Я провожу языком по нижней губе, а она соблазнительно вытаскивает его из-под ног и швыряет его на пол, когда заканчивает. Мои глаза не могут понять, куда смотреть в первую очередь. Зажигательная голубизна ее глаз, изыщные изгибы ее бедер или ее мягкие сиськи идеального пыльно-розового цвета просят моего рта.

Она была моей величайшей душевной болью. Того, кто проделал во мне такую глубокую дыру, что я никогда не думал, что смогу ее заполнить. Я привык к пустоте в своей душе.

Но она также мое единственное спасение.

Единственный алтарь, которому я осмелился поклониться.

Я наконец нахожу, куда хочу смотреть, потому что она опускает руки перед собой, обнажая не совсем белые шрамы, находящиеся там.

Они начинаются у основания ее запястья, двигаясь вертикально вверх по рукам, пока не останавливаются чуть ниже сгиба ее локтя.

— Мой папа сделал выбор, и я тоже, — выдыхает она. — Он хотел оставить меня, но я хотела убедиться, что он не получит ни одну из нас. Мы не должны страдать в одиночку, Рук.

Я встаю.

Она никогда не сможет привести меня к Эдемскому саду или жемчужным вратам рая. Слишком поздно для этого.

Но мы могли бы создать свой собственный мир. Наше собственное спасение на наших условиях. Наш собственный небесный город в царстве вечного огня.

Я хватаю ее за запястья, скручиваю пальцы, изучая впалую кожу. Все эти швы, вся эта кровь, которую она, должно быть, потеряла. Она была совсем одна, такая чертовски несчастная, что хотела покончить со всем этим. Я бы никогда не увидел ее снова. Я бы потерял ее навсегда.

Это похоже на быстрый удар по яйцам, резкий удар в живот.

— Ты больше не нелетающая птица, Сэйдж. Ты феникс. Они пытались задушить тебя, но ты не позволила им. Ты построила себя из этого пепла без моей или чьей-либо помощи. Только ты.

Я лезу в передний карман, вытаскивая изящную золотую цепочку, и птичка посередине ловит свет.

— Умереть легко. Ты можешь гореть для меня?

Я не просто так спрашиваю.

Я умоляю.

Она протягивает руку, хватая висящий амулет, и проводит пальцем по покрытому металлом крылатому существу.

— Где ты это взял? — шепчет она, одинокая слеза течет по ее щеке, и у меня возникает плотское желание слизнуть ее с нее. Чтобы поймать ее печаль и проглотить ее, чтобы она никогда не чувствовала ее снова.

— Я выплавил его из значка Каина, — говорю я. — Как напоминание о том, что он больше никогда не сможет прикоснуться к тебе. Никто не будет. Нет, если ты им не позволишь.

Я вижу вопрос в ее глазах. Она хочет знать, что случилось, что я сделал, но она знает, что сейчас лучше не говорить об этом.

Я беру металл и надеваю его на ее шею, зацепляя сзади так, чтобы он идеально ложился на центр ее ключицы. Она смотрит на него сверху вниз, какое-то время смотрит, и сначала я не уверен, нравится ли он ей. Это ужасный подарок.

Но когда она снова смотрит на меня, ее губы слегка приоткрыты, она дает мне свой ответ:

— Рук, я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне сейчас.

Мне не нужно, чтобы она говорила что-то еще. Это единственное разрешение, которое мне нужно.

Я приближаю свое тело к ней, заползаю на стол и забираюсь на нее. Моя талия находится между ее молочно-белыми бедрами, и я опускаю свой рот на ее, впитывая красный цвет ее рта, пока она не распухнет от моих поцелуев.

Она стонет в меня, когда наши языки сплетаются вместе, пожирая друг друга, изливая каждую крупицу чистых эмоций в рот друг другу. Все муки, все страдания одни, вся любовь.

Моя грудь болит. Мое сердце трепещет, оживляясь впервые за год. Приятно вознаграждать себя, а не наоборот. Эти расплавленные горячие цепи, которые годами цеплялись за мое тело, начинают распутываться.

Нуждающийся, желающий, и каждый кусочек мой.

Я двигаю ртом вниз, не зная, на вкус ли чувствительная кожа на ее шее больше похожа на клубнику или на мед, но в любом случае, вкус на моем языке — это то, что я никогда не хотел забыть.

Чем дальше я работаю, тем больше фиолетовых и красных следов оставляю на ней. Я хочу отметить каждый ее квадратный дюйм, пока она не будет полностью покрыта мной. Я бы ни дня не прожил так, чтобы весь проклятый мир не узнал, что она моя.

— Твой рот такой приятный, — хнычет она, когда мои руки ощупывают ее груди. Гладкие и упругие, теплые и манящие к моим любопытным пальцам. Я мучительно играю с ее сосками.

Я слишком долго отрицал правду о том, что она всегда была моей. И теперь я схожу с ума при мысли о том, чтобы владеть ею полностью, владеть каждым дюймом.

— Скоро станет еще лучше, — шепчу я, оставляя затяжной поцелуй прямо над ее трусиками. — Черт, я пропустил это.

— Я или?

— Ты. Я скучал по тебе, — я двигаю ртом вокруг ее обнаженного тела, — Я скучал по тебе, я не думал ни о чем другом с тех пор, как ты ушла. Я больше никого не трогал. Нет никого лучше тебя.

Я скатываю пояс вниз, одним махом сбрасывая нижнее белье с ее ног.

Я абсолютно голоден для нее. У меня текут слюнки при виде ее блестящей розовой киски, влажной и готовой для меня. Я слишком долго отказывал себе в ее влагалище на моем языке. Я хочу исправить это.

Поместив свое тело между ее ног, заставляя ее бедра раскрыться, чтобы освободить место для моих плеч, я провожу языком от вершины ее холмика к ее отверстию. Она дергается возле меня, пытаясь прижать свой центр к моему лицу, гоняясь за трением, гоняясь за удовольствием.

С радостью подчиняясь, я опускаю рот к ее клитору, посасывая чувствительный бутон с достаточным усилием, чтобы она могла это почувствовать. Я медленно обвожу вокруг него кончик языка, дразня нас обоих. Я могу играть всего несколько секунд, прежде чем начинаю пожирать запретный плод между ее бедрами.

Ее пальцы погружаются в мои волосы, прижимая меня к центру, жаждая большего. Мой горячий язык скользит по ее скользким складкам, и я вдыхаю ее, как будто она моя последняя еда на земле.

Двумя пальцами я использую ее соки, чтобы легко вводить их в ее узкую дырочку, чувствуя, как она сжимается вокруг меня, когда я ввожу их в ее влагалище и выталкиваю из него.

— Все эти непристойные звуки для меня? — я стону в ее лоно, мой голос вибрирует на ее чувствительном бутоне. — Как чертовски мило с твоей стороны, детка.

Я прижимаю язык к ее клитору, позволяя ей тереться об меня, позволяя ей контролировать давление и ритм. Позволить ей использовать меня, пока она не будет готова сломаться.

На ее лбу образуются маленькие морщинки, стоны становятся громче, все ее тело извивается, а позвоночник поднимается над столом. Мой член тяжел и пульсирует, отчаянно желая почувствовать, как ее стенки сжимаются вокруг меня.

Я знаю, что она близко.

Я всегда знаю.

Потому что я знаю свою девочку.

Я чувствую, как ее соки стекают по моему подбородку, покрывая меня ее жидкостью, такой святой, что ее может быть достаточно, чтобы очистить мир от грехов. Свободной рукой я размазываю ее смазку по направлению к ее заднице, массируя узкое отверстие подушечкой пальца.

— Ты будешь хорошей шлюхой и позволишь мне трахнуть и эту дырку?

Часть меня поддразнивает.

Другая часть меня дико претендует на каждую дырку без ограничений.

Она хнычет, кивая, пока я продолжаю играть, просовывая кончик пальца внутрь и стону от того, насколько она тугая.

— Скажи это. Попроси меня.

Приподнявшись на локтях, с красным от удовольствия лицом, она смотрит на меня между своих бедер.

— Я хочу, чтобы ты трахнул мою задницу, — в ее голубых глазах столько желания, что я не могу ей отказать. —Пожалуйста.

— Бля, — стону я, возвращаясь к ее губам, засовывая свой язык ей в рот и позволяя ей попробовать свои соки на моем языке. — Я чертовски болен тобой, Сэйдж.

Я провожу рукой вниз по телу, высвобождаюсь из штанов и сажусь на колени. Обхватив себя ладонью и натирая всю длину, я наблюдаю, как с кончика вытекает несколько капель предэякулята.

— Рук, пожалуйста, малыш. Ты мне нужен, — стонет она, прижимаясь ко мне.