Осторожно, я раздвигаю ее ноги намного шире, прижимая ее к своим бедрам, затем просовываю руки под ее задницу, чтобы поднять ее ко мне.

Инстинктивно ее ноги опускаются на мои плечи, ее каблуки все еще украшают ее ступни.

Я использую ее гладкость, чтобы смазать свой член, прежде чем направить себя к ее анусу.

— Ты позволяешь кому-то еще трахать тебя здесь, шлюха? — спрашиваю я, скрежеща зубами, когда облегчаюсь внутри нее. Я чувствую, как ее стены пытаются вытеснить меня, отвергая мой размер, но я продолжаю давить.

— Н-нет, только ты, — она агрессивно качает головой, зажмурив глаза, изо всех сил пытаясь приспособиться ко мне. — Бля, горю.

Я использую большой палец, чтобы стимулировать ее клитор, пытаясь помочь ей открыться.

— Тебе нужно расслабиться, малышка. Впусти меня, — шепчу я, продвигаясь внутрь все дальше и дальше, чем больше я трахаю ее клитор своим большим пальцем. — Все, это моя девочка. Черт, ты чувствуешь себя невероятно. Ты чувствуешь, как я растягиваю твою задницу? Сжимаешь стенки для моего члена?

— Я чувствую… — ее настигает стон, который охватывает все ее тело. — Так наполнено, так хорошо.

Как только я полностью оказался внутри ее задницы, я не знаю, как смогу вырваться из-за того, как сильно она сжала меня.

Но постепенно я начинаю работать бедрами, двигая большим пальцем чуть быстрее. Я не могу сдержать ухмылку, расплывающуюся по моему лицу, ощущение того, что она расслабилась вокруг меня настолько, что я могу двигаться быстрее.

— Ты такая хорошенькая маленькая шлюха, Сэйдж. Принимаешь меня так хорошо.

Вскоре я вхожу в нее с большей силой и вижу, как на ее лице нарастает напряжение. Мои бедра снова и снова шлепают ее по коже, когда я все глубже проникаю в нее.

Мое собственное освобождение лижет мне пятки, скручивает живот, но мне все равно. Я просто хочу посмотреть, как оно придет к ней.

Я хочу видеть, как эйфория вспыхивает на ее коже, взрываясь с головы до ног. Мне было бы все равно, если бы я больше никогда не приходил, если бы это означало, что я смогу видеть это лицо до конца своей жизни.

Как раз этого было бы достаточно.

— Бля, блять, — ругается она, впиваясь ногтями в мои бедра. — Рук!

— Так туго, чертовски хорошо, — ворчу я, когда мои движения становятся все более беспорядочными, неконтролируемыми, чувствуя ее спазмы подо мной.

Этого недостаточно. Я хочу больше. Я хочу все это.

Я хочу, чтобы ее сломали и тщательно трахнули. Настолько слаба, что мне приходится уносить ее с этой дурацкой вечеринки, где ее никто не понимает.

В окружении всех этих людей, которые посадили ее в клетку, потому что боялись того, что она может сделать, если они дадут ей полную свободу действий.

— Давай еще, — рычу я, хватая ее ноги за лодыжки и раздвигая их так, что они падают на стол, оставляя ее открытой для себя.

Я погружаю средний и безымянный пальцы в ее киску, продолжая долбить свою длину в другую ее дырочку.

— Слишком много, — выдавливает она. — Черт, это слишком.

Двигая пальцами внутрь и наружу, ускоряя темп, я обязательно провожу ими в заветной точке ее влагалища.

— Я сказал, кончай, — приказываю я, чувствуя, как мои органы прорезают меня, когда она начинает беззвучно кричать, и удовольствие полностью захлестывает ее.

Ее спина выгибается над столом, пытаясь отстраниться от меня, но я продолжаю закачивать свое семя в ее глубины, все еще шевеля пальцами.

Прозрачная жидкость выплескивается на нижнюю часть моего живота, ее влагалище омывает меня, когда ее второй оргазм разрушает ее. Я резко стону, когда она напрягается.

Комната наполняется прерывистым дыханием, пока мы оба остаемся в этом состоянии блаженства, ее тело переживает афтершок ее оргазма.

Я держу себя внутри нее, наклоняясь, оставляя нежные поцелуи на истерзанной коже ее шеи. Эмоции смешиваются с приливом вожделения, когда мой язык кружится вокруг следов, которые я оставил, пробуя соленый пот на ее коже.

Вместо того, чтобы спросить, как в прошлый раз, я делаю заявление, которое не подлежит обсуждению.

— Я держу тебя, — говорю я сухим голосом, отчаянно нуждаясь в увлажнении.

Ее пальцы погружаются в мои волосы, слегка дергая концы, и я чувствую, как ее губы изгибаются в улыбке.

— Я всегда была у тебя, Рук. Всегда.

Еще один день.

У нас был план, и наконец пришло время его выполнить.

Этого ждали долго, и окончательность этого события висит в воздухе, как гниющее мясо. Это преследует меня повсюду, докучает мне.

Я хотела сделать это сегодня, но нам пришлось ждать Алистера, который проводил день с Браяр у своего дяди на его день рождения. Нужно было убедиться, что существует баланс между местью и любовью.

За то время, что я была рядом с ними, я поняла, что Алистеру нужно быть рядом, когда что-то идет не так. Не только потому, что у него были проблемы с контролем или ему нужно было взять на себя ответственность, но и потому, что, если дела пойдут плохо, он хотел быть тем, кто понесет поражение. Чтобы быть тем, кто бы вывел их из беды и от любого вреда. Вот кто он для них.

Старший защитник.

Защитник.

Их постоянная тень.

И я уважаю его за это, даже если он до сих пор не проникся ко мне симпатией. Собственно, никто из них толком не разогрелся, особенно Тэтчер. Он ясно дал понять, что не является моим поклонником.

Но это нормально, потому что Рук является.

Рук горит во мне, и я намерена быть кислородом, чтобы продолжать разжигать это пламя.

Прошло несколько дней после Весеннего Обеда, и я не думаю, что он хоть раз провел время вне моего тела. И меня это более чем устраивало.

Даже среди всей суматохи и хаоса, которые творились вокруг нас, мы нашли свою маленькую гавань между трещинами, живя и дыша в моменты, когда были только мы.

Раньше я не осознавала, как многого мне не хватало из-за того, что мы не могли вместе появляться на публике. Теперь я могу открыто пялиться на него, когда он входит в комнату, или сидеть рядом с ним в классе, если захочу.

Мы вместе.

И я никогда не чувствовала себя более живой, даже в то время, когда я переживала столько горя. Я знаю, что он у меня есть, и мне больше не нужно сталкиваться с тьмой в одиночку, потому что он — свет, который никогда не гаснет. И все это мое.

Меня поражает, как мы все еще живем такой нормальной жизнью, в то время как такие зловещие планы находятся в процессе разработки. Что, несмотря на то зло, которое происходит, мы можем сделать из этого что-то прекрасное.

— Это займет всего минуту, обещаю. Мне просто нужно переодеться, — говорю я Лире, которая идет позади меня по тротуару к дому Сайласа.

Рук все еще хочет, чтобы я осталась там, пока Фрэнк не умрет.

— Что не так с одеждой, которая сейчас на тебе? Мы просто идем в «Тилли».

— Я ношу эту юбку весь день и отчаянно нуждаюсь в леггинсах. Это займет две секунды.

То, что я нашла в шкафу Лиры, было чем-то, что я унесу с собой в могилу. Это была ее тайна, которую она должна была хранить, ее правда, которую нужно было сжечь. Я знал, что рано или поздно это выйдет наружу, но пока это время не придет, я буду держать ее одержимость при себе, как и обещала.

Последние несколько дней все шло так гладко, что я должна была ожидать, что что-то пойдет не так.

Я должна была предвидеть это.

Но не было ничего, что могло бы подготовить меня к тому, что нас ждало, или к тому, как резко это изменит ход всего.

Когда дверь открывается, происходят три вещи.

Один.

Мать Сайласа, Зоя, сидит на диване, а Калеб и Леви стоят по бокам от нее, утешая ее, а крупные слезы текут по ее лицу.

Два.

Скотт Хоторн, утонченный, кроткий отец, прохаживается по полу. Кто бы ни был на другом конце телефонного звонка, он выдерживает бурю, в которой я не хочу участвовать.