Он пересек гостиную, поднялся по винтовой лестнице центральной башни в собственные покои и, перешагнув порог спальни, на мгновение замер.

Звездный свет весьма скудно освещал отделанные деревом стены с резьбой в виде раскидистых крон и листьев. Широкая кровать, стоявшая в центре на небольшом возвышении, камин, рядом два кресла, рабочий стол у окна и полка с примостившейся на ней ручной арфой — все тонуло в темноте. Но им и не зачем было теперь оглядываться по сторонам. Макалаурэ глубоко вздохнул и пересек спальню, бережным движением уложив молодую жену на ложе. Затем он подошел к окну и резким движением распахнул его, впустив запахи весны и бурные, словно горный ручей, звуки музыки. Прикрыв глаза, он прислушался к тихому голосу собственной фэа. Она тихонько напевала ему, мурлыкала, словно котенок, греющийся у огня в суровую зимнюю ночь. Вздохнув судорожно и рвано, Макалаурэ резко оглянулся и вернулся в кровати.

— Кто послал мне тебя? — спросил он ласково и немного задумчиво, присаживаясь на край кровати.

Силмерин привстала, подобрав ноги под себя, и, чуть склонив голову на бок, улыбнулась светло и немного проказливо. Сердце Кано пропустило удар, он подался вперед и, обняв жену, с чувством поцеловал. Рука его скользнула вниз, забралась под платье, и он ощутил, едва коснувшись теплой атласной кожи, как в сердце постепенно разгорается пожар. Подобно буре в степи, сметает он все на своем пути и охватывает даже самые отдаленные уголки существа.

Силмерин тем временем уже помогала ему избавиться от собственной одежды, а он, немного помучившись с застежками на платье, в конце концов сумел их расстегнуть, и наряд, белой птицей мелькнув в воздухе, упал на устланный шкурами пол.

Собственную шнуровку на штанах он просто порвал. Устроившись на постели рядом с женой, он заключил ее, наконец, в объятия, и тогда огонь, пылавший у него внутри и отражавшийся в широких зрачках возлюбленной, накрыл их обоих. Он целовал ее со всей накопленной и сдерживаемой до сих пор страстью — лицо, плечи, грудь, живот, бедра. Все, до чего в состоянии был дотянуться. Она стонала в голос, выгибаясь ему навстречу, и легкие прикосновения ее меленьких ладоней оставляли на коже его пылающие следы. Ждать дольше, продлевая обоюдные муки, не было никаких сил, и едва Силмерин его позвала, безмолвно, но совершенно недвусмысленно приглашая, он, не медля более, откликнулся, и тогда плоть их, а с ними фэар и сами жизни стали едины.

«Любовь моя», — хотел прошептать он, но не смог. Дыхания не хватало. Лишь стоны вперемешку с хрипами срывались с губ менестреля, сливаясь с жаркими стонами жены. Напряжение росло. Больше не было для них ни ночи, ни дня, ни верха, ни низа. Казалось, что обоих уносит куда-то ввысь. А может, в далекие, неведомые края. Туда, где нет ничего, кроме их любви и сияющих глаз на родном, бесконечно любимом лице.

«Силмерин, — витала в воздухе рожденная его сознанием, его фэа мысль. — Как я жил до сих пор без тебя?»

Манящее тепло роа жены, ее страсть кружили голову. Ему казалось, будто собственные легкие его сейчас разорвет. И вдруг за миг до конца внутри ярко вспыхнуло что-то, рассыпавшись мириадом огненных искр, и громкий, счастливый крик Силмерин не смог заглушить даже поцелуй ее супруга.

А он далеко не сразу смог прийти в себя. Наконец, когда звезды перед глазами перестали кружиться, а мир вновь обрел свои привычные очертания, он еще раз ласково и нежно поцеловал любимую и откинулся на спину. Силмерин устроила голову на его плече, и он обнял ее, бережно укрыв их разгоряченные тела покрывалом.

— Люблю тебя, — прошептал он, целуя ее в висок.

— Я тоже, мельдо, — ответила она и обняла его так крепко, как только смогла. — Никто не сможет нас теперь разлучить.

***

А время летело, подобно стае быстрокрылых птиц. На смену весне приходило лето, за ним наступала осень, ну, а после зима. Макалаурэ и Силмерин теперь старались разлучаться как можно реже, проводя вместе все свободное время. Хотя забот у обоих всегда хватало, однако на прогулки по саду, на купание в озере или реке, на тихое сидение у камина у них всегда находился час-другой. Приезжали время от времени в гости братья Кано, да и сами супруги охотно навещали родичей. Годы облетали, подобные листьям яблонь в саду. Лорд-менестрель все чаще смотрел на далекий и такой близкий север, тревожно хмуря брови. Что несет им будущее? Кто может сказать? И самое главное, когда он выполнит наконец свою Клятву?

От последнего теперь зависело многое, если не сказать — все. День за днем обдумывал он создавшееся положение и по вечерам, оставшись один, до рези в глазах всматривался в прогорающий закат. На небе полыхали багровые отсветы, и фэа менестреля, его сердце тревожно переворачивались, а внутри все сжималось и болело, порой совершенно непереносимо.

Он судорожно вздыхал и, обхватив себя самого за плечи, поднимался на одну из смотровых башен.

«Я не могу, — билась в его сознании тревожная, полная боли мысль. — Я просто не могу. Не сейчас, когда надо мной Клятва…»

С пожелтевших деревьев облетала листва, и ветер доносил первые запахи грядущей зимы: тяжелой влаги, готовой вот-вот пролиться дождем, морозной свежести, а еще огня, уютно потрескивающего в камине.

Где-то далеко внизу тренировались воины, и звон мечей преследовал Макалаурэ теперь денно и нощно, даже тогда, когда отведенная для подобных целей площадка была совершенно пуста. Его путь — война, по крайней мере, пока. Но рождение дитя несовместимо с таким положением дел. Если его сын или дочь появятся, то им будет нужен мир, любовь, забота и полное, безоговорочное внимание со стороны отца.

Заметив, что жена прошла в донжон, явно покончив на сегодня с делами, он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и спустился вниз.

Силмерин не обнаружилось ни в покоях, ни в гостиной. Толкнув дверь библиотеки, Кано увидел, что она стоит около одного из стеллажей и выбирает книгу.

— Мельдо, — воскликнула она, просияв, однако тут же, заметив тревожное выражение на его лице, уже совсем другим тоном спросила: — Что-то случилось?

Оставив свое занятие, она быстро пересекла комнату и, взяв супруга за руки, заглянула в глаза.

— Я хочу с тобой поговорить, — наконец сказал Макалаурэ.

Несколько секунд она безмолвно смотрела, должно быть все еще пытаясь угадать, о чем пойдет беседа, и наконец кивнула:

— Хорошо, я тебя внимательно слушаю.

Они уселись на один из диванчиков, и он обнял ее за плечи, ласково прижав к себе.

— Понимаешь, — заговорил он тихо, избегая смотреть любимой в глаза, — наверное, я должен был сказать обо всем сразу, еще до свадьбы. Но я надеялся, что еще смогу себя пересилить…

Силмерин вздрогнула и с силой сжала его ладонь. Менестрель уверенно покачал головой.

— Я очень хочу детей, — признался он. — Ты даже не представляешь, насколько сильно. Но я не могу привести их в этот мир, пока надо мной довлеет Клятва. Я сам себе и собственной жизни теперь не хозяин.

— Но Кано!..

— Это правда, — нахмурился тот. — Пока я тут, во Вратах, с тобой рядом. Но однажды непременно наступит час, и я сделаю то, что велит мне она. Не знаю, когда это произойдет. Может быть, через сто лет, или же спустя два часа. Я знаю одно — случись непредвиденное, у тебя найдутся защитники помимо меня. Например, твой отец, или же его брат. Но кто позаботится о моем дитя? Ему нужны будут мир, забота, внимание родителей и ласка. Могу ли я быть уверенным, что в состоянии все это дать?

Он снова резко, почти отчаянно покачал головой, а после с силой сжал челюсти и вскочил.

— Мельдо! — воскликнула любимая, и Макалаурэ замер, надеясь услышать то, что разрешит сейчас его сомнения и метания.

А Силмерин подошла и, ласково обняв супруга, посмотрела ему в лицо:

— Все будет хорошо, любимый, — проговорила она. — Пусть не сейчас, но когда-нибудь обязательно. Время детей должно быть радостью для обоих родителей. Да и куда нам спешить? У нас впереди вечность. Настанет день, я уверена в этом, когда Клятва твоя не будет иметь над тобой никакой власти. Тогда мы и приведем в мир наше дитя…