Один из них врезал мне не хуже, чем увесистым кулаком. Я полетел вниз, но он змеей обвился вокруг лодыжки – будто бы решил меня спасти, как поначалу показалось. Но на самом деле лишь подтолкнул, мешая ухватиться за стену, чтобы смягчить приземление, как было в прошлый раз. Я свалился с такой высоты, что пришлось потратить одно из двух оставшихся у меня заклинаний против неудачного падения.

– Kanst-ma na’haap! – прокричал я, но даже магия слабо помогла.

Я шлепнулся, как лягушка, ушиб себе копчик, перекувырнулся через голову и кучей старого тряпья упал на живот.

Гальва протяжно произнесла спантийское слово, означавшее «привет», таким тоном, каким молодой гальт мог бы заговорить с красивой девушкой:

– Saaaaa-la!

Я поднял голову и в самом деле увидел симпатичную девушку, стоявшую на пороге двери и смотревшую сверху на нас. Лунной белизны лицо, каштановые волосы, но особенно бросилась в глаза длинная бледная рука на фоне дверного косяка из темного дуба. Забавно, что твое внимание не всегда привлекают глаза или женские прелести. Порой это просто изящный изгиб руки.

– Она говорит, что теперь ты можешь подняться.

Раскатившийся во влажном воздухе голос девушки сразил меня чистым и милым сердцу гальтским акцентом. Как гальтка попала на далекий северо-запад? Меня тут же охватила тоска по родине.

– Ты тоже ведьма? – крикнул я ей.

Она улыбнулась и подмигнула, а затем исчезла в темноте, оставив дверь открытой. В то же мгновение проклятый плющ сам собой сложился в такую удобную лестницу, что лучше и не пожелаешь. Я встал на ноги и отряхнул копчик от грязи.

Спантийка с ухмылкой поглядела на меня и приглашающе указала на лестницу из плюща. Меня так и подмывало сказать ей, в какой южный порт она может засунуть свою любезность. Пусть сама первой и поднимается. Но вместо этого я лишь улыбнулся как последний засранец и полез вверх. Хотя, ясное дело, остановился на седьмой или восьмой ступеньке, чтобы проверить, следует ли она за мной. Единственная причина, по которой я уступил ей, – это удовольствие упасть прямо на нее, если придет нужда. Мастера в Низшей школе учат использовать любую возможность не расшибиться при падении. Порой я скучаю по этим негодяям.

А иногда вспоминаю их уроки.

Дверь все еще была открыта, когда я до нее добрался, но девушка куда-то пропала. Сама дверь тоже была еще та. Дуб, притом старый. Медные петли вместо железных и медная оковка в форме кривых деревьев, голубовато-зеленая от патины. Я толчком открыл дверь. Шагнул через порог и увидел что-то вроде длинного ряда уходящих вниз уступов, а далеко внизу мерцал тусклый теплый огонек то ли лампы, то ли свечи. Волосы у меня на затылке встали дыбом.

– Ну и что там? – спросила Гальва сзади и снизу от меня.

– Похоже на ловушку. Здесь все звенит от магии.

– В ведьминой башне? Кто бы мог подумать?

– То есть ты все-таки знаешь, что такое сарказм?

– Я подумала, а почему бы не попробовать.

У дальней стены башни от самой крыши змеилась перевернутая лестница, спуститься по которой можно было только вверх ногами. Так вот что это были за уступы: основания опрокинутых вверх дном ступенек лестницы, змеящейся вниз. Я взглянул на крышу башни, неожиданно оказавшуюся ее подножием.

– Прыгай! – крикнула гальтская девушка полным веселья голосом.

Я снова посмотрел вверх-вниз, но измерить высоту никак не получалось.

Подумал, а не бросить ли медную монетку, чтобы определить расстояние по ее звону, но не смог заставить себя расстаться с ней.

– Прыгай, милый. Если бы она хотела убить тебя, то не стала бы калечить твои прекрасные ноги.

Не уверен, что мне понравилось, как это звучит, но все-таки я прыгнул, рассчитывая, если понадобится, истратить последнее смягчающее заклинание. Однако не успел даже открыть рот, как уже стоял на своих двоих. На самом верху. При этом я больно ушиб голову. Вообще-то, я легко переношу падения, но только когда падаю вниз.

– Hoa! – крикнула Гальва.

Я обернулся туда, где она, казалось, повисла возле двери, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Потом посмотрел на протянувшуюся к крыше (или к полу?) лестницу со свечами в нишах вдоль стены.

– Следи за первой ступенькой, – посоветовал я и хотел бы протянуть руку, но передумал и отошел назад.

Перевернутая вверх тормашками Гальва шагнула на уступ, прыгнула и, заранее зная, что ее ожидает, сделала сальто, приземлившись рядом со мной. Трудно было не понять, что она еле сдерживает усмешку.

– Тебе понравилось? – спросил я.

Она чуть заметно кивнула, но да, ей понравилось. Спантийка подошла к лестнице и зашагала вверх (вниз). Я двинулся следом. Стало немного холодней, и на первой лестничной площадке я обнаружил нишу, наполненную светом. Но вместо ожидаемой свечи увидел поставленный на попа кирпич с горящим на нем пятнышком, которое оказалось осой. Угольно-черной, но точно осой, к тому же довольно крупной. Пламя не сжигало ее, она лишь слегка шипела. Огонек отражался от новенькой, хорошо отполированной медной пластины. Заинтригованный, я решил присмотреться внимательней, но тут оса повернулась ко мне, как всегда делают осы, раздумывая, ужалить врага или нет, и у меня прямо душа в пятки ушла. Я прошел мимо и принялся догонять Гальву, прыгая через ступеньку.

Поднявшись, мы оказались в комнате с земляным потолком, не уступающей размерами главному залу в имении второсортного барона. Огромный серый волк, лежавший возле очага, утробно зарычал и оскалил клыки. Мы остановились. Ладонь Гальвы легла на рукоять меча. Волк затих и поглядел в дальний конец зала, где восседала на чем-то вроде трона женщина лет пятидесяти, с жидкими седыми волосами и круглым раскормленным лицом. Она успокаивающе повела рукой, и волк положил голову на лапы, облизывая пасть.

За троном горели два перевернутых факела, дым опускался вниз, растекаясь по кирпичному полу. Подсвечники были из такой же позеленевшей меди, как и оковка двери. Оглядевшись, я отметил, что в зале очень мало черного или серебристого металла. Даже шляпки мебельных гвоздей были медными.

Мертвоножка вполне сошла бы за какую-нибудь дряхлую королеву, если бы не юбка, задранная самым некоролевским образом, выставляя напоказ голые босые ноги двадцатилетней женщины, за право танцевать с которой поклонники готовы были бы проткнуть друг друга насквозь. Когда мы подошли ближе, она заложила ногу за ногу, покачивая стопой так, словно отбивала ритм наших шагов.

– Кто предстал перед Гвендрой На Гэлбрет, герцогиней Бесснежного леса, хозяйкой Вывернутой башни, маршалом Рыцарей Зеленого леса и смотрителем Виселицы? – спросила все с тем же милым акцентом девушка, которую я видел у двери.

Ее пурпурно-черный язык так и плясал за губами. Она стояла слева от ведьмы, опираясь на посох из неошкуренной березы. Значит, Мертвоножка тоже гальтка? Похоже, мой народ просочился далеко на восток, и не в малом количестве, раз уж, кроме старого Голода, встреченного в тюрьме Гильдии, мне попались еще и эти две заклинательницы. Мы, черноязыкие, умеем возноситься из низов.

– Гальва Спантийская, птичья воительница, обрученная с Далгатой, слуга инфанты Мирейи.

При имени инфанты лицо старой ведьмы смягчилось. Она поменяла позу, устраиваясь поудобней, и теперь покачивала другой ногой.

– Добро пожаловать!

Ее голос не был особенно высоким, но сильным и спокойным, как у тех пожилых людей, что оставляют попытки угодить любовникам и начинают просто заниматься своими делами. Но при этом он эхом прогудел в моей грудной клетке, словно показывая, что я перед ней – пустое место.

– Не хочешь присесть? – спросила она.

– Нет, – ответила Гальва.

– Все равно садись, ты вдоволь находилась.

Вдруг два силуэта отделились от земляной стены и побрели к нам, а потом за наши спины, а там свернулись клубком и затряслись, пока не превратились в два простых деревянных стула. Земля осыпалась с них и смешалась с той, что покрывала потолок. Нежелание сидеть на таких стульях оказалось все же на дюйм короче стремления не раздражать их создательницу, поэтому я сел, да и Гальва тоже. Откуда ни возьмись появилась пустая кожаная перчатка и подплыла к нам, держа в пальцах две керамические чаши. За ней поспешила другая – с кувшином. Ту чашу, которую взяла спантийка, наполнили темным вином, а мою – янтарным пивом.