Но подсознательно Алексей не верил в такие «нормы». Это было грязно, мерзко, словно кто-то вытер перепачканные руки о белоснежное, только что выстиранное полотенце. И девочка, появившаяся в его жизни, не заслуживала подобной судьбы. Он не хотел делить ее с другими. И себя самого разменивать тоже не собирался. Только... все сложилось с точностью до наоборот. И он, всеми фибрами души ненавидящий образ жизни своих родственников, оказался их копией, еще и усиленной почти до гротеска.

Эйфория первой любви прошла довольно быстро, а реальность оказалась совсем не радужной. Ольга его почему-то не понимала. То, что он считал серьезным и важным, для нее не имело значения. Жена постоянно ждала от него слов, которые он так и не научился произносить.

Тогда мужчина никак не мог осознать, зачем ей нужны эти нелепые признания о любви. Ведь все и так было очевидно: он любил ее с самого первого дня знакомства и очень хотел сделать самой счастливой. Но на поверку его отношение к ней оказалась всего лишь жалкой пародией настоящего чувства.

И дело было даже не в работе, превратившейся для его супруги в вечную соперницу. Гораздо сильнее, чем Ольгу, он любил себя самого, свои амбиции и желания. И ждал от нее того, чего не мог дать сам.

В тот злополучный день злился на жену, на ее нелепую истерику, на то, что она никак не хотела хотя бы просто выслушать. Ему ведь действительно нельзя было не поехать на вызов. Милиция наконец-то обнаружила десятилетних девчонок, пропавших в городе около месяца назад. Одна из них была единственной дочкой его старого знакомого. Об этом даже вспоминать было страшно. Целых три недели все надеялись, что девчонки просто гуляют, боятся вернуться домой и встретить родительский гнев. Прочесывали подвалы, гаражи, подворотни, кладбища, все возможные и невозможные места притонов в поисках хоть каких-то следов. Ни усилия милиции, ни помощь десятков добровольцев ни к чему ни привели. Исчезнув совершенно неожиданно, словно в воду канув, девочки также неожиданно нашлись. Вернее, их тела. На свалке, которую прочесывали множество раз.

Из отдела вызвали тогда почти всех: слишком резонансным было произошедшее. Алексей, повидавший за годы службы многое, все-таки оказался неготовым ни к виду изувеченных детских тел, ни к истерике родителей, ни к тому, что во всей этой истории не оказалось ни единой зацепки. Ничего, что позволило бы хоть как-то выйти на след преступника.

А дома... дома ждала любимая жена с очередными претензиями. Желания спорить или что-то доказывать у него просто не оказалось. Еще и эти дурацкие цветы, которые угораздило купить. Чувствовал ведь, что не примет Ольга никаких подарков, потому что ждет совсем другого, на что у него не осталось никаких сил...

Только оправдаться не получилось. Никак. Ни усталость, ни сумасшедший стресс, ни внезапно навалившаяся апатия ко всему не могли стать достаточной причиной для того, что он сделал. Или допустил. Была ли хоть какая-то разница?

Татьяна давно искала его расположения. Не могла поверить, что ему не интересны ухищрения, заигрывания, какое-то нелепое кокетство. Он привык вообще не обращать на нее внимание. А женщина просто дождалась удобного момента, когда ему будет наплевать абсолютно на все. Даже на чужие руки, шарящие по телу.

И чем же он лучше своего отца? матери? брата? Почему тело с такой готовностью откликнулось на запретные ласки? Он ведь прекрасно знал, что ничего не сможет скрыть от жены. Не захочет лгать ей. Не сумеет убедить, что случившееся не имеет никакого значения.

Еще как имеет... Он мог бы остановить Татьяну, вышвырнуть ее прочь из кабинета... Но почему-то этого не сделал. Сам, своими руками уничтожил такую хрупкую любовь, которая была в его жизни. Первую и последнюю. То, что другой не будет, он тоже знал. С самого начала. Знал, когда умолял Ольгу о прощении в письмах, которые она, скорее всего, даже не читала. Когда целыми ночами простаивал под ее окнами, под закрытой дверью квартиры, где она сменила замки. Тщетно пытаясь поговорить, объясниться. Только что было объяснять, если и так все оказалось предельно простым и понятным? Он – предатель. Негодяй, для которого нет ничего святого. Похотливый самец, бегущий к чужой юбке вместо того, чтобы решать проблемы в семье. Все обвинения справедливы и ни одного аргумента для защиты.

Ольга подала на развод две недели спустя, так и не согласившись выслушать ни одного его объяснения. Она вообще заговорила с ним впервые с того дня только в зале суда. Произнесла одно-единственное слово: «Ненавижу!». И в тот же день съехала из квартиры.

Он мог бы ее найти. Только имело ли это какой-то смысл? Сказать о любви, которую сам же растоптал? Попытаться что-то исправить? Не было у него машины времени. И в сказки перестал верить очень давно, когда услышал от родной матери слова о том, что ничего хорошего в его жизни никогда не будет, потому что ему вообще не следовало рождаться на свет...

А спустя три бесконечных года судьба зачем-то снова столкнула его с женщиной, продолжавшей приходить к нему во сне. Единственной, с которой успокаивалось не только тело, но и сердце. Которая была все так же ему дорога и которую он не смог ни понять, ни вернуть.

Никаким другом этот Арсентьев для нее не был: не дружат женщины с такими мужиками. Давняя история из прошлого Мирона, о которой Ольга просила узнать, скорее всего, только добавила привлекательности в ее глазах. А в настоящем он был именно тем, о котором она всегда мечтала: успешным, надежным и внимательным.

Навести справки не составило труда. Ольга работала с этим мужчиной не первый год, и их близкие отношения для всех в компании были очевидны. И она не выглядела ни расстроенной, ни тоскующей. Любила и была любима. А теперь еще и ребенок...

Алексей зажмурился, не замечая, как лопнул стакан, который он сжимал в руке. Даже не почувствовал боли от впившегося в кожу стекла. Арсентьев сказал, что она станет самой лучшей мамой. Он тоже был в этом уверен. Ее ребенок никогда не испытает того, с чем пришлось столкнуться ему. Ольга этого просто не допустит, потому что в отличие от него умеет любить...

Потянулся к взорвавшемуся пронзительной трелью телефону и только тогда заметил окровавленную ладонь. Машинально зажал порез салфеткой, вслушиваясь в такую обычную информацию. Его больше ничего не удивляло. Ничего не шокировало. Слишком дорого стоили любые ощущения, затрагивающие сердце.

Несколько минут спустя уже отдавал приказания. Поджог на одном из крупнейших складов города. Ему нужно было всего лишь отправить туда дежурную машину. Но взгляд внезапно зацепился за лицо молодого прапорщика, спешащего приступить к выполнению задания.

– Голубев! Стоять! – Парень замер, не понимая, чем мог вызвать внимание начальника.

– У тебя сын, кажется, недавно родился?

– Да... На прошлой неделе...

– Вот и отправляйся... нянчить сына. Свободен.

Мальчишка продолжал стоять, не понимая странного распоряжения.

– Я тебе сказал: домой! Почему еще здесь?

– Но ведь эта смена моя...

Алексей устало вздохнул. Подобная недогадливость начинала злить.

– Дурень, там площадь пожара три тысячи квадратных метров. А если с тобой что-то случится? Хочешь, чтобы твоя жена стала вдовой? – и, видя, как тот начал испуганно ловить ртом воздух, усмехнулся: – Так-то. Выходной у тебя сегодня. Внеочередной. Должен мне будешь. Я сам поеду.

Парень смутился.

– Но как же... Вы... если это, правда, опасно?

– А мне терять нечего. Давай, дуй к жене. Нечего ее нервировать, про пожар ведь уже точно полгорода знает.

Мирон открыл дверь квартиры, пропуская Ольгу вперед. Даже немного подтолкнул, видя ее робость.

– Проходи, проходи. Смелее.

Полина выбежала навстречу, немного растерянно воззрившись на гостью. Это, однако, не помешало продемонстрировать мужу радость от встречи. Мужчина сгреб ее в объятья, короткие, но такие пылкие, что Ольга смутилась.  Она не хотела приходить, но Мирон настоял. Почти заставил, почему-то решив, что ей необходимо попасть к ним на ужин.