— Я… был в лесу… господин, — промолвил феникс, глядя в потолок, на котором в свете огня колыхалась тень его второго учителя. — Все как в тумане… бежал, словно по зову. А кто же… звал меня…
— Видимо, в своих скитаниях ты набрел на эту крепость, мой мальчик, — успокаивающе ответил колдун Азарис.
— Крепость? В горе?
— Древняя и брошенная, — вздохнул Азриал. — Когда-то это место было живым и плодородным… Давно, когда еще Боги не брезговали бродить по этим землям наравне с нами, смертными. Но теперь… одни руины.
— Но как Вы оказались здесь? — эхом голос юноши отражался от голых каменных стен.
— У нас двоих была одна дорога: мы бежали от мира… и от самих себя.
Огромная каменная крепость, веками простоявшая в запустении, приняла двух беглых колдунов. И было в ней и холодно и сыро, и ветер выл в щелях и пустых залах, давно уже разграбленных забредшими сюда однажды путниками. Нет того былого величия, которым она, возможно, могла бы похвастаться. Изгнившая древесина столов, стульев и шкафов, некогда увешанных богатыми одеяниями господ. Хрустальные люстры едва держались на треснувших кое-где высоких потолках. Побитые окна в просторных залах, едва прикрытые истрепавшимися и почерневшими занавесками. А ведь раньше все здесь пестрило и блестело?
Лелеттер ходил по этим комнатам, залам и коридорам, обхватывая руками холодные, едва прикрытые найденной в замшелом сундуке рубахой плечи. Почти сожженная одежда, в которой юноша бежал сквозь дебри, пришла в негодность. Уж, всяко, лучше нее были те тряпки, которые с трудом можно было отыскать в этих чертогах. Обиталище эха и меланхолии.
Доски, прикрывавшие дыры в провалившемся полу, скрипели под его ногами. Стоило остановиться и притихнуть хоть на несколько минут, как в углах начинали попискивать крысы, уже давно обжившие это мрачное место.
Подойдя к разбитому окну, феникс взглянул на горные пейзажи, такие же серые, каким было все наполнение крепости. Но этот, даже тусклый свет бесцветного дня был для него небольшой радостью. Сухие деревья, которые когда-то зеленели и шуршали листвой, теперь могли лишь тревожно скрипеть…
Кап… кап… ледяные капли из лужи, скопившейся на крыше после дождя, аккуратно падали в медный таз, видимо специально поставленный на это место Азриалом. Подойдя ближе, Лелеттер взглянул на свое темное и мутное, дрожащее от расходящихся волн отражение.
Жалкий.
Юноша зачерпнул воды и умылся. Влага, попавшая на тело, слегка оживила огненную птицу после долгого жуткого сна и бессмысленных хождений по замку. Руки… они были такими грязными… Запустив их в таз по локти, Лель попытался отмыть эту черноту, но почти по запястье обе руки оставались черными, как бы он не старался. Тер, царапал, кожа уже скрипела, давая понять, что чиста, а темные пятна не хотели уходить…
— Что со мной?! Мои руки! И на шее тоже эти пятна! — воскликнул Лелеттер, вбежав в зал, где ждал его Азриал. Юноша покрутился перед колдуном, собрав в высокий хвост свои рыжие локоны, и застыл спиной к учителю, боясь показать испуганный взгляд. Сильная рука Азриала коснулась его нежной шеи, отчего феникс слегка вздрогнул. — Они болят, как синяки, и будто бы душат меня.
— О, нет, птенчик мой, — с грустью и тревогой вздохнул колдун, — мне знакомы эти отметины. Колдуны называют это порчей, меткой чернокнижников, тех, кто колдовство свое темными делами опорочил. Ты ведь… — коснувшись кончиками пальцев подбородка юноши, Азриал развернул его к себе. — Дитя мое… Ты ведь не убил кого-то?
— Убил?! — вздрогнул Лель и отпрянул, прижав руки к груди. — Нет-нет… я не мог! Я не мог… — Лелеттер шагнул в сторону, затем в другую, будто бы сбежать пытался от гнетущих мыслей. — Амарис… он… нет… он стоял ближе всех… но я не мог же… не мог… или все же?
— Амарис? — Азриал положил руку на плечо испуганной птице. — Тот мерзкий мальчишка, что поднял на тебя руку?
— Нет! Тот огонь! Это я! — с ужасом вспомнил Лелеттер. — Я убил… и его и других, но как же… — он резко вцепился в рукав колдуна и буквально повис на нем, почти припав пред ним на колени. — Учитель! Как быть! Я не хотел! Не стал бы в здравом уме! Нашло на меня что-то, словно пелена помутнения!
— Лель… — опустившись на холодный пол, вслед за учеником, Азриал взял его за руки и продолжил, глядя в его изумрудные глаза. — Ох, что же, что же нам делать! Не снять эту порчу простыми заговорами. Даже мне такое не под силу.
— Нет! Нет! Не могу я так! Возвратить… все назад возвратить бы, да нельзя… Как быть? Как быть мне, проклятому?!
— О, Лель! Бедный, бедный Лель! Грех взял ты на себя, и губит он теперь и тело твое, и душу в прах обратит… Но… — выдержав небольшую паузу, колдун продолжил. — Есть все же средство! — подскочив на ноги, он задумчиво прошелся по залу, словно очень упорно пытался вспомнить что-то жизненно важное. — Ох, помнится, говорил мне о нем наш с Хоакимом покойный учитель. Камень, что хранил он тогда, мог исцелить любые раны. И от порчи он, верно, может помочь! — воскликнул Азриал, и тут же поник. — Эх, вот только не знаю я, где он теперь… Передал учитель его тогда Хоакиму, а уж где спрятал его мой давний друг…
— Я знаю! — тут же ободрился Лелеттер, преисполненный надеждой. — Я видел этот камень! Учитель держит его в книге, что открывается вашим ключом!
Долго смотрел на своего ученика черноволосый колдун, и будто бы загоралось в нем что-то. Чувство то, давно забытое, вновь захлестнуло его. Вдохнув полной грудью, он озарился яркой улыбкой.
— Ну, так что же мы приуныли, Лелеттер?! Какой великий колдун из того, кто опускает руки по таким мелочам?! — огласил Азриал, подбадривая ученика. — Да мы с тобой! Да мы! Горы свернем и море осушим, если того захотим! Ох, — всплеснул руками мужчина, — избавить бы тебя от проклятия, да зажили бы мы с тобой только в радость! Ни к чему нам опостылевший город, где живут одни лишь подлецы и предатели! Огромен мир, и людей не счесть в нем. Да и нужно ли считать? Ты забудешься в этом бескрайнем просторе, когда вновь, свободным, расправишь крылья! — взяв юношу за руки, колдун закружил его в вальсе по просторному залу. — Ох, сколько мест ты не видел! По каким тропам не хаживал! Так, возьмем же камень, что излечит тебя, да и двинемся в путь! Зачем нам, как дохлым крысам, гнить в этой старой крепости? Ее уже скоро унесут с собой ветра. Как скоро ее стены станут камнепадом со склонов гор? Идем же, Лелеттер, навстречу нашей свободе! — подведя в танце ученика к балкону, Азриал раскинул руки, представляя огненной птице лишь частице того мира, что станет для них открыт.
Восторженным взглядом Лель смотрел на серые сухие деревья мертвого леса, представляя пред собой, полный жизни, райский сад. Но мысли о реальном вскоре спустили его на землю.
— Но книга… камень… — он обернулся к колдуну, все так же счастливому от своих идей. — Они в нашей хижине, а возвращаться к учителю Хоакиму… он… зачем ему такой ученик, как я? Он теперь ненавидит меня, так же, как и Вас когда-то… как мне вернуться туда, когда я… — Лелеттер смотрел на свои руки, и все меньше верилось ему, что еще может что-то получиться. В эти раскрытые ладони Азриал и вложил тот заветный медный ключик.
— Лети, — сказал колдун. — Лети, мой птенчик. Лишь тебе это под силу. Лишь в твоих руках твоя судьба. Сам ты волен решать теперь, кем будешь. Кем хочешь быть. Решай.
— Я… — неуверенно сжав ключ, феникс прижал его у груди, — я хочу быть свободным… улететь отсюда прочь! Из края, где мне нет места, туда, где еще никто не знает меня! Хочу… — развернувшись, он устремил свой взгляд в небо, проясняющееся от серых облаков, — начать все сначала.
Под покровом ночи взмыл Лелеттер за темные тучи, чтобы не видел никто в небе даже издалека ярких всполохов. А все же пробивалось сквозь серое небесное покрывало слабое свечение, будто одинокий солнечный луч заблудился в облаках, запутался, и теперь искать дорогу к дневному светилу, что приняло бы ласково его в объятия с первыми петухами.
