- Боги, как давно я не был счастлив! Как мне надоело гадать после каждого боя, кто из друзей выжил, и я больше не могу хоронить павших. Ещё один погребальный костёр и я сам брошусь в него.

- Ты что-то сказал, милый? – спросила Светлана. – О чем ты шептал?

- Так, ничего, любимая. – ответил он, смыкая её губы поцелуем.

Сквозь затопившую оборотня нежность в растаявший от свалившегося счастья мозг проник голос, властный, но в то же время говорящий как равному:

- Бэр, сын Чернобога, мне нужно поговорить с тобой, иди в глушь. – оборотень насторожился, он уже слышал этот рык раньше, его обладатель спас когда-то его проклятую жизнь.

Ещё раз поцеловав жену, он незаметно встал из-за стола и двинулся в самую гущу леса. Хотя он не нуждался в помощи, но кусты расступались, огромные валежины отодвигались в сторону, даже шиповник не цеплялся за одежду, и всё это тут же становилось позади него непроходимой стеной. Выбравшись, после недолгого бега, на небольшую, окруженную гигантскими дубами поляну, он остановился.

- Ты звал и я пришёл. Слушаю.

Трава в центре поляны расступилась, обнажая голую землю, та вспухла бугром, словно созревший чирей, лопнула и на свет выбрался огромный волк. Трава, извиваясь как хищные черви, тут же вернулась на место.

Они стояли и смотрели друг на друга, бог лесов и оборотень.

- Как тебе мой подарок? – начал зверь. – Никто и никогда не слышал таких трелей.

- Спасибо, мы все в восторге. Но ты ведь позвал меня не из-за свадьбы. Почему бы богам не оставить меня в покое?

- Они тебя не оставят, никогда! А звал я тебя именно из-за свадьбы. Зря ты так.

- Почему? Я свободный человек, я завоевал себе свободу!

- Ты не человек! – прорычал бог. – И не оборотень! Ты сын Чернобога и от этого не уйти. Твой отец не успокоится, он коварен и ударит по самому больному, по твоей супруге.

- Он мне не отец! Мой родитель мёртв!

- Родитель, тот, кто дал тебе плоть, а душа твоя – творение владыки мрака, причём, должен признать, лучшее творение. Он изначально вложил в неё некоторые свои знания, частицу себя. Опасайся его и береги свою любовь, охраняй её.

- Благодарю за предупреждение, но почему ты благоволишь мне, ведь ты никогда не вмешивался по своей воле.

- Я твой должник.

- Не помню, чтобы я что-то для тебя делал

- Семья моего воспитанника, их убийцы. Ты судил их, и приговор мне понравился. Ты воспитал его сына, род волков ночи не прервался.

- Прервался.

- Нет, он успел найти волчицу, да и мой обряд сделал тебя одним из них.

- Значит, то, что я перевертень – твоя заслуга?

- Я лишь направлял силы, сделал всё Волк. Прощай, принц тьмы. – зверь рассыпался на комья земли, те измельчились в пыль, исчезли под травой.

Пирующие приветствовали Бэра пьяными криками и требованием выпить чарку медовухи в наказание за долгое отсутствие. Оборотень проглотил и не поморщился. Тут же посыпались требования красивых речей, им тут же отвечали: «к лешему слова и так видно, что любят друг друга» и начинали вопить хмельными голосами, призывая всех бросить еду и послушать их чарующее пение, в них немедля вливали утицу зелена вина и незадачливые певцы стекали под стол.

Кликнули мальчишек, веселивших народ на нескольких предыдущих праздниках. Юнцы, напялив скоморошьи костюмы, изображали известные им похождения Бэра. Особенно ярким, но абсолютно лживым получился пересказ масленичных боёв: Бэр получился таким бла-а-гародным! Соперников он, оказывается, даже не бил, дунул, и они все попадали. Застолье сначала взрывалось дружным хохотом, постепенно он становился тише и, наконец, перешёл в истеричные всхлипы. Народ держался за животы не в силах сделать даже вдоха. Мальчишки, получив сладостей и игрушек от щедрой руки хозяев, уступили место гуслярам. Те запели о сражениях древности, наследниках великих героев.

Солнце понемногу опускалось. Когда лучезарный Ярило нехотя уступил место ночи, зажгли костры. Светлана чуть коснулась губами щеки Бэра, потянула в сторону от пирующих. Как ни старались они уйти незамеченными, но песни тут же прекратились, мужчины провожали понимающими взглядами, женщины – завистливыми.

Когда деревья скрыли их от любопытных глаз гостей, Бэр обнял жену за талию, Светлана прильнула к его широкой груди и тихо сказала:

- У меня есть свадебный подарок. – она повела его через лесные дебри.

За всё время его пребывания в деревне, Бэр ни разу не был в этой его части и не знал о пещере, к которой привела его супруга. Вход оказался закрыт каменной плитой.

- Дальше мне дороги нет. – сказала она. – Там какая-то вещь, принадлежавшая начинателю нашего рода и теперь она твоя.

- Может пусть лучше остаётся там, где сейчас? Не будем беспокоить дух твоего предка.

- Было предсказание: «Мужчина, не польстившийся на блага земные, на власть и на девичье тело, обязан владеть им». Волхвы говорят, два первых тебя не соблазнили, а третьему я сама свидетельница – сколько мы живём вместе, ты не овладел мной. Я видела как тебе трудно, я сама хотела быть твоей, но ты выдержал. Вещь по праву твоя, иди. Жаль, не могу дать тебе факел, но пещеру нельзя освещать огнём, так какие-то защитные заклятья и вошедший с огнём погибнет через пару шагов.

Бэр, отбросив плиту, нырнул в пещеру слегка озадаченный. Как совпали испытания Чернобога и эти? Он что был связан с этой девушкой ещё до рождения?

- Хватит! – тряхнул головой оборотень. – Попросила забрать и ладно. А что совпало, так то дела богов.

В каменном зеве царил полумрак, но это для него полумрак, другие люди здесь вообще бы ничего не увидели. Нора оказалась глубокой. И, хотя ход опускался едва заметно, он чувствовал, что находится на глубине девяти-десяти саженей. Воздух становился суше, лунный свет уже не проникал в ход, и даже волчьи глаза видели совсем немного. Но скоро спуск прекратился. Он вывел Бэра в какой-то зал. Здесь вообще ничего не было видно, в застоявшемся воздухе нос тоже не был помощником, приходилось полагаться только на слух. Оборотень свистнул, определяя по эху размеры пещеры, звук нарисовал примерную картину стен. Здесь было окончание его пути, дальше хода не было.

Не желая разочаровывать жену и возвращаться с пустыми руками, он разделся и бухнулся о каменный пол. Спокойная жизнь оказала своё воздействие: лишь на пятый раз он, очень злой и покрытый пятнами синяков и ссадин, перетёк в волчью личину. Постоял, привыкая к свалившемуся миру запахов и звуков, что даёт намного более полную картину чем зрение, принюхался. В этом каменном мешке было несколько струй, которые просто не могли быть случайными: дерево, старая кожа, тряпки и железо. Запомнив местоположение источника, он вернул себе человеческий облик, оделся и пошёл за предметом.

Светлана начала волноваться, солнце вот-вот взойдёт, а Бэра всё нет. Если бы не запрет предков, она уже неслась бы за ним по тёмным коридорам пещеры. Край неба слегка заалел, а во тьме норы послышался хруст камешков и в предрассветных сумерках появился её муж, грязный, словно полз аж до нижнего мира и обратно. Но он всё-таки нашёл, нёс в руках что-то завёрнутое в тряпицу.

- Супруги должны быть чистыми в свою первую ночь! – крикнула девушка. – Бежим к озеру!

Оно оказалось на удивление близко, не пробежали и версты, как засеребрилась вода. Оборотень влетел в неё, скрылся с головой, лишь грязное пятно ширилось по воде, подгоняемое расходящимися кругами.

Верхушки деревьев окрасились в кровавые цвета, скоро взойдет солнце. Вода всплеснула, выпуская Бэра, похожего на озёрного бога, такого же могучего и прекрасного в своей мощи.

Светлане свело дыхание, когда он коснулся её, по жилам, казалось, побежал огонь и в то же время девушку затряс озноб. От поцелуев побежали мурашки, впервые он касался её со страстью, ласкал как женщину, а не ребёнка. Она горела в его объятиях, чудилось, будто превратилась в ревущее пламя, жаждущее ещё, ещё, ещё!

Бэру пригодились уроки Зари, он сумел не причинить юной супруге боли, она ничего не почувствовала, сжигаемая страстью, получившая, в единении душ, возможность на миг стать им, почувствовать мощь, перед которой даже боги – ничто. Оборотень сам не понял, как допустил её к своей силе, как позволил коснуться ледяного пламени, полыхающего в груди. Но она коснулась, слившись с ним, и он сам взорвался восторгом, намного более сильным, чем плотские утехи.