Рассмотренный материал, таким образом, позволяет говорить об известной регенерации тенденции фамильного воспроизводства военной верхушки Византии в первой половине V в. Однако эта тенденция практически не прослеживается среди высших офицеров римского происхождения. То, что дети магистров варварского происхождения, наоборот, шли на военную службу (Аспар, Арматий, Ардабур-младший), объясняется реальным местом их родителей в государстве. Правящая элита империи, создавшая в первой половине V в. систему надежного контроля над военной организацией, предпочитала отбирать на “солдафонские” должности, малопрестижные с аристократической точки зрения, по преимуществу офицеров-варваров, не связанных с какими-либо политическими кругами. В условиях, когда они вынуждены были отрабатывать свои “оклады”, неудивительно, что у них не формировались родственные связи с византийской гражданской верхушкой и императорской фамилией. Вряд ли в этой связи следует абсолютизировать появление в ранней Византии в первой половине V в. “военных династий” консулов (CLRE. 6), так как достижение консулата магистрами-варварами находилось в прямой связи с достигнутыми ими победами и заслугами; иными словами, каждый (за единственным исключением — Ардабур-младший) консулат высших офицеров фактически был показателем персонального профессионализма. Возникновение наследственности службы у части военной верхушки не пугало правительство, поскольку она не дополнялась автоматически политическим влиянием, и даже не распространялась на возможность замещения именно тех постов, которые занимали некогда их родители. Отсюда субъективный фактор в карьерах детей магистров-варваров играл огромную роль, тем более, что гражданская служба, насколько это видно по источникам, либо их не привлекала, либо была для них недоступна, В целом, военная знать так и не стала в первой половине V в. стабильным элементом социальной структуры ранней Византии.

В подавляющей массе работ по ранневизантийской истории подчеркивается, что в период правления Маркиана и Льва I шло форсированное нарастание мощи клана Аспаридов, который, вплоть до его ликвидации, был серьезной политической силой в империи[260]. Целый ряд параметров структуры этого клана (родственные связи между высшими военачальниками, императорской фамилией и варварскими вождями, собственные отряды) как будто служат прекрасным аргументом в пользу теории А. Демандта о существовании в поздней античности особой, перманентно доминирующей в государственной жизни правящей элиты — военной знати.

Миф об Аспаридах, характерный для современной историографии, коренится в ранневизантийских источниках VI в. и следующих за ними более поздних авторах. Исходным моментом формирования этого мифа является утверждение о решающей роли Аспара в избрании Маркиана императором. В источниках четко прослеживаются две версии, по-своему пытающиеся объяснить выбор Маркиана императором, и в обоих упоминается имя Аспара. Первая, берущая начало у Малалы (Malala. 367), развивает легенду о завещании Феодосия II, близ смертного одра которого присутствовал и Аспар (Chron. Pasch. 589; Cedren. 611). Но в ней нет даже намека на то, что Аспар каким-то образом повлиял на решение умирающего императора: он просто присутствовал. Единственно достоверным в ней является то, что Аспар действительно мог находиться в тот момент во дворце. Совершенно в иной плоскости лежит вопрос о том, почему из массы царедворцев эта версия вычленяет только имя Аспара. В этом повествование Малалы смыкается с рассказом Прокопия (BV. I. 4. 2–11) об орле, распростершим свои крылья над спящим Маркианом во время вандальского плена последнего. Аспар здесь фигурирует также лишь попутно: на решение Гензериха отпустить пленного повлияло, прежде всего, само чудо, а то, что Маркиан был близок к Аспару, выглядит лишь добавочным аргументом, воздействовавшим на вандальского короля. Прокопий, однако, в отличие от его позднейших компиляторов, пытается ввести рационалистический момент в трактовку чуда: Гензерих, памятуя, какой властью пользовался Аспар в Византии, заключает, что Маркиан действительно достигнет царской власти (BV. I. 4. 8). Но более серьезным в размышлениях Гензериха выглядит все же ссылка на божественное провидение, заставившее вандала пощадить Маркиана, взяв с него клятву не воевать с ним в случае достижения Маркианом императорской власти. Очень вероятно, что этот рассказ восходит к объяснениям проводимой Маркианом политики невмешательства в дела Западного Средиземноморья[261]. По Феофану (АМ 5943) и Зонаре (XIII. 24), чудо с орлом произошло до африканского похода в Ликии в присутствии неких Юлиана и Татиана, а главным в решении Гензериха отпустить пленного, согласно рассказу Феофана, называется близость Маркиана к Аспару. То есть Феофан счел чудо с орлом в Африке просто неправдоподобным и отринул эту деталь рассказа Прокопия. Евагрий, которому в данном случае следует Зонара, хотя и сослался на Прокопия, опустил утверждение последнего об особой близости Маркиана к Аспару, отметив лишь, что будущий император воевал вместе с Аспаром (Evagr. II. 1: Ασπαρι συνεστράτευσε: Zon, XIII. 24: συν Ασπαρι στρατευόμενος). Прокопий близость Маркиана к Аспару попытался объяснить высоким рангом Маркиана: доместик или “соучастник тайного” (BV. I. 4.7). Но у Прокопия нет сведений о том, имели ли впоследствии эти связи какое-то продолжение и как они повлияли и на выбор Маркиана императором, и на престиж Аспара при новом правлении. Напротив, Прокопий бесстрастно замечает: “Таким образом, Маркиан, будучи отпущенным, пришел в Византий и в более позднее время, после того как скончался Феодосий, получил императорскую власть” (BV. I. 4. 10–11). Иными словами, версия Прокопия непоследовательна: назвав Маркиана доместиком Аспара в африканской экспедиции и ретроецировав военные реалии VI в., поскольку о такой значимости доместиков для первой половины V в. нет сведений в современных источниках, он никак не соотнес дальнейшие судьбы этих, по его рассказу, столь связанных друг с другом людей. То есть Прокопия явно больше интересовал Маркиан и проблема того, почему при этом императоре с вандалами были довольно ровные отношения, а отнюдь не Аспар, короткой ремаркой о большом влиянии которого в Константинополе он просто отдал дань каким-то циркулировавшим в столице слухам. Это, видимо, и смутило компиляторов Прокопия, в повествовании которых чудо с орлом также осталось вне связи с последующими событиями, связанными с Аспаром, и они вынуждены были пойти по пути комбинации двух разных традиций. Так, у того же Феофана Маркиан облагодетельствовал Юлиана и Татиана, наблюдавших чудо с орлом, а самого Маркиана в императоры выдвигает Пульхерия (причем, заметим, из сенаторов — έκ πάσης της συνκλητου), а какое-либо упоминание об Аспаре в этом акте вообще отсутствует (АМ 5943), как, собственно, и у Прокопия. Таким образом, и вторая версия не дает оснований говорить о какой-то роли Аспаридов в избрании Маркиана. В лучшем случае она отражает небольшой этап в карьере будущего императора — скромного офицера потерпевшей поражение презентальной армии Аспара. Наконец, уместно отметить, что обе версии полностью отсутствуют у авторов V в. и в ряде хроник VI в. На наш взгляд, это было вызвано следующим: авторы V в. не приняли официального разъяснения быстрой расправы (можно сказать, “при закрытых дверях”) над Аспаридами как вдохновителями провандальского заговора; излагать же истинные причины конфликта Аспара и Льва было опасно. Отсутствие надежной информации породило в широких кругах столичного населения массу слухов с неизбежным преувеличением реальных позиций клана уже при Маркиане. На этих слухах о личном могуществе Аспара и было основано все последующее противоречивое здание мифа об Аспаридах; все неясные византийцам события середины V в. просто списывались на противодействие Аспаридов императорам. В этой связи примечательно, что Зонара даже передает молву о якобы имевшем место отравлении Маркиана Аспаром (Zon. XIII. 25).