— Эй ты, страхолюдина, — я ткнул в сову факелом, она зашипела и рухнула на пол, тут же начав подниматься уже в виде не слишком свежего покойника. От омерзения меня едва не стошнило, но нельзя было отвлекаться, чтобы не пойти этой твари на закуску. — Ага, заметила. — Не знаю, почему я обращался к монстру, как к женщине, ведь по всем признакам при жизни вот это было мужчиной. — Ну давай, иди сюда, — я снова ткнул факелом прямо в грудь, где проглядывались белые ребра сквозь полусгнившую плоть.

Тварь снова зашипела, стремительно переместилась в сторону, мне даже показалось, что она по стене пробежала, и прыгнула на меня сбоку. Но я к тому времени уже был готов, к тому же, практически был уверен, что знаю, кто этот монстр и как с ним предлагают бороться. Осинового кола у меня, к сожалению, не было, но что-то мне подсказывало, что кинжал клирика вполне способен его заменить. Отмахнувшись от атакующей твари факелом, я другой рукой вонзил кинжал ей в то место, которое заменяло ей грудь, прямо в сердце, но не с той стороны, с которой оно у обычных людей находится, то есть слева, а справа, как это было описано у Мартина Вайнрихома, чьи книги на французском языке, который я знал относительно неплохо, привез мне тайком де Лириа, чтобы заслужить доверие и подмаслиться. Я зачитал их до дыр, настолько они были для меня в диковинку.

Кинжал задрожал, а рубин в рукояти вспыхнул ярче, чем факел у меня в руке. Тварь завизжала, а потом рухнула на пол, неопрятной, дурно пахнущей кучей. Я посмотрел на зажатый в руке кинжал, что ты такое, мать твою? Но дело было еще не закончено, и я, нагнувшись, перехватил рукоять кинжала и рубанул им по тощей шее твари. Почему-то я думал, что придется повозиться, но, к моему удивлению, голова словно сама отделилась от тела и покатилась прямо к ногам прижавшегося к стене бледного Щедрова. Тяжело дыша, я подошел поближе, и пинком отправил голову вглубь коридора, подальше от тела. По-хорошему, надо бы сжечь, но тут тогда такая вонь поднимется, а я даже не уверен в том, есть ли тут вообще выход. Хотя, откуда-то тварь приползла, значит, выход должен быть, и где-то рядом с кладбищем.

— Что это вообще такое было? — прошептал Щедров, глядя, как я возвращаюсь к телу и, преодолев брезгливость, начинаю осматривать руки монстра. Так и есть, нескольких фаланг на пальцах не хватает. Выпрямившись, я устало побрел в том направлении, куда мы и шли, пока решили не повернуть обратно.

— Это стрыга, — наконец, ответил я. — В шестнадцатом веке в Бреслау были какие-то непонятки с мертвецами, и Мартин Вайнрихом, изучивший все местные легенды и сравнив их с легендами Силезии, вывел теорию о том, кого в народе называют стрыга. Похоже, что он не ошибся в своих предположениях.

— А что ты на руках у этой, как ты там ее назвал, у стрыги рассматривал? — Щедров, наконец, отлепился от стены и побрел за мной следом, но теперь уже не так уверенно, как в начале, постоянно оглядываясь.

— По легенде стрыгами рождаются, а не становятся, как остальной нежитью. Вроде это люди, у которых всего по два: два сердца, два ряда зубов, две души... — я на мгновение замолчал, затем тряхнул головой и продолжил. — Когда приходит время, и человек умирает, то один комплект исчезает, а второй никак не дает телу упокоиться. Сначала они грызут в гробах свои пальца, потом к соседям в могилы наведываются, ну и в заключении переходят на живых людей, когда понимают, что так вкуснее и полезнее, — я чуть не расхохотался, видя чувство омерзения на лице Щедрова, которое с переменным успехом борется с тошнотой. — А вообще я говорил, что упыри нам с тобой тут просто обязаны встретиться.

— Я надеюсь, он не встанет, — привлек мое внимание к себе Щедров, который ткнул факелом в стену, на полу возле которой лежал человеческий скелет, без какой-либо одежды и, хотя бы, частички плоти, а кости его были выбелены так, что становилось несколько подозрительно.

Я подошел ближе, нагнулся, чтобы рассмотреть останки. Даже прикоснулся к одной из костей пальцем, через тряпку, которую сделал из рубашки, все же трогать голыми руками что-то подозрительное не слишком хотелось. Я посмотрел, как в месте, в котором тряпка соприкасалась с костьми, остаются какие-то маслянистые пятна, разъедающие ткань, словно кислоту на них плеснули.

— Так, пошли дальше, не переживай, конкретно этот не встанет. Но вот то, что стрыга здесь может быть не одной местной достопримечательностью и проводником — это точно. Я конечно не уверен, но конкретно эта тварь точно не обладает ядовитым прикусом, да и яд создавать не может, ну и так, к слову, человека она съедает полностью, не оставляя даже костей, и уж точно не в таком состоянии.

Мы молча пошли дальше. Напряжённое сопение Щедрова меня немного выбивало из колеи и уже откровенно нервировало, но каждый справляется со стрессом как может. Какие у него были развлечения да опасности до этого? Подраться в школе во благо своего Агушина? Лошадь объездить? Вот так и получается, что мельчает аристократия на славе, почете и деньгах своих родителей, которые привыкли жить на всем готовом и не думать об опасностях.

Я остановился, глядя, как перед нами коридор расширился до пределов огромной комнаты. Заметив желобок с маслом, я поднес к нему факел и наблюдал, как огромное помещение начинает озаряться огнем в целой системе желобков, которые были накрыты жаростойким стеклом, чтобы огонь не перекинулся на содержимое комнаты. А ему тут было, где поживиться: вдаль уходили стеллажи, заставленные книгами, заваленные свитками и различными шкатулками, о наличии которых приходилось только гадать.

— Что это за место? — прошептал Щедров.

— А я знаю, — я снова повернулся лицом к помещению, после того, как обнаружил еще одну надпись «Гойда» на стене. — Когда только-только началась смута, все это куда-то вывезли из Кремля, потому что опасались, что все эти богатства достанутся полякам. Проблема заключалась в том, что те люди, которые сопровождали возы с добром в специально созданное хранилище, погибли при возвращении назад. А перевозили они знаменитую библиотеку Ивана Грозного. На самом деле — это была не только его библиотека, она включала в себя все ценности, когда-либо собранные в Кремле, а также многие боярские рода внесли сюда свой вклад. Ее искали, но те, кто все это прятал, постарались очень хорошо, ну а мы, благодаря твоему криворукому дружку, который даже убить качественно не может, только что нашли это величайшее сокровище Российской империи. с чем я нас и поздравляю.

— Все это, конечно, хорошо, и то, что ты такой начитанный и что место это узнал, — Щедров с трудом оторвал взгляд от полок, — но, вот ответь мне на самый главный вопрос, как отсюда выйти?

Выход нашелся с противоположной стороны от того места, откуда мы зашли в библиотеку. Скорее всего, он был запасным, или каким-то вариантом черного входа, потому что, открыв единственную дверь, которую нам удалось найти, мы с Щедровым оказались в совершенно обычном коридоре, не защищенном магией от влияния времени. То ли те люди, которые готовили убежище, а затем перетаскивали добро, просто забыли про этот выход, то ли сочли необязательным тратить на него время, в любом случае, мы не узнаем истинных причин, потому что они все давно погибли. Эта мысль меня посетила, когда я осматривал библиотеку. Коридор, в который мы вышли хоть и был выложен каменной кладкой, но она практически не проглядывалась под толстым слом пыли и паутины, которая перекрывала выход такой плотной завесой, что разорвать ее не получилось, пришлось разрезать. Да и сама кладка подверглась неумолимому действию времени, в тех местах, где ее все же удалось разглядеть, я видел следы разрушения. Какие бы то ни было заклятия очищения на сокровищницу никто не накладывал, возможно, боясь этим заклятием нарушить целостность других. Я в этом разбирался мало, точнее, совсем не разбирался, поэтому именно этим объяснением я и довольствовался.

— Что-то мне совсем не хочется туда идти, — поглядывая в сторону образовавшегося в итоге прохода сообщил мне Щедров. — Как-то не внушает этот проход доверия.