После этого я поместил кусочки костей в костедробилку и включил таймер на двадцать пять секунд. Фрагменты костей с шумом превратились в однородную пушистую пыль, именуемую «кремированные останки». Я медленно пересыпал прах в целлофановый пакет и завязал его проволокой. Затем положил пакет в белую пластмассовую урну, напоминающею прямоугольную вазу для цветов. Разумеется, в бюро имелись и другие урны, на любой вкус и цвет, но подороже. Можно было изготовить урну по специальному заказу, но семья усопшей, как и большинство родственников, предпочла обычную. Я вбил ее имя в специальный принтер для этикеток, аккуратно прикрепил ярлычок на урну и поставил на полку.

Удовлетворенный выполненной работой, ровно в 16:57 я вышел из крематория, покрытый тонким слоем человеческого праха, напевая веселую песенку из похоронной рекламы из сериала «Клиент всегда мертв», где небольшая группа людей танцует, одновременно напевая и тряся в руках герметичными контейнерами размером с полулитровые бутылки из-под питьевой воды: «Распрощайтесь с испачканными руками. Мы делаем похороны более радостными».

Отложив кисточку, я как можно осторожнее, чтобы не наступить на холст, слезла с пилона и на носочках подбежала к телефону, стараясь не сильно наследить на полу испачканными в краске ступнями.

– Слушаю. – Зажав телефон между ухом и плечом, я убавила громкость музыки. – Ало-о!

Но на том конце не было ни звука. Я выключила музыку.

– Говорите, я вас слушаю! – сказала я громче, но в ответ услышала лишь короткие гудки, оповещающие о том, что собеседник положил трубку.

Вновь включив музыку, я поменяла положение холстов, залезла на пилон головой вниз и уже макнула кисточку в красную краску, как вновь раздалась трель телефона. Проигнорировав звонок, я оттолкнулась рукой от пола и раскрутилась, вырисовывая на бумаге алые круги. Звонок переключился на голосовую почту: «Привет. Не сомневаюсь, что ты занята исключительно важным делом, но мне нужно срочно с тобой кое-что обсудить. – Голос Эйдан утратил напускное раздражение. – Это важно. Перезвони, как сможешь. Целую». Я остановилась и отложила кисть.

Попрощавшись с подругой, я положила телефон и пустой бокал из-под виски на кафельную плитку цвета темного шоколада и закурила, наблюдая как дождевые капли быстрыми извилистыми линиями стекали с большого раздвижного окна. Я закрыла глаза, закинула голову и долго, блаженно выдохнула. Затем нырнула глубже в воду, отчего пряди волос расплылись по воде, как тонкие змейки. Тихий шорох дождя и курящаяся паром вода убаюкивали, успокаивали…

Я лежала так еще достаточно долго, наслаждаясь ощущением нежной воды, ласкающей кожу, в полутемноте гостевой ванной комнаты, освещенной лампой из душевой кабины, предпочитая ее тусклый свет яркому сиянию потолочных светильников, прежде чем вода в ванной окончательно остыла.

Я выдернула пробку из сливного отверстия и завернулась в махровое полотенце. Приминая босыми ногами ворс ковра, направилась наверх, в свою спальню. Нанеся увлажняющий крем на тело, я погасила свет и забралась в прохладную кровать.

На электронных часах было 2:43, когда я не без труда открыла глаза. Из через чур реалистичного, густого и липкого, как смола, сна меня вырвал телефонный звонок. Мой телефон, с вечера поставленный заряжаться, вибрировал на прикроватной тумбочке. Пока я пыталась сообразить, что происходит, он сполз с края и с грохотом полетел на пол, отсоединившись от зарядного провода. Я пошарила рукой под кроватью и наконец нащупала его. Все это время он продолжал звонить. На дисплее высветился неопределенный номер.

– Алло?

Тишина. Как же меня доконали эти спамщики, постоянно названивающие черт знает откуда и не пойми зачем. Я сбросила вызов и переключила телефон в беззвучный режим. После чего перевернулась на другой бок и обняла пса, который теснее прижался ко мне, положив свою голову мне на руку и мгновенно провалилась в глубокий сон, убаюканная его сопением.

Несмотря на то, что я крепко спала до самого будильника, утром я чувствовала себя разбитой и рассеянной.

– Берлин, где твой ошейник? М-м? – Я потрепала собаку за уши, не отрывая взгляда от крючка в шкафу, на который я всегда его вешала, возвращаясь с прогулок.

Я в полном недоумении повторно прошлась по первому этажу, не понимая, куда он мог запропаститься.

– Похоже, мальчик мой, сегодня придется побегать по двору.

Я вышла с собакой на улицу и долго курила, сидя на крыльце, прежде чем вернуться, выплеснуть остатки холодного кофе в раковину и еще раз проглядеть весь дом. Так и не найдя пропажу, я позвала пса, закрыла дом и поехала на работу.

Я вошел без стука. Ада в белой рубашке, строгой черной юбке-карандаш и милых домашних тапочках стояла на носочках перед белым книжным шкафом из «ИКЕА», пытаясь дотянуться до одной из ярких толстых папок, стоящих на верхней полке. Я подошел к столу и сел в ее кожаное кресло, задев под столом черные туфли на высоком каблуке. Сквозь открытые жалюзи на окне от пола до потолка за моей спиной в кабинет проникал яркий солнечный свет.

Дотянувшись до папки и пролистав несколько документов в файлах Ада поняла, что это не то, что она искала. С громким шлепком та приземлилась на стеклянный журнальный столик. Вздохнув, Ада подошла к столу, отодвинула в сторону «Тайную историю» Донны Тартт и облокотилась на край стола.

– Дай угадаю, из всей этой шайки-лейки твой любимчик – Генри?

– Генри чудесный, – ответила Ада и мечтательно посмотрела в окно позади меня, – но с чего вдруг такой вывод? – Скрестив на груди руки, девушка с интересом перевела взгляд на меня.

– Уверен, ты бы тоже могла устроить парочку чудес.

Минуту мы смотрели друг другу в глаза.

– Такер, – нарушив тишину, произнесла она уставшим голосом, – ты что-то забыл здесь?

– Что на счет свидания?

– Полагаю, необходимо кое-что прояснить. – Ада отстранилась от стола и, положив руки на подлокотники кресла, наклонилась ко мне так, что наши лица оказались на одном уровне. – Послушай, дорогой мой мальчик, сначала я хочу проникнуть вот сюда. – Она прикоснулась пальцем к моему лбу. – Быть той, о ком ты думаешь просыпаясь по утрам, принимая контрастный душ и готовя себя завтрак; той, чем бы ты не был занят, мысли к которой вновь и вновь возвращаются на протяжении дня; той, о ком ты мечтаешь, забираясь ночью в свою прохладную постель; и той, о ком тоскуешь, сжимая себя в руке. Потом я хочу проникнуть сюда. – Она положила холодную ладонь мне в область сердца. – И только после этого, возможно, у тебя появится шанс, что я обращу на тебя свое внимание. Но к тому времени, ты мне будешь уже не нужен, потому что все самое интересное будет позади.

О, если бы ты только знала… Без всякого выражения на лице Ада выпрямилась и развернулась, но я схватил ее за тонкую талию и усадил к себе на колени. Она ахнула от неожиданности и заметно напряглась. Извини, Аделаида, но у меня нет времени ухлестывать за тобой так, как ты напридумывала у себя в голове. Я крепко обнял ее и сказал тихим голосом:

– Пусть я и не буду тем, кого ты будешь представлять рядом с собой рука об руку идущими к алтарю – или о чем вы, девушки, мечтаете на сон грядущий, повстречав симпатичного парня, – шепнул ей в волосы, пахнущие облепихой и сигаретным дымом, – но в одном я уверен наверняка – я проникну в твои мысли раньше, чем ты это заметишь.

Она издала слабый смешок.

– Да, пускай ты и не полюбишь меня, но мне будет вполне достаточно и того, что ты станешь одержима мной. Даже более, чем достаточно. – Я взял ее хрупкую руку, завел ей за спину и положил себе на пах. Спустя долгую секунду до нее дошло, и она сжала пальцы в кулак, попытавшись отдернуть руку. – А когда ты, в конечном счете, осмелишься себе в этом признаться, ты уже будешь изнемогать от желания. И возможно я прикоснусь к тебе, но для этого тебе придется очень сильно постараться, и вот тогда-то все самое интересное будет только впереди.