Итак, подчинялась ли персональная политика Анастасия в отношении военной верхушки после введения хрисотелии югов какому-то единому плану? Очевидно, да. После адэрации воинских повинностей наемнический элемент, а следовательно, и корпоративный дух, в армиях империи несомненно увеличился и потребовал со стороны правительства более эффективных мер для обеспечения лояльности войск. Анастасий при подборе командования опирался на более преданных ему людей, нежели это делалось императорами ранее. Назвать это в полной мере фамильной политикой, однако, нельзя, но устойчивые элементы ее налицо, прежде всего в том, что император использовал в качестве армейских магистров своих племянников. А. Кэмирон предположил, хотя и не совсем убедительно, что Анастасий выдал замуж своих племянниц за Сабиниана, сына Сабиниана Магна, и Мосхиана, сына одноименного магистра Иллирика, убитого при Зеноне, с целью приблизить их к императорской фамилии[351]. С другой стороны, заметно, что акцент на преданность при замещении командных постов был явно в ущерб старой установке на персональный профессионализм выслужившихся офицеров, вместе с которым постепенно уходили в прошлое представления о временности компетенций магистров войск. Несомненно и то, что усиление зависимости служилых потестариев от императорской власти объективно вело к росту авторитарных тенденций последней. Все эти возникшие при Анастасии явления более рельефно обнаружили себя уже при Юстиниане.

Обеспечение мира на восточной границе позволило Анастасию больше средств направить для оборонного обустройства балканского региона. Разворачивается широкое крепостное строительство[352], пополняются гарнизоны и корпус государственных федератов, воссоздается фракийская походная группировка и, соответственно, пост магистра Фракии. Не исключено, что в 500-х гг. его занимал гот Гунтигис (Iord. Get. 266). Во главе какого магистерия и когда был упомянутый в “Пасхальной хронике” Филоксен, сказать трудно. Предположение Д. Мартиндейла, что речь идет о Фракии (PLRE. II. 879), все-таки безосновательно. Под απο στρατηλατών (Chron. Pasch. а. 519) может подразумеваться любой магистерий, в том числе и вакантный. Неясно также, за что (можно лишь предположить, что за противодействие монофизизму) Филоксен был сослан Анастасием, хотя сам этот факт обнаруживает беспомощность и магистров, и эксмагистров в любых проявлениях их оппозиционности императору и отсутствие у них действенного средства давления на правительство.

Фактически при Анастасии лишь однажды[353] войска вышли из-под правительственного контроля — во время мятежа Виталиана. Основным ядром мятежа стал корпус государственных федератов, которому Анастасий сократил выдачу федератских аннон (Ioann. Ant. fr. 214e. 1). Несмотря на сообщение Иоанна Антиохийского о полном упразднении федератских аннон, а следовательно, и всего федератского корпуса, думается все же, что император хотел лишь сократить его, полагая достаточным их меньшее количество в условиях, когда стратиотские походные подразделения Фракии достигли определенного количественного уровня. Лично для Виталиана это означало бы резкое падение его престижа, возможно, даже понижение в чине и перевод на должность одного из командиров стратиотов, где им безнаказанно помыкал бы его личный враг Ипатий. Все это, однако, не позволяет утверждать, что федератский мятеж подготавливался долгое время[354]; скорее он вспыхнул сразу после получения вестей о новшествах в сфере снабжения. Снабжение армии во Фракии являлось для правительства постоянной сложной проблемой. В то время как в восточных провинциях повинность закупки у посессоров продовольствия в фиксированных ценах (coemptio) и дальнейшая транспортировка его к войскам ликвидировалась, для Фракии Анастасием было сделано изъятие, “поскольку вследствие набегов варваров сократились земледельцы и не достаточна поставка продуктов установленным там воинам” (CJ. X. 27. 2. 10). Какое-то время во Фракии (локализация возможна вследствие упоминания в законе хартулариев нумеров и федератов) практиковалось, смотря по обстоятельствам, снабжение обоими видами анноны: и натуральной, и адэрированной — по желанию солдат (CJ. XII. 37. 19), пока, наконец, в 513 г. Анастасий не запретил поставлять annona naturalis (Exc. de insid. 143: σιτησεως δημοσίας των..φοιδερατικών ανώνων) федератам, решив в духе своей налогово-финансовой политики предоставлять им только адэрированную аннону. В условиях разоренного варварскими набегами балканского региона приобрести продовольствие было непросто и ставило федератов перед необходимостью грабежей гражданского населения, а значит, и конфликтов с властями, либо обрекало на голод[355].

Ипатию и его офицерам не удалось предотвратить разрастание бунта. Виталиан же прекрасно понимал, что без поддержки солдат походных и пограничных войск фракийского магистерия и дунайских дукатов его дело обречено на поражение, ибо о каком давлении на правительство можно говорить в той ситуации, когда в тылу находится значительное количество верных императору войск. То обстоятельство, что солдаты походных и пограничных войск не поддержали мятеж в момент его возникновения, но отнеслись к развертыванию событий выжидательно, объясняется рядом причин. В их числе следует назвать и вполне сносное государственное снабжение (сокращение его и адэрация коснулась все-таки только федератов, что говорит о первостепенной значимости в глазах правительства стратиотов), и надежность офицерского контроля над солдатами (в том числе и неплохой уровень дисциплины), и отсутствие прочных традиций у ранневизантийской, в отличие от западноримской, армии силового давления на правительство (после Гайны, например, т. н. мятеж Анагаста 469 г. был все же карикатурной демонстрацией личных обид и амбиций военачальника, не приведшей к кровавому бунту, который нужно было бы подавлять силой оружия). Учитывая эти обстоятельства, следует признать, что та, вначале минимальная, поддержка, оказанная офицерством стратиотов и лимитанов Виталиану, основывалась на недовольстве им грубостью и кадровыми просчетами Ипатия, назначенного, вполне вероятно, после Гунтигиса, магистром Фракии. Так, известно, что Ипатий оскорбил жену Виталиана (Zach. VII. 13). Очевидно то, что Виталиану легко удалось склонить на свою сторону дукса Второй Мезии Максенция, определялось причинами того же порядка (Ioann. Ant. fr. 214 е. 1). Ряд офицеров высокого ранга, видимо, не поддались на уговоры и были убиты Виталианом (Ibidem), т. е. мятежники явно боролись за командование нейтрально настроенной армией. Виталиану, например, только при помощи запуганного им Карина, пленного близкого друга Ипатия, удалось войти в Одессос и подчинить себе гарнизон города, который антимонофизитская пропаганда в защиту православия, ставшая идейным знаменем мятежа, мало волновала уже потому, что в войсках Фракии было немало исповедовавших арианство варваров. По сути дела, в массе своей солдаты-стратиоты склонились на сторону Виталиана, когда полная дезорганизация лояльного императору командования после бегства Ипатия в столицу стала очевидной (Ibidem).

Совершив быстрый переход и остановившись в столичных предместьях, Виталиан вступил в переговоры с Анастасием. За исключением Иоанна Антиохийского, все источники утверждают, что главным вопросом для Виталиана в этих переговорах было восстановление халкедонских принципов. Рассказ Иоанна Антиохийского дает важнейшие недостающие реалистические детали: Виталиан потребовал исправить допущенные Ипатием в отношении фракийской армии несправедливости. Анастасий принял во дворце ряд офицеров мятежников (кроме Виталиана), богато одарил их и обещал выполнить их требования. Каковы были “военные” обещания императора, остается лишь догадываться. Вероятно, в их числе было урегулирование проблем снабжения государственных федератов и других категорий войск, восстановление в должностях смещенных Ипатием офицеров, устранение Ипатия с поста магистра Фракии; не исключено, что простым солдатам был обещан донатив. Что касается конфессиональных аспектов программы мятежников, примечательно, что офицеры согласились подождать арбитража римского папы и не настаивали на скорейшем созыве собора в Константинополе, в этой цитадели халкедонства, т. е. теологические проблемы занимали их явно меньше[356]. Соблюдая условия соглашения с императором, войска разошлись по местам дислокации; единой воле вновь ставшего лояльным офицерства был вынужден, как подметил уже Д. Бьюри, подчиниться и Виталиан[357].