Есть в графском парке черный пруд,

Там лилии цветут.

Этим утром в парке у своего дома Алина увидела спящую цыганку. С раскинутыми над головой руками, ногами, укрытыми пестрыми юбками, безмятежным лицом.

Цыганка просто спала тут, пользуясь теплыми ночами. И не боялась ползучих обитателей травы, лихих людей, каковых в их районе хватало. Не беспокоилась, что мелатонин не будет вырабатываться.

Алина же всегда спала в маске, несколько раз проверив и перепроверив, закрыты ли входные двери, лоджия. Потому, проходя мимо, глянула на спящую с удивлением и завистью.

На смуглое лицо с грязными потеками у рта упал листок, но цыганка не шевельнулась, только глубже вдохнула.

Алину мог разбудить самый тихий звук: шуршание паучка в углу, стук двери у соседей, запоздалая капля из крана. А уж прикосновение подбросило бы ее с кровати. И сердце долго-долго стучало бы в ребра пойманной птицей. Испуганное ее сердце.

Обычно она гуляла в парке рано утром, когда солнце только-только заливало золотом окна верхних этажей ее дома.

Парк рядом, почти нет людей – идеально для утренней прогулки. Можно пробежаться по кленовой аллейке, шурша редкими листьями, а возле лавочек поймать вай-фай и полазить по интернету.

Алина обогнула ряд скамеек, пружинисто пошла, почти побежала по тропинке. ведущей к пруду.

Здесь стояла прохлада, ивы полоскали листья в неподвижной воде.

Алина любила это место. Здесь бедное ее сердце начинало стучать сильнее – от страха и восторга.

Страх был привычным состоянием. Правда, она не понимала, почему его вызывают семь роскошных водяных лилий метрах в пяти от берега.

Восторг же был понятен. Розовые плотные лепестки, яркая желтая сердцевина, огромные листья – вся эта роскошь и буйство, собранные в островок посреди водной глади поражали воображение.

Водяные лилии были великолепны и неуместны здесь, посреди большого города, как изящные фарфоровые чашечки в заводской столовой.

Цветы невыносимо хотелось рассмотреть подробней. Алина обязательно приходила сюда утром и останавливалась минут на пять, полюбоваться.

Чтобы глянуть на лилии, она протискивалась между разрушенным забором и стеной.

Когда-то здесь стояла лодочная станция – белоснежный домик с башенками. Тут звучали оживленные голоса, звякали цепями разноцветные лодки, ладони парней горели от весел, девушки романтично сидели на носу, глядя вдаль.

Все это куда-то исчезло, превратилось в развалины, поросшие кустарником.

Осторожно ступая между тугими стеблями ивняка, Алина почти перестала дышать.

Вот, сейчас! Она увидит лилии! И ее сердце сожмут непонятная тоска и желанный восторг!

Огромные цветы уже виднелись через спутанные ветки. Холодные красавицы, милостиво являвшие себя пруду, облакам, подобострастно склонившимся ивам. И восторженной Алине.

Она машинально считала – одна, две… Шесть. Неужели кто-то сорвал? Влез в темный пруд, срезал толстый стебель!?

Продравшись сквозь кусты, Алина увидела седьмую лилию почти у берега. Задохнулась от предвкушения. Наконец она все рассмотрит вблизи, потрогает, понюхает!

На цветке сидела стрекоза с длинным телом, отливавшим металлом. Сложенные вдоль спины крылья снизу подсвечивались желтизной тычинок. Синее суставчатое тело ярко выделялось на фоне бело-розовых лепестков.

Алина присела, вглядываясь. Цветок был в метре, руку протяни. Так близко лилию она видела впервые.

Какие мясистые бледно-розовые лепестки! Какие огромные глаза у стрекозы, внимательно и неотрывно наблюдающие за Алиной!

Челюсти насекомого мерно двигались. Изо рта свисали прозрачные крылья и ниточки комариных ног. Стрекоза завтракала.

Алина болезненно поморщилась. Не может быть полной идиллии, обязательно кто-то кого-то жрет!

Лилию нужно рассмотреть поближе, потрогать лепестки, почувствовать в руке мясистый стебель. Может, домой взять? Нет, домой не получится. Хотя бы понюхать, у такой красоты должен быть божественный запах.

Алина присела у кромки воды, носки кроссовок ушли в мягкий песок.

Комариные ноги скрылись в пасти стрекозы, но улетать она не собиралась.

Алина глянула на часы. Если она еще пять минут будет таращиться на стрекозу, то так и не понюхает лилию, и опоздает на работу.

Цветок прибивало ветерком ближе, просто глупо не потрогать лилию, она же сама в руки идет.

Алина, конечно, не будет рвать, да и едва ли справится с толстым стеблем. И потом, в какую вазу ее поставить? И сможет ли цветок жить без пруда?

Она протянула руку, стрекоза лениво снялась с цветка, блеснула слюдяными крыльями, полетела к островку из шести лилий. Алина погрузила руку в воду. Вода теплее воздуха, надо же!

Она дотронулась до основания цветка, погладила толстый розовый лепесток, ухватила скользкий зеленый стебель и потянула к лицу, чтобы понюхать.

Стебель шел туго, будто внизу что-то держало. Она потянула сильнее, чувствуя холод, идущий изнутри стебля. Сопротивление ослабело.

Из темной глубины поднималось что-то круглое, внутрь чего уходил мясистый стебель. Корень?

Она тянула мокрый стебель, чуть наклонившись. Ну, еще одно усилие!

На Алину наплывал душный запах травы, тины, стоячей воды.

И тут круглое, откуда шел стебель, вынырнуло на поверхность, поднялось на свет.

Круглое оказалось человеческой головой. Алина таращилась пару секунд, пока не поняла это.

Через редкую сетку, надетую на голову, проступало объеденное рыбами лицо, снизу шел корень. Лицо отливало зеленью, распухло. Остатки волос колыхались в воде змейками.

Серо-зеленая кожа выглядела непрочной, вот-вот распадется. Похоже надетая на голову сетка не давала размыть рыхлую плоть, унести ее, оставив кости черепа.

Великолепная лилия, сияющая нежным розовым светом, своим стеблем выходила из макушки человеческой головы. И это было так нереально и страшно, что Алина вскрикнула.

Пальцы на стебле сжались намертво, она машинально отшатнулась, споткнулась о молодую иву. Та, распрямившись, обожгла коленку, но боли Алина не почувствовала, потеряла равновесие и упала, приминая гибкие кусты.

Стебель, зажатый в руке, потянул голову за собой и та, всплывая, глянула прямо на Алину. Пустые глазницы с рваными краями уставились на нее черными дырами.

От нижней губы, объеденной рыбами, почти ничего не осталось, обнажились зубы до десен, ко лбу под срезанной макушкой прилипла зеленая тина. А на щеке виднелось темное пятно с копеечную монету.

Легкий ветерок покачивал голову. Лицо меняло выражение, скалилось, будто насмехалось над Алиной.

Ниже головы шел корень, выходящий из полиэтиленового пакета с землей. Еще ниже – обрывок веревки. Пакет надорвался, в воде колыхались лохмотья. Земля размывалась, облачком расплывалась по воде.

Сидя на жестких ветках ивняка, Алина перевела взгляд с головы на зажатую в кулаке лилию. Цветок был огромен, от него пахло водой и чем-то сладковатым, тошнотворным.

Алина разлепила пальцы, лилия упала, цепляясь за торчащую поросль сползла в пруд. Но голова ко дну не пошла, закачалась рядом с роскошным цветком. Едва уловимый ветерок, то прибивал их к берегу, то пытался унести подальше.

Она не помнила, как выбралась из развалин лодочной станции, как побежала по кленовой аллее. Дикими глазами глянула на цыганку, что безмятежно спала в траве.

И только тут притормозила, осознала, что в мире ничего не изменилось.

Солнце залило золотом окна всех этажей ее дома. Радовались утру птицы. Кошки шли по своим делам. Спала цыганка.

Все как всегда. Но как теперь развидеть то, что сейчас плавает на поверхности пруда?

Мысль о полиции, как возникла, так и пропала – только не полиция!