Ариес вонзает в меня взгляд, молча смотрит. Я тоже смотрю, безотрывно, ни на что не отвлекаясь. Вокруг всё темнеет, смеркается, день тонет в сумерках. Люди проходят мимо, безликими картонными декорациями заднего плана плывут неподалёку. Никому и в голову не приходит, никому нет до нас дела, до нашего зрительного диалога, внутренних слов, которые рождаются в голове да там и остаются, умирают, не узнав жизни.

Глядя на меня, она говорила бы: «Да кто ты такой вообще? Чего ты хочешь от меня? Узнать? Влюбить? А может сразу поиметь? Ты привык разбивать сердца, иметь любую, что к твоим ногам упадёт. Но нет, я слишком хороша для тебя. Я тебе даже имени своего не скажу».

А я бы ей в ответ: «Ну чего ты ломаешься, а? Так сложно сказать имя? Я же не предлагаю тебе переспать, нет? Или ты веришь во всю эту хрень с называнием предметов, когда имя равно душа, потому легко можно причинить вред, словно демону, которого всегда просят назвать истинное имя, во всех этих религиозных ужастиках? Так, что ли? Да не стану я за тобой следить в соцсетях! Так, погляжу пару фото, и хватит. Человеку интересно то, что неизвестно. Так что нечего строить из себя что-то. Нам ещё с тобой работать вместе. Если любишь, когда зовут по фамилии, то так бы сразу и сказала…»

Жизнь была бы намного проще, если бы мы могли легко высказывать всё из своей головы. Уметь читать мысли было бы очень кстати. Девушек и без того не понять, а эта ещё и в шорах вся.

Она моргает, разрывая контакт. Ко мне тянется её ладонь:

– Холзи.

Рука прохладная, приятная, ухоженная. Нет длинных ногтей. Аутентичная какая.

– Айзек, – пожимаю я ей кисть. Краешек губ едва заметно дёргается. Может она специально разыграла всё это, ждала момента, устроила целый спектакль. Я уже не знаю, что думать, настолько мне сложно понять её. Странная она какая-то. Обычно моё знакомство с противоположным полом проходит быстрее.

– Приятно познакомиться. Теперь мы можем заняться проектом, м? Не просто так же я пришла в ваш университет.

Вот же зануда. Неужели не понимает, что я хочу узнать её поближе, пообщаться…

– Потому что Нью-Йоркский самый лучший, – язвлю я в ответ. – Но ладно.

Мы закончили около восьми. Я в основном слушал её идеи, наблюдал за ходом мыслей, отражавшихся на лице, в заметках с росчерком, которые она делала. Пока я говорил об одной из идей насчёт оформления, она рисовала на краю листа какие-то завитушки, что-то там штриховала. От скуки? Или ей так сложно слушать кого-то, смотреть, всецело поглощаясь, и надо обязательно или смотреть куда-то, или рисовать? А может это от нервов: снаружи она такая напряжённая, зажатая, словно сдерживает себя, вот и выходит это её «Я» в такой форме. Кстати, очень даже вероятно.

Или вот эта её потребность быть неузнанной… В поисковике толком ничего нет, не стал я читать про её успехи в школьные годы, всю эту сводку по жизни, которой никто из нас не живёт, лишь для «фасада» это и создаётся, чтоб первое впечатление получше было. В сети мы совсем не такие, как в жизни. Хотя Инстаграм её мне понравился: нет никаких постов с фокусом на пятой точке, селфи с ванильным взглядом, ещё прочей мишуры, что встречается у большей половины девчонок. Нет, не то, чтоб я осуждал их, нет – мне нравится смотреть на красивых девушек, но не под слоем фильтров. Ах, Инста – красивая сказка!

В её ленте сплошь одно небо. Сотни фотографий. Ну ладно, штук двадцать точно будет. Сотня – это примерное количество фото вообще. Потом её подруга, деревья, архитектура, современная и старосветская, европейская, и, наконец, несколько личных фото. Ни одной фотографии с семьёй – может, она сирота? Или не общается? Есть фотка с мужской рукой, ну, классика, – парень? Или бывший? Для неё Инстаграм скорее коллекция фотокарточек, а не хранилище воспоминаний. Эстет.

Когда я оценил пару фото, то увидел уведомление – она подписалась на меня. А, значит за мной она следить может, а я за ней – хрен.

Тем не менее, я хотя бы узнал её немного, узнал имя, заглянул в её личную сказку Инстаграма. Может вся её необычность как раз и состоит в обычности? В моё время всё так извращено, так почему бы и нет?

– Так что же ты решила? Будешь и дальше продолжать играть с ним?

На другой стороне телефонной линии Сьерра что-то жевала, параллельно обсуждая со мной последние новости. За окном был ранний вечер. Небо было скрыто за грозовыми тучами, что медленно, но угрожающе, скользили среди верхушек небоскрёбов. Прямо над Манхеттеном была самая огромная из них. Что это за декабрь такой?

– Ну, «играть» слишком громко сказано, – возражаю я, продолжая сидеть у самого окна на полу. – Я с ним почти не общаюсь толком.

– А в чём сложность начать общаться? – слышу, как подруга с громким хрустом разгрызает что-то, огурец или кусок льда, карамели. – Или ты снова заведёшь свою «старую песню»?

– Э-э… нет, – ползущие перед моим взором тучи во тьме квартиры медленно отвлекают меня от темы, рассеивая внимание. Растираю пальцами переносицу – лёгкая головная боль тихо клокочет внутри. – Не в том дело. Просто не хочу.

В трубке раздаётся смешок. Я её не убедила.

– Ты всегда так говоришь, когда сомневаешься, стоит ли игра свечек. Потому что боишься проиграть, оттого и не пытаешься даже. И с людьми так же. Ты уже «пометила» его, да? Наверное, уже по пунктам всё расписала, плюсы и минусы, возможные варианты развития общения. Проиграла всё в своей голове, а в жизни необязательно. Просто ты…

– …боюсь снова обжечься, – покорно выслушивая её речь, вставляю я. Первые капли дождя или мокрого снега упали на окна. – Как было последний раз.

Подруга смолкает, слышу лишь её дыхание, как она выплёвывает воздух, размышляя.

– Мне хватило на данный год, спасибо, – продолжаю я. – Ты сама говорила, что больше не будешь вытаскивать меня из этого болота, не будешь собирать меня по частям.

– Эй, да я злая была, ты что? Точнее мне хотелось шлёпнуть тебя как следует, когда я слушала эти оправдания в адрес того козла, который разбил тебе сердце. И как ты вообще могла быть влюблённой в него? Чёрт, да я тебя никогда не оставлю, Холзи! У нас всегда будем мы, на хрен этих мудаков мужского пола!

– Сказала девушка на пятом месяце беременности, – усмехаюсь, не в первый раз слыша подобные речи. – И как же тебя угораздило?

– Эй, это не в счёт! – идёт она на попятную. – Это я для себя его выращиваю.

– Словно он цветок комнатный, ха-ха, – смеюсь я, не в силах перестать подкалывать подругу. Сьерра хохочет в трубку. – Ну да, у тебя же диплом по селекции среди тундровых растений, или чего там, как правильно? Этот ребёнок вполне смахивает под научный эксперимент.

– Ну ладно, ладно, завязывай, – упрашивает она, переводя дыхание. – А если серьёзно, то это не очень и плохая идея была. Отца я сама выбрала, генофонд неплохой оказался, я этого хотела сама, так что… не жалею. Да, мне всего двадцать три, а я уже всю жизнь готова посвятить этому мелкому зеленоглазому спиногрызу.

Она так уверена, что он унаследует её глаза, пусть у отца и были диаметрально другие.

– Знаешь, порой мне даже не верится, что когда-то ты была против идеи завести ребёнка.

– У тебя тоже это скоро пройдёт, вот попомни мои слова.

Ой, а вот тут она ошибается: я никогда не заведу детей. Вот уж нет. Лучше парня или домашнее животное.

– Ладно, хорошо. Запишу в календарь.

– Да-да, запиши, – слышу звон стекла и звук водяного потока из крана. – А если честно: он так сильно тебе не нравится?..

От темы уйти не удалось. Провожу рукой по волосам, ложусь на бок, подпирая рукой голову. Внезапно фиолетовое небо разрезает серебристая вспышка салюта.

– Я этого не говорила. Наоборот, он симпатичен мне, но я не хочу общаться, потому что знаю, что влюблюсь в него. Ты бы видела один его взгляд: как-то раз он так странно на меня смотрел, очень долго, я чувствовала себя некомфортно, хотелось провалиться сквозь землю, но так поступают лишь ванильные тяночки, так что я делала вид, что мне на всё и вся плевать, смотрела в сторону, изучала окружающую обстановку. Но, блин, это моё смущение, пусть я и старательно проглотила его, уже звоночек. Звоночек, что он запал мне куда-то в голову. До сердца пока далеко, я ещё успею выгнать его, пока он в сознании. Потому надо не продолжать. И всё.