— Расслабь горло, детка. Впусти меня, — он тихо стонет, используя обе руки, чтобы протолкнуть меня глубже в его член, пока мой нос не уткнется в его таз. Размер заставляет мое горло расширяться, болезненно давя на мягкие ткани горла.

Мое дыхание через нос выходит дрожащим, когда я вздрагиваю, мои глаза щурятся, когда я сосредотачиваюсь на том, чтобы не производить никакого шума, чтобы те, кто находится за пределами этой кабинки, не услышали меня. Я сглатываю вокруг него, всасывая его губами, создавая воздухонепроницаемый вакуум.

— Вот и все. Такая хорошая шлюха для меня.

Как бы трудно это ни было, это так хорошо. Чувствую, как он растягивает мой рот, чувствую, как он укоренился во мне, наблюдая, как он ищет во мне удовольствия.

Я такая эгоистичная, потому что я приму все это. Все, что он дает, я возьму, возьму, возьму. Потому что это может быть все, что у меня будет в конце концов.

Каждый раз, когда я пытаюсь отдышаться, он крадет его еще одним жестким толчком в мой рот, и у меня нет другого выбора, кроме как сделать это. И с течением времени становится только хуже. Его хватка на моих волосах обжигает силой, а его удары становятся яростными.

Я изо всех сил пытаюсь дышать, отчаянно пытаясь сдержать рвотные позывы. Хотя я ничего не мог поделать с его тихими стонами удовольствия и влажным звуком его члена, заполняющего мой рот.

Наконец судьба решает дать мне передышку, потому что я слышу, как группа парней начинает выходить из ванной. Когда дверь закрывается, я смущенно громко давлюсь, упираясь руками в бедра Рука и выталкиваю его наружу, чтобы отдышаться.

Струйка слюны изо рта стекает с его члена, стекает по моему подбородку на грудь. Я чувствую жар на своих раскрасневшихся щеках, мои глаза наполняются слезами, которые свободно падают от силы его толчков.

— Я сказал, что мы закончили, Сэйдж? — насмехается он, отталкивая меня назад так, что моя голова и его руки упираются в дверь кабинки.

Мой ответ недействителен. Я не могу говорить, когда он возвращается ко мне в рот, проникая внутрь меня глубже, чем я думал. Моя голова, прижатая к двери, дает ему щит, в который он может врезаться, так что его толчки становятся сильнее, и мне некуда отступать.

Я двигаю головой взад-вперед, пока его стержень душит меня, прижимая язык так, что он массирует нижнюю часть его члена, лаская вздувшуюся вену каждый раз, когда я заставляю себя опуститься.

Это хаотическая эйфория. Болезненный экстаз, который заставляет усомниться в своем здравомыслии.

Мое зрение затуманено светодиодами от его лицевого покрытия, слезы затуманивают его, пока он продолжает находить удовольствие. Полностью игнорируя боль в горле и челюсти, мое тело умоляет меня сделать хотя бы перерыв.

С ним всегда так бывает. Он давит, давит, давит, пока я не перестаю функционировать. Перерывов нет. С ним нелегко.

Каждый раз он доводит меня до полной грани непостижимого удовольствия.

Я хочу это.

Я хочу, чтобы он чувствовал себя хорошо, так что, если мы этого не сделаем, может быть, он подумает об этом, пока он в душе, поглаживая свой член к изображению моего лица, когда он трахал меня в рот в этой туалетной кабинке.

Я хочу эту боль.

Зная, что в грядущие дни я буду помнить об этом.

Я буду думать о боли, и мои бедра станут скользкими от жара, потому что мы помним то, что причиняло нам боль.

Количество стонов и стонов, исходящих из него, достаточно, чтобы заставить меня пройти через боль. Я давлюсь и отплевываюсь вокруг него, мое горло сжимается, когда я кладу руку на его живот. Я чувствую, как его желудок сжимается, его яростные толчки становятся небрежными и неконтролируемыми.

Другая моя скользкая рука обхватывает его яйца, вызывая у него шипение, когда он втягивает воздух сквозь скрежещущие зубы.

— Бля, детка.

С моим именем на губах он глубоко проникает мне в рот, выплескивая свою порцию в горло. Я жадно сглатываю, сосу, пока он не закончит со мной. Я чувствую, как его ноги слегка трясутся, когда он держит меня за затылок.

Он отстраняется от меня, позволяя мне впервые глубоко вдохнуть с тех пор, как это началось. Я прислоняюсь головой к двери, мои плечи опускаются, когда я расслабляю мышцы челюсти.

Я слышу, как он снимает маску с лица, обнажая блестящие глаза, тонкий слой пота на лбу. Он бросает его на пол позади нас, наклоняется и подхватывает меня на руки.

Мое тело естественным образом обвивается вокруг него, прижимая его к себе, а он прижимает меня спиной к двери, удерживая нас там.

— Теперь, когда ты уйдешь, я хочу, чтобы ты поцеловала Истона на прощание, чтобы он попробовал мою сперму, а потом ты собираешься пойти домой и ждать, пока я подкрадусь, чтобы я мог поесть, да?

По спине пробегает озноб, между ног покалывает прохладный жар.

— Я тоже по тебе скучала, — хихикаю я, мой голос хрипит и хрипит.

— Я скучал по тебе. Просто… — тихо шепчет он. — Могу я оставить тебя? — и моя душа разрывается из-за этого.

Я хочу, чтобы он держал меня. Всегда. Остаться здесь, прямо здесь, в этой отвратительной ванной рейв-хауса, потому что это кажется более безопасным, более правильным, чем где-либо еще, где я когда-либо был.

Я не верила, что у кого-то вроде Рука есть мягкая сторона до знакомства с ним. Я всегда думала, что он просто обожженные края и палящие оскорбления. Пока я не увидела, кем он был до того, как это место превратило его во что-то злое.

Он не злой.

Он смеется и улыбается. Он шутит, и его средний балл буквально выше, чем у меня. Он ненавидит дождь, но любит туман, который он оставляет, потому что он напоминает ему дым. Он ненавидит, когда я пишу на внутренней стороне его сигаретных пачек, но я замечаю, как он ухмыляется, когда читает их.

Он человек, который пострадал от мира. И все, что я хочу сделать, это быть причиной, по которой он снова поверит в это. Даже если я не могу сделать, то же самое для себя.

Даже если в конце концов мы не выживем вместе, он должен знать, что заслуживает большего, чем просто страдание.

Он заслуживает счастья.

Он все еще что-то скрывает от меня, что-то в своем прошлом, что заставляет его чувствовать себя проклятым. Я чувствую, что он все еще хранит частички себя в тени. Это мешает ему полностью сдаться мне, но мне все равно.

И, может быть, это то, что так страшно во всем этом.

Что мне все равно, есть ли у меня его секреты.

Я просто хочу его. Он тот, благодаря которому я чувствую себя живой и настоящей.

Он подталкивает меня к жизни такой, какая я есть, а не такой, какой меня хотят видеть другие.

Когда я с ним, это как каждый день знать, что завтра будут петь птицы.

Мои пальцы обхватывают пряди волос у основания его шеи, мягко играя с ними.

— Ты можешь оставить меня, Рук.

Именно в этот момент я понимаю, что сделаю для него все, что угодно. Настолько, что я собираюсь рассказать ему об уговоре, посмотреть, сможет ли он помочь мне, чтобы Роуз не оказалась в такой же ловушке. Все, что он попросит, я сделаю.

Я хочу его. Я хочу быть с ним, и не только еще несколько недель.

И это реальная власть, которую ты можешь иметь над кем-то.

У Истона есть шантаж, который я смогу преодолеть со временем. Это не является постоянным или длительным.

Но любовь — Боже, какая власть над кем-то. Это настоящее падение.

Вот почему я так долго держалась подальше от людей, почему я была злой, держала всех в страхе, чтобы у них никогда не было шанса узнать меня.

Потому что в детстве я дала миру шанс, и он уничтожил меня.

Я пообещала себе, что больше не позволю этому случиться. Я не позволю себе обижаться, доверять кому-то так, как доверяю ему.

Я пообещала себе и нарушила его, потому что теперь я думаю, что влюбилась в дьявола.