Среди моряков ходили легенды не только о Морском Дьяволе, но и о тумане, в котором корабли просто растворялись, словно их никогда не существовало. Откуда брались эти легенды, если все исчезали — никто не знал, зато все знали, что из тумана выбирался не каждый. И сейчас три корабля добровольно шли в этот смертоносный туман.

Маледиктус стали показываться постепенно. Чёрные, иссушенные верхушки неестественно высоких деревьев без единого лепестка поприветствовали незваных гостей неподвижно. Разве что одинокий ворон опустился на мачту «Гекаты» и гаркнул трижды. Никто не обратил на птицу особого внимания, но все знали, что означало её присутствие.

Острова ждали их.

Бермуда ждал их.

Смерть ещё никогда не была так близко.

Эйлерт ожидал увидеть несколько находящихся рядом друг с другом островов, но увидел только один большой. Настолько большой, что разглядеть его границы в нерассеивающимся тумане оказалось невозможно. Только тонкие черные ветки деревьев почти незаметно колыхались на несуществующем ветру.

Ворон гаркнул ещё раз и превратился в дым, оставляя за собой горстку пепла как феникс.

Маледиктус был всё ближе.

Маледиктус приближался всё стремительней, и теперь корабли застыли на месте, а остров двигался к «Пандоре» и «Гекате» сам.

«Эгерия» заходила с тыла, пытаясь угнаться за уходящим островом.

А потом все резко остановились, туман на мгновение стал белее, а потом вмиг растворился, будто его никогда здесь не было.

«Пандора» и «Геката» стояли впритык к берегам. «Эгерия» пока не подошла.

— Неужели у тебя и правда хватило сил бросить мне вызов? Я удивлен, — голос Бермуды раздавался везде и нигде одновременно. Он звучал то ли в головах каждого, то ли в воздухе, то ли прилетевшие вороны говорили его голосом, его словами. — Ты смелый мальчик. Смелый и крайне самонадеянный.

Эйлерт про себя называл это отчаянием, доведённым до безумия. Будто бы у него был выбор, что делать, и тем не менее он смог усмехнуться — непонятно кому, потому что Бермуды никто не видел.

— Не более самонадеянный, чем ты, — уверенно ответил Эйлерт. Он стоял на носу «Пандоры», вглядываясь в пустой остров. — Но у меня хотя бы хватило духу не прятаться, как последнему трусу.

Бермуда не любил, когда его называли трусом, как и не любил, когда ему хамили, а Эйлерт Лир переходил все дозволенные и недозволенные границы. Бермуда такого не прощал. Маледиктус вдруг уменьшился, и Бермуда появился в нескольких метрах от моря в чёрном плаще и белой маске. Один, окружённый только хрупкими деревьями, он не казался таким уж страшным, но Эйлерт знал, что это ощущение обманчиво.

— А что до тебя, Рагиро, всё-таки я переоценил твой ум, — проигнорировав Эйлерта, продолжал Бермуда. Если бы Рагиро плохо знал его, он бы решил, что тот говорил с плохо скрываемой грустью, но такие как Бермуда не умели испытывать грусть. — И недооценил твоё упрямство.

Рагиро не мог с уверенностью заявить, что Бермуда не прав, потому что он тоже недооценил своё упрямство. С умом дела обстояли сложнее, но здесь Рагиро был склонен согласиться с Бермудой: на такое пошёл бы только человек недалекого ума. Но Бермуде об этом знать совсем не обязательно. Впрочем…

— Вы и впрямь думаете, что сможете победить меня?

Рагиро давно перестал реагировать на провокации Бермуды, и его мало кто мог вывести из равновесия. Разве что Габриэль Грэдис.

Бермуде подвластны его острова, отчасти подвластно даже море.

— А ты настолько боишься нас? — незамедлительно отозвался Лерт. Смелости ему и правда было не занимать, особенно когда дело касалось кого-то, кого он любил.

Бермуда помедлил с ответом, но Эйлерту казалось, что он слышал его дыхание — везде и нигде. Вороны загалдели, но быстро успокоились. Их стало намного больше, и теперь птицы сидели почти на каждой мачте, огибали борта кораблей и буравили взглядами всех присутствующих. Зрелище немного пугающее, но птицы не могли навредить им, потому что были лишь иллюзией, созданной Хозяином островов. А иллюзии не могли навредить. Физически.

— Я всего лишь даю вам шанс выжить, показываю своё милосердие.

— Тот, кто терроризирует весь океан и забирает души погибших моряков, не умеет проявлять милосердие, — отчеканил Рагиро, неожиданно вклинившись в разговор. — Я это знаю на своем собственном примере.

Бермуда в ответ только рассмеялся, вороны снова закричали, а потом растворились, на этот раз вспыхнув чёрным огнем и оставив после себя горстки пепла. Рагиро поморщился: больше белых роз Габриэля он ненавидел чёрных воронов Бермуды. Но отчего-то стоя на носу «Гекаты», он почувствовал, как вся былая неуверенность прошла, словно не было никогда переживаний, словно голова никогда не взрывалась от мыслей, что будет после.

— Зачем же так категорично? — притворно удивился Бермуда.

Ответом ему послужило молчание.

Позади из тумана стали появляться чёрные корабли без парусов. На палубах стояли люди в чёрных длинных плащах.

***

«Эгерия» стремилась следом за уходящим Маледиктусом, впервые преследуя остров, а не другой корабль. Как только судно приблизилось, берег вдруг отдалился. Погоня казалась абсурдной и бессмысленной, но длилась недолго: Проклятый остров — теперь отчего-то один — остановился, а «Эгерия» остановилась у самых берегов. Риган, ничуть не удивившись, осмотрел сушу, до которой палуба корабля едва ли не дотрагивалась: нужно было выманить Бермуду с его острова в море, но он не видел ни Бермуды, ни кого-то другого. Лишь чёрные птицы с пустыми глазницами, кружившие вокруг и приземляющиеся на «Эгерию».

Его голос раздался неожиданно, и Риган с командой могли слышать только то, что говорил Бермуда. Он медлил, оттягивал время. Вот только зачем?..

Юшенг тихо подошёл сзади, тоже внимательно вслушиваясь в слова Бермуды, хмурился, устало выдыхал, но сам никак не комментировал. Риган пытался казаться не таким встревоженным, каким был на самом деле. Его рука уже лежала на рукояти револьвера, и он в любой момент был готов вступить в смертельный бой. Перед глазами на секунды мелькнуло улыбающееся лицо Илы.

В тумане стали появляться чёрные корабли без парусов.

— С нашей стороны было глупо полагать, что он примет нас с распростертыми объятиями, верно? — спокойно спросил Юшенг.

И Риган действительно чувствовал в нем спокойствие. Юшенг Ли всегда отличался уравновешенностью, которой позавидовали бы многие. Даже в таких безвыходных ситуациях.

Риган, сжав рукоять револьвера сильней, согласился, а потом развернулся так, чтобы разглядеть хотя бы часть обступивших их кораблей и понять, как правильней поступить.

Юшенг терпеливо ждал. Джия равнодушно уставилась на один из подошедших вражеских фрегатов. В тумане можно было рассмотреть лишь тени тех, кто выступил против них по приказу Бермуды. Все похожие друг на друга, в одинаковой одежде, Джии они казались безликими. Она выглядела так, как будто уже умерла или вот-вот собиралась испустить последний вздох. Юшенг уже видел такое выражение лица у неё: всякий раз, когда она предчувствовала драку, Джия становилась равнодушной. Она всего-то пыталась уйти от реальности, в которой было слишком много жестокости. Со всей её любовью к оружию, Джия не любила драться. За спиной у неё висело огромное ружье.

Внимание Ригана привлек один-единственный корабль, подошедший ближе остальных. Даже в белой пелене он казался смутно знакомым, но Риган так долго не выходил в море, что точно не мог его нигде видеть, потому что корабли без парусов никогда не подходили к берегам. Кроме «Гекаты», да и то всего единожды.

Корабль без парусов не останавливался, Риган различал уже несколько человеческих фигур, облаченных в знакомые плащи. У одной из них он видел копну красно-рыжих волос, которая бросалась в глаза даже сквозь туман.

Когда корабль без парусов подошёл совсем близко, Риган смотрел ей в глаза и знал, что её узнал бы из миллионов даже спустя столько лет. Юшенг на мгновение удивлённо распахнул глаза, встретившись с ней взглядом, но сразу же взял себя в руки: от неё стоило ожидать подобного, ведь она всегда была неуправляемой.