«Тьфу! Томас Эспер! Нет, нет и еще раз нет! Этого не должно случиться! Мама! Зачем ты заставляешь меня ненавидеть тебя? Ведь ты знаешь, что сейчас творится (лицо) в моей душе! Ты думаешь, что это пройдет?! Что я отойду (кулак) и смирюсь? Нет, я не смирюсь! Я не имею ничего против этого ребенка до тех пор, пока он не станет носить (кровь) фамилию Эспер! Но, если это случится…»

«И что? Что ты сделаешь? Ничего! Захлестываемый гневом, уже сейчас ты знаешь, что ничего не сможешь сделать против Томаса Эспера, и примешь все это как должное».

«Черт возьми, как я мог дойти (лицо) до такого?! Как я мог ее ударить?! И почему мне хотелось (кулак) это сделать? Мне ведь хотелось? Я просто не могу (кровь) во все это поверить. Нет, нет, не хотелось! О, Господи! Что со мной происходит?»

Эдвард хотел пнуть какой-то попавшийся под ногу предмет. Присмотрелся и понял, что это телефон; тут же валялись крышка батарея от него. Эдвард собрал телефон и попробовал включить. Треснувший экран засиял синим светом, но не более того.

– Какого черта ты вообще делаешь?! – воскликнул Эдвард.

Он швырнул телефон в урну, плюнул и пошел домой.

05.06.2016 (воскресенье, ближе к вечеру) и после

Кофейная чашка была уже чистой, но Рене все держала ее под струей воды.

«Бред. Не получит он моего салата. Он сюда не есть приходит. Хотя, это могло бы заткнуть ему рот хоть на время. С другой стороны, можно просто не вслушиваться – будет похоже на фоновое звучание радио. Пусть себе мелет. Пора уже привыкнуть».

Рене выключила воду и вернулась в спальню.

– Ну что, продолжим? – спросила она.

– Как обычно, нет, – ответил молодой человек на ее кровати.

– Твою мать, Винс! – Рене всплеснула руками. – Сколько можно?! Ты не у себя дома! Что за манера ложиться в постель в одежде?!

– Она чистая, – ответил Винс немного растерянно.

– Вставай! Зачем ты одеваешься, если намерен лечь снова?

– Не знаю, само собой получается, – сказал он с виноватой улыбкой на лице и поднялся.

Рене посмотрела на него с выражением, которое Винс расценил как стопроцентную уверенность в его кретинизме.

– Ну если оделся, то сядь в кресло и сиди там, – уже спокойнее говорила она, поправляя постель. – Раз сказала, два! Сколько можно? – Она обернулась и посмотрела на парня. – Я не хотела на тебя кричать, извини. Но ты…

– Да все нормально, виноват, – перебил Винс и переместился в кресло.

Рене вздохнула и села на кровать.

Минуты три длилось молчание. Рене внимательно рассматривала меню настроек в своем телефоне, делая вид, что что-то читает. Она чувствовала, что Винс сверлит ее взглядом, но не стремилась сама прерывать тишину, да и не знала, что сказать. В то же время она знала, что если Винс долго молчит, то готовит в своей голове порцию очередной бредовой лжи. Она уже хотела предложить ему злополучный салат, но он ее опередил:

– Мне очень нравятся твои шторы, – сказал он и окинул взглядом комнату. – Из-за них все вокруг кроваво-красное, и в жилах кровь прям закипает. Так и выбирала? Знала, что это сработает?

– Нет, – едва слышно ответила девушка и отложила телефон.

– А еще кто-нибудь обращал на них внимание?

– Нет, – еще тише сказала Рене.

Она вспомнила, как купила эти шторы на распродаже лишь из-за низкой цены. Припомнила, что тогда же купила комплект постельного белья черного цвета, захотев проверить, комфортно ли будет на нем спать. Оказалось настолько некомфортно, что Рене сменила его в первую же ночь, после того, как приснилась себе мертвой старухой, лежащей на белом снегу в черном саване.

– Я купила эти шторы вместе с комплектом черного постельного…

– Я просто… – одновременно начал Винс и замолчал.

Рене посмотрела в его сторону.

– Что?

– Да ничего… говори ты.

Девушка поняла, что не ошиблась в своих подозрениях. Она почувствовала, как ее губы растягиваются в улыбку, встряхнула волосами и протянула с досадой:

– Винс… ты опять начинаешь?

– Почему ты смеешься?

Рене тут же перестала улыбаться и внимательно посмотрела в его глаза.

– Потому что ты просто не понимаешь, о чем говоришь. Скорее всего, даже не понимаешь, о чем думаешь.

– Неужели ты не видишь, что я прихожу не трахать тебя?

– Но ведь трахаешь. И у тебя есть еще пятнадцать минут – успеешь второй раз.

– Но я хочу другого.

– Другого не будет, – Рене говорила спокойно, но отметила, что ее раздражает повышенный тот Винса. – Не увлекайся, не надо этого делать. Все твои слова и твои ласки – все это драма с придыханием, замиранием сердца и слезами на глазах. Кто я тебе такая для этой деланной страсти?! И кто ты мне такой?

– Это я и хотел бы исправить.

– Никуда я с тобой не пойду, Винс! Прекрати.

Рене заметила, как он сразу покраснел от злости.

– Хорошо. Тогда снимай полотенце, – сказал Винс. – Хоть посмотрю еще.

Синее полотенце, в которое Рене обернулась после душа, в настоящее время было единственным элементом ее одежды. Она встала и протянула руку, чтобы освободить его край, но тут же замерла и усмехнулась.

– Раздевайся, тогда и сниму, – парировала она.

Винс вскинул взгляд, и Рене увидела на его лице выражение презрения, которое всегда доставляло ей какое-то тихое удовольствие.

– Ты со всеми своими… гостями, – он сделал ударение на этом слове, – такая смелая, или же только со мной? Знаешь ведь, что я не причиню тебе вреда.

Рене бесило каждое его слово, но еще больше то, что он мог вывести на эмоции ее. Она даже чувствовала жгучее желание дать ему пощечину, но вместо этого сорвала с себя полотенце и швырнула в его сторону.

– Сколько мне так стоять? – спросила она спустя полминуты. – И что ты тут не видел?

– Вот это и есть драма. Комедия. И ломаешь ее именно ты, а не я.

– Ты сказал, я и сняла. В чем проблема?

– Ты знала, что я сказал это впустую.

– Так что я должна была сделать?

– Сидеть, как сидела.

– То есть, сделать вид, что я тебе доверяю?

– Но почему? Почему хотя бы не попытаться?

Рене несколько секунд пристально всматривалась в лицо Винса, после чего покачала головой, вновь обернулась полотенцем и присела на корточки напротив парня.

– Потому что ты обманываешь нас обоих, Винс, – сказала она серьезно. – Ладно меня, но намного страшнее, что ты обманываешь себя, понимаешь?

Винс едва уловимо провел рукой по ее волосам.

– Неужели ты думаешь, что я бы выкидывал по семьдесят франков, если бы действительно не хотел просто быть рядом с тобой?

– Зачем?

– Ты мне очень нравишься.

Рене вздохнула и в смятении отвела взгляд.

Винс вновь погладил ее по голове, и этот жест, при определенных обстоятельствах, должен был красноречивее любых слов свидетельствовать о том, что он не врет. Но Рене не верила ему. Даже в те моменты, когда ей казалось, что она близка к тому, чтобы поверить, она начинала убеждать себя в неверии.

– Нравится эта квадратная челюсть? – Рене провела рукой по лицу. – Этот подбородок, торчащие скулы? А глаза? Посмотри на глаза. Переносица как горный хребет. Я же некрасивая, – она улыбнулась.

– Ты же сама прекрасно знаешь, что очень привлекательна. Или рвешься на комплименты?

– К тому же худая. И грудь первого размера, – она встала, отошла на два шага назад и хлопнула себя по груди. – Я же когда лежу, то реально выгляжу как доска, да?

Винс ответил усталым взглядом.

Рене попятилась к кровати и медленно уползла в дальний ее угол, как будто пыталась найти там убежище. Разумеется, она не боялась, но вдруг почувствовала удивление, словно впервые в жизни видела перед собой что-то диковинное.

– Винс, я не понимаю, – пробормотала она. – Почему ты не найдешь себе нормальную девушку, которая будет любить тебя только за такие вот спектакли?

– Ну… нормальные не любят таких как я, – он улыбнулся.

– То есть, ты считаешь меня не нормальной?