— Ага? Тебе нравится немного боли, не так ли, ЛТ? — я ухмыляюсь, глядя на нее сверху вниз, поднимаю одну руку и поднимаю очки, чтобы они легли ей на макушку, чтобы я мог видеть ее глаза.

— Только когда я знаю, что ты будешь лизать лучше.

Я всегда думал, что влюбиться в Сэйдж было худшей ошибкой в моей жизни. Что она сделает меня слабым. Что она погасит пламя, которое всегда так горячо горело во мне.

Но она кислород, постоянно подпитывающий меня, к лучшему или к худшему. Она сделала меня выше, заставила гореть сильнее, придала сил.

Я прошел через ад — мы прошли через ад, — и я ценил это. Потому что я никогда не мог распознать ее благодати, никогда не знал, что такое грех.

Ты никогда не узнаешь, насколько поврежден, пока не попытаешься полюбить кого-то.

Ее глаза сияют ярко-голубым, и это заставляет меня наклонить голову,

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я, практически видя, как крутятся колесики.

— Твои глаза, — бормочет она. — Это было первое, что я заметила, когда вернулась сюда. Они выглядели такими пустыми, но теперь они другие. Менее безжизненные.

— В том-то и дело, детка, — я заправляю прядь волос ей за ухо. — Когда мы закончили, ты напомнила мне, какой я пустой. Каким чертовски пустым я всегда был. Единственное, что меня наполняет, — это ты, и это видно.

Это так.

Каждый кусочек.

— Как это прошло? — спрашивает она, обвивая меня руками за талию.

— Я не истекаю кровью, так что это начало, — смеюсь я. — Хотя я не беспокоюсь о себе. Готовы ли ты к этому?

Мягкими пальцами она тянется к моим волосам.

— Я злюсь, что его похоронят рядом с моей сестрой, но я думаю, что готова на все, когда ты рядом со мной.

Ухмылка расползается по ее щекам, когда она наклоняется ко мне ближе, ее губы касаются моих.

— Мой бог огня.

— Бог огня, да?

— Ага, — мычит она, улыбаясь мне из-под длинных ресниц. — Всегда готов сгореть. Настолько яркий. Если что-нибудь случится, я знаю, ты будешь там, чтобы передать мне спичку.

Золотое ожерелье, которое она носит, блестит на солнце.

— Я всегда буду рядом. Всегда. Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой.

— Потому что ты решил оставить меня? — шепчет она.

Впереди горы, вещи, которые находятся вне нашего контроля, и, хотя мы обо всем позаботились со своей стороны, есть люди, которые знают о нас. Кто знает, что мы за ними.

Вскоре они пошлют новые препятствия, чтобы остановить нас. Чтобы попытаться разлучить нас. Мы больше не охотники; скоро мы станем жертвой охоты. Но мы все готовы ко всему, что грядет.

Даже если они не придут за нами, мы позаботимся о том, чтобы семьи этих пропавших девочек получили ответы. Что, как бы ни было неприятно, мы позаботимся о том, чтобы нужные люди узнали о том, что здесь происходит, и смогли остановить это. Даже если это означало покончить с собой в процессе.

Это была маленькая победа. Покончить с жизнью человека, который бросил Роуз в эту передрягу, но это был не конец. Не со всем, что мы знали сейчас. На кону было слишком много жизней, и, хотя я никогда не считал себя героем, я был порядочным человеком, несмотря на свою репутацию.

Какой бы ад они ни принесли, мы всегда приносим еще. Нет никого, кто мог бы изгнать нас из хаоса. Ни тогда, когда мы родились из него, никогда мы жили в нем.

Я бы сделал все, чтобы защитить свою семью. Какими бы ебанутыми и нефункционирующими они были. И нет ничего, чего бы я не сделал для них.

И, черт возьми, я знаю, что Сэйдж и я собрались вместе в урагане опрометчивых решений и похотливого беспорядка, но то, что мы нашли под всей этой болью, всей ложью, всей правдой, было чем-то реальным.

Это любовь, которая будет изображена в ужасном свете, и шепот будет говорить о том, насколько она греховна, повествование изложено просто как злое дитя сатаны, развращающее самого заветного ангела Пондероз Спрингс. Они бы сказали, что я пробрался в ее комнату ночью и украл ее в свое царство вечного проклятия, оставив ее здесь навсегда.

Наша история будет злодейской, пока мы живем здесь.

Но они не знают, что мы сделали.

Они не знают, что она больше, чем просто хрупкий ангел.

Она сила, способная уничтожить все на своем пути. Феникс из пепла.

Лилит моему Люциферу.

Ради которой я бы сжег всю чертову планету.

В непрозрачной темноте мы нашли любовь, которую невозможно было сдержать.

Итак, кому-то наша любовь показалась бы нечестивой, актом против самого Бога, но для нас?

Это больше.

Это наше.

Она была права. Завтра птицы будут петь, и они будут петь, пока мы вместе.

— Потому что ты единственный, кто достоин остаться.

Я смотрю вниз на вырытую во влажной земле яму, наполненную каштаново-коричневым гробом и покрытую тонким слоем цветов.

Я думала, что хоронить человека, которого уже бесплатно кремировали, было пустой тратой денег, но в его завещании было написано, что он должен быть похоронен на участке, который он уже купил много лет назад.

Похороны — это место, где ты должен чувствовать эмоции. У Розмари я чувствовала себя разбитой и опустошенной, во мне было столько печали, что я едва могла дышать.

Но сегодня я ничего не чувствую.

Еще одна пятница в Пондероз Спрингс.

Может быть, потому что мой отец умер для меня задолго до того, как перестал дышать. Я давным-давно убила все, что к нему привязывалось, возможно, еще до того, как узнала о заключенной им сделке.

Сегодня люди оплакивали человека, которого считали героем. Тот, кто умер после того, как заснул во время приготовления пищи.

Сегодня плохой парень проиграл. Двое из них.

Но для города это был трагический случай, который детектив Финн Брек храбро пытался предотвратить, но оказался в ловушке пламени, пытаясь спасти моего отца. По крайней мере, так я сказала полиции, когда они появились.

Я сказала в точности то, что сказал мне Рук, что мой отец пригласил Финна вместе с Каином, который не смог прийти, и я получила предупреждение на свой телефон от домашней системы безопасности, что обнаружен пожар.

Мы ехали так быстро, как только могли, но к тому времени, когда мы прибыли, дом был охвачен пламенем. Мы ничего не могли сделать.

Я беспокоилась о том, что может показать вскрытие, но, очевидно, доктор Говард Дисил, гробовщик нашего города, был в долгу перед мальчиками. Ни о каких травмах тупым предметом или ножевых ранениях не сообщалось.

У меня на глазах выступили крокодиловы слезы, и я зарыдала, как будто собиралась на премию Оскар за лучший фильм.

Я сегодня не играла, всю службу сохраняла пассивное выражение лица, а Рук стоял рядом со мной, держа меня за руку. Для других он был поддерживающим бойфрендом, стоящим рядом с шокированной девушкой. Я имею в виду, я потеряла все в их глазах.

Моя мать, мой отец, моя сестра.

Все они ушли; они могли понять мое оцепенение. Я была девушкой, у которой ничего не осталось.

Но они ошибались.

Рук не держал меня за руку для поддержки.

Я держала его.

Потому что мне было приятно стоять перед всеми людьми, которые прокляли его, и заявлять, что он мой. Каждый сломанный, скрученный кусок. Это было мое.

И да, я потерял все. Но я приобрел гораздо больше.

— Ты в порядке?

Я смотрю на Браяр и Лиру, видя их дружбу, в которой я так давно отчаянно нуждалась. Два человека, которые стояли рядом со мной, которые поддерживали меня. Одна из них ударила мужчину ножом в шею. Если это не было доказательством лояльности, то я не была уверен, что именно.

Я киваю.

— Вы в порядке?

Лира не подписывалась ни на что из этого, и все же теперь ее руки были в крови, она вечно жила с тем фактом, что отняла жизнь, чтобы защитить людей, о которых она заботилась.