Ничто не могло задеть проворную птицу, ничто не в силах было пробить стальную броню темного колдуна!

Подобравшись совсем близко к заветному камню, Лель оступился, и в тот же миг Азарис мощным ударом пригвоздил феникса в скале, что выросла позади того.

— Не по силе соперника… выбрал ты себе… — грубым, искаженным голосом повторил Азриал свои же слова.

Лелеттер едва дышал, трепыхался, словно застрявшая в паутине бабочка, не в силах даже коснуться ногами земли. Но что-то придавало сил, что-то внутри разжигало заново его пламя! Все ярче сиял осколок камня, так желавший стать одним целым с той его частью, что жадно сжимал колдун Азриал.

Взгляд колдуна был прикован к этому неземному свечению, но не прояснялся ум его, охваченный наваждением. Жаждал он камень, как саму жизнь!

Он… так близко…

Пробив рукой грудь феникса, Азриал крепко ухватился за сияющий у сердца осколок, что тут же обжег его черные от порчи каменеющие пальцы. С уст юноши тогда сорвался лишь немой крик, и он повис, из последних сил хватаясь за ту руку, что держала его за горло. Азриал схватил камень вместе с осколком еще крепче, сжимая его в ладони, и уже готов был вырвать его, оставив бездыханное тело Лелеттера на голых камнях. Второй рукой он еще сильней обхватил бледную шею, вконец перекрывая ученику кислород.

— Прости меня, птенчик, — улыбаясь, прошептал он с наигранной досадой, — но камню нужен один хозяин! Ты был мне мил… но как глупо было идти против того, чье сердце — СТАЛЬ! — резко он дернул рукой, пытаясь вырвать осколок, но лишь обжегся сильнее.

Сердце юноши источало яркий белый свет, что испепелял обоих. Но выжигая изнутри, это пламя и наполняло феникса своей силой, исцеляя все раны. Не понимая, что происходит, Азриал стоял, все так же держа феникса, но страх уже метался внутри него яростным биением сердца. Черные пятна медленно схолии с посиневшей кожи юноши, а побледневшие глаза вновь наливались светом жизни.

Резко раскрыв эти сияющие изумрудные очи, он вцепился в запястья Азриала и отчеканил, грозно глядя на него:

«Я Лелеттер феникс — огня порождение… а ОГОНЬ сильнее стали!»

Всем телом он воспылал и, узрев величие пламени, Азриал застыл, изумленный этой красотой. Безумная радостная улыбка расплылась по его искаженному порчей лицу.

— Вот же он ты, Лелеттер! — восхищенно возгласил он, теряя рассудок.

Вернувшейся силой Лель освободился от мертвой хватки колдуна и, не отпуская его рук, твердо встал на землю. Они стояли так, охваченные белоснежным пламенем, из которого понемногу вырывались алые всполохи. И, не чувствуя дикой боли, что причиняли они, Азриал смеялся, охваченный безумной дикой радостью и блаженным наслаждением видеть это чистое незапятнанное пламя. Едва искаженный своим гневом, Лелеттер казался еще прекрасней в свете его!

Колдун смеялся восторженно и восхищенно, а тело его, словно плавкий металл, постепенно все ближе к локтям, становилось густой горячей массой, что капала на землю черными каплями, и тут же застывали, обращаясь в камень.

Отпустив Азриала, Лелеттер расправил руки как крылья и припал к груди колдуна, обняв того и объяв своим пламенем. Только тогда черный колдун ощутил всю мощь и ярость, что кипела в груди феникса. Но крики его уже не могли быть услышаны. Все тело объятое светом и жаром, догорало изнутри. Однако же, та боль, что рвала тело Азриала, была для него ничем по сравнению с той красотой, что изничтожала его.

Запрокинув голову, он, как в первый раз, узрел в бреду те два изумрудных океана, ту детскую улыбку, то непорочное бледное тело, те хрупкие руки и нежные пальцы, что теперь впивались в его спину. В последний миг Азриал видел яркие крылья, одним взмахом уносившие к небесам вольную птицу…

Едва развеяло по ветру прах, Лелеттер шагнул вперед. Все его тело пылало нежными всполохами. Упав на колени, юноша запрокинул голову и выдохнул горячий пар, обессилев. На веки навалилась тяжесть, силы быстро покидали его. Руки повисли вдоль тела, но так же ярко пылали. Этот огонь совсем не обжигал его, лишь успокаивал приятным теплом…

— Лель! Лель! — слышал он, будто во сне, голос старика Хоакима. Голос, что уже совсем скоро растворился в звенящей тишине.

И шло все своим чередом. Зимы сменяли весна, оставляя после себя место для лет. А в городе, что неподалеку все рассказывали истории о вспыхнувшем в утреннем зареве костре на самой вершине горы. Рассказы эти превращались в легенды, в которых не было правды той, что нужно было знать.

И все же как-то прошел среди деревенских слух, будто видели над лесом небывалой красоты большую огненную птицу. Она летела вдаль — навстречу солнцу!