующие по принципу Омута памяти. Но так как все эти события — своеобразное черное пятно ее прошлого, то и магия здесь понадобится более тонкая, искусная. Самой лезть в свою голову в этом случае опасно — если что-то пойдет не так, то некому будет ей помочь, и тогда можно остаться без воспоминаний вообще. Не самая радужная перспектива.

Гермиона принялась раздраженно вышагивать по комнате, борясь с искушением попытаться все же самостоятельно применить прекрасно известные ей заклятия. Она уже несколько раз, глядя на себя в зеркало, решительно вскидывала волшебную палочку, но после все же бессильно опускала руку. Разум твердил ей об осторожности, и на этот раз Грейнджер предпочла его послушаться. Впервые за сколько времени?

Не соглашайся на сотрудничество с Малфоем. Не сближайся с ним. Не доверяй. Не напивайся с ним. Не спи с Малфоем, в конце концов. А раз уж умудрилась вляпаться во все эти неприятности, то не ной. И опять же… не думай о Малфое.

— Да как же о нем не думать-то?! — Гермиона, обозленная на саму себя, сильно пнула стоящий рядом чемодан, из которого неаккуратно выпали ее вещи. Не обращая внимания на боль в отбитых пальцах, Гермиона растерянно подняла раскрывшуюся на середине книгу и машинально пробежала взглядом по строчкам, но ни слова из прочитанного не запомнила. Перед глазами стояло до дрожи в коленках знакомое лицо с навечно приклеенной к нему ехидной ухмылкой, с ранними морщинками, разбегающимися от уголков серых глаз. Гермиона громко захлопнула книгу и выругалась.

Она. Снова. Думает. О. Малфое.

Черт.

Ей определенно нужен свежий воздух, несмотря на то, что за окном уже начал накрапывать мелкий противный дождь. Кажется, теплая погода окончательно уступила привычной сырости, но Гермионе было абсолютно все равно — даже не переодевшись, она быстро сбежала по лестнице, схватила куртку и, на ходу накидывая ее, выбежала на улицу. Подставила лицо под холодные колючие капли и улыбнулась — никакой меланхолии, Грейнджер. Дождь смоет все.

Иногда толпа может успокоить. Людской поток обтекает тебя, укачивая, словно на волнах. Никому ни до кого нет дела, лишь иногда кто-то заденет тебя плечом, бросив короткое: «Извините». Но даже это не отрывает тебя от самого главного — того, что называют «самокопанием». Бесцельно, бессердечно, но так упоительно — ковыряться в собственных размышлениях, обгладывая, как косточку, каждое сомнение, каждую мысль.

Гермиона почти потерялась среди этих шумных, спрятанных под разноцветными зонтиками людей. Она уже основательно промокла, волосы напитались влагой и невозможно пушились, а куртка местами покрылась темными мокрыми разводами. Гермиона даже не пыталась как-то спрятаться от дождя, наоборот, бесстрашно вышагивала по пузырящимся лужам, совсем как два дня назад — не хватало только сумки, в которой бы плескалась пузатая бутыль огневиски.

Коря себя за непоследовательность, Гермиона снова и снова мысленно возвращалась к Драко.

Интересно, как отреагировал, не обнаружив ее утром.

Что он делает сейчас.

Что будет делать потом.

Гермиона отгоняла от себя мысль, что он стал ей важен настолько, что ей было тяжело его отпускать. Ни с одним мужчиной, даже с Роном, она этого не чувствовала. Так, сожаление, может быть, легкая грусть. Но не тревогу, сосущую под ложечкой. Не постоянное желание, чтобы он, Малфой, вынырнул откуда-то, хоть из небытия, и схватил ее за руку, в своей привычной манере, пугая ее до чертиков. Не то дурацкое, наивное ощущение, что чего-то не хватает.

Будь Гермиона романтичнее, она, скорее всего, назвала бы это влюбленностью. Только вот прагматичное мышление вопило изо всех сил — какая, твою мать, влюбленность, Грейнджер? К человеку, который пойдет по головам, если потребуется? К тому, кто хладнокровно переступил через мертвое тело и после этого смог спокойно спать?

Гермиона покраснела. И не только спокойно спать.

Так может быть, она сама немногим отличается от Малфоя? Эта догадка вспышкой взорвалась в ее лихорадочно перебирающем мысли мозге, заставив остановиться посреди улицы. Кто-то почти сразу натолкнулся на нее, но Гермионе было абсолютно все равно.

Она машинально покрутила на пальце кольцо, покрытое неизвестными ей рунами. Несмотря на то, что руки уже совсем замерзли, оно оставалось теплым. Девушка жалела, что украшение, призванное защитить от проникновения в ее же сознание, не дает возможности хоть на минуту прочесть мысли своего истинного владельца. Которому она забыла вернуть кольцо.

«Зачем оно мне теперь?» — зло подумала Гермиона, пытаясь снять его. Кольцо не поддавалось, только свободно прокручивалось на пальце. Чертовщина какая-то! Все это время Гермиона иногда даже побаивалась его потерять, но его и снять-то невозможно! Что за…

— Эй, привет! — Гермиона мгновенно забыла о кольце, сдавленно ахнув, когда кто-то схватил ее за рукав.

Постоянное желание, чтобы он, Малфой, вынырнул откуда-то, хоть из небытия, и схватил ее за руку, в своей привычной манере, пугая ее до чертиков…

Да ладно… Не может быть.

Старая куртка, поношенные кроссовки, светлые взъерошенные волосы. И самая добродушная улыбка, которую Гермиона когда-либо видела на этом красивом лице…

Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это вовсе не Драко Малфой, а его знакомая ей копия. Деймон Донован, радостно размахивая руками, приветствовал ее, увлекая куда-то прочь от толпы.

— У тебя что-то случилось? — встревоженно спросил Деймон, когда они наконец остановились в тихом закутке недалеко от оживленной улицы. — Ты сама на себя не похожа!

Гермиона, не зная, что ответить, пристально вглядывалась в него — они виделись буквально пару дней назад, случайно столкнувшись у метро. Деймон явно куда-то спешил, но с радостью поболтал с Гермионой, пропустив несколько своих поездов. Разговор вышел сумбурный, они постоянно смеялись из-за того, что многие фразы тонули в грохоте проходящих составов, и парень даже чмокнул «Герберту Гилмор» на прощание в щеку. Но не это сейчас волновало Гермиону — они виделись до этого всего два раза, но в обоих случаях после этих встреч в ее жизни объявлялся Малфой, словно следил за ней, не давая усомниться в том, что Деймон и Драко совершенно разные люди.