Утро же началось для него сразу, едва на небосводе показалась ладья Ариэн. Приведя себя в порядок и одевшись в специально пошитый невестой к торжеству наряд, он постоял несколько минут, пытаясь хоть как-то успокоить смятенные чувства и мысли, однако понял, что получается слабо, и поспешил вниз, в общую гостиную, где его уже ожидали братья.

— Ясного утра, — широко улыбнулся Курво, вставая навстречу.

Остальные поспешили присоединиться к приветствию.

В окно щедро лились лучи Анара. Оглушительно трещали на разные голоса птицы, славя тепло, так что Кано начал всерьез опасаться, будут ли слышны музыканты за этим разноголосьем.

— Ну, как отдыхал? — весело спросил Атаринкэ, когда будущий новобрачный опустился в свободное кресло возле орехового стола и в волнении сцепил под подбородком пальцы.

Нарядно убранного зала, а тем более сада за окном он совсем не заметил. А между тем, верные от души постарались, убирая крепость к свадьбе своего лорда. Цветы и ленты, светильники самых разных форм и расцветок, что зажгутся вечером, и изящные арки — решительно все вокруг дышало гармонией, красотой, светом и праздником.

— Что? — переспросил, вздрогнув, не расслышавший вопроса Макалаурэ.

— Уже ничего, — ухмыльнулся Курво. — И так все ясно. Сильно волнуешься?

— Да, — признался Кано. — То есть, нет. Я знаю, что буду счастлив, и жду с нетерпением, и все же руки почему-то слегка дрожат.

Взгляд младшего брата стал понимающим:

— Так и должно быть.

Тем временем верные принесли легкий завтрак — хлебцы, фрукты, сыр и ароматный сок — и все собравшиеся с аппетитом поели.

— Силмерин встала? — спросил Макалаурэ у всех сразу.

— Да, — ответил Майтимо. — Леди Ференэль говорит, что твоя невеста уже готова. Пора начинать.

Менестрель и сам это чувствовал. Из сада сквозь распахнутое окно доносились громкие оживленные голоса, среди которых он узнал Нолофинвэ и Финдекано.

«Должно быть, Финдарато так и не смог приехать», — предположил Кано. Или же его не смогли известить даже самые ближайшие родичи.

Послышались тихие звуки арфы и нежный, волнующий напев флейты. Макалаурэ глубоко вздохнул и решительно встал. Время пришло.

Все вместе братья направились в сад. Там, посреди поляны, отведенной под церемонию, окруженный улыбающимися, нарядными гостями, он встал, ожидая момента, когда любимая спустится и присоединится к нему.

И Силмерин не заставила себя ждать. Не прошло и четверти часа, как он услышал легкий, торопливый звук ее шагов, и дева выбежала, сияющая от счастья и столь прекрасная, что Кано даже захотел зажмуриться, всерьез опасаясь ослепнуть.

Он улыбнулся широко и, безотчетным движением одернув расшитую серебром нарядную котту, в несколько шагов пересек разделявшее их расстояние и взял невесту за руки.

Чуть в стороне стояли Верион с Ференэль и родичи жениха, что смогли прибыть на торжество, а так же верные, не занятые дозором. Все с нетерпением и легко читаемым волнением ожидали начала.

Вот вышла вперед мать невесты, а так же брат жениха и его дядя. То, что должно было по традиции состояться в конце пира, было решено провести в начале. Ибо кто знает, чем может окончиться столь мирно начавшийся день? Времена теперь неспокойные.

Майтимо вместе с Ференэль соединили руки жениха и невесты, и тогда, как и было запланировано заранее, место лорда Химринга занял Нолофинвэ.

Благословение. То, что может услышать ухо любого эльда лишь однажды. Оно произносилось на каждой свадьбе в Амане и прозвучало теперь. Немного необычно, но от того не менее торжественно. Мать невесты призвала в свидетели Варду, а дядя жениха Манвэ. Так же прозвучало из уст обоих и имя Эру.

Гости внимали, затаив дыхание, и можно было подумать, будто слышится даже взволнованный стук сердец.

А Макалурэ тем временем, достав из кармана два тонких золотых кольца, снял собственное серебряное и протянул Силмерин. Она приняла его и сжала в ладонях, прижав их к сердцу. Затем в свою очередь вернула собственное обручальное колечко Кано.

— Вот, возьми, — прошептала она, глядя ему прямо в глаза.

А тот, спрятав его бережно в карман, взял одно из золотых, поменьше размером, и осторожно надел невесте на указательный палец. Точнее, уже почти жене. Мгновением позже она чуть подрагивающей рукой надела кольцо побольше на руку жениха.

— Счастья молодым! — крикнул кто-то из верных, должно быть самый нетерпеливый.

В ответ раздался дружный смех, и Майтимо, вновь приблизившись, вручил Силмерин искусно ограненный бриллиант на цепочке с вырезанной на нем звездой. Ференэль подарила Макалаурэ огненный опал с таинственно мерцающими в глубине искрами.

— Счастья вам, — пожелала она.

И Верион, а за ним и все остальные поспешили присоединиться к радостным поздравлениям.

Над садом плыла плавная, нежная, почти волшебная музыка. С веток яблонь падали белоснежные лепестки, и Макалаурэ стоял, глядя молодой супруге в глаза, и не в силах был разомкнуть рук.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

И Силмерин, подавшись вперед, горячо прошептала:

— Я тоже люблю тебя, мельдо!

Тогда он наклонился и, заключив ту, что стала отныне его женой, в объятия, поцеловал ее. Сначала осторожно, словно пробуя ее теплые, мягкие губы на вкус, затем все более горячо. Он ощущал прикосновения ее рук, ее тела, и кровь гулкими ударами билась в ушах, а дыхание грозило разорвать грудь.

— Силмерин, — прошептал он срывающимся голосом и утонул в ее широко распахнутых глазах, с нескрываемым восторгом и восхищением глядящих на него.

Музыка становилась все громче и громче. Гости, поздравив молодых, направились к расставленным прямо в саду столам, чтобы от души угоститься. Иные уже начали танцевать, отойдя в сторонку, а Макалаурэ, глядя в лицо возлюбленной, думал, что время до вечера будет для него сегодня, пожалуй, самым длинным, чем когда-либо бывало прежде.

И вдруг мелодия родилась у него в груди. Не та, что он слышал несколько дней назад и которую записал в надежде спеть сегодня, но иная, куда более возвышенная и радостная. В ней слышались голоса птиц в рассветном лесу и шепот ручья, пение ветра, запутавшегося в кронах деревьев, и легкие шаги юной девы.

И тогда он запел. Сперва гости замерли он неожиданности, потом восхищенно выдохнули и начали рассаживаться как попало, дабы ничто не мешало внимать.

А Макалаурэ пел. Он пел о счастье и торжестве любви, и молодая жена смотрела на него влюбленными глазами, и ее лицо, а так же сомкнутые в безмолвном восторге руки придавали ему сил. Он прикрыл глаза, подняв лицо к небу, и полной грудью вдохнул острый запах цветов и трав. Он пел, и здесь и сейчас, посреди сада в самом сердце Маглоровых Врат был счастлив. Так счастлив, как никогда не бывал прежде, в благом Амане. Как никогда и нигде еще не случалось.

А праздник меж тем затянулся до глубокой ночи. За долгим пиром последовали танцы, а после игры и песни. Но ни Макалаурэ, ни Силмерин уже не участвовали в общем веселье.

Едва ладья Ариэн коснулась западного края неба, а в вышине проступили первые самые крупные и яркие звезды, новобрачные, наконец, попрощались с гостями, и Кано, взяв молодую жену за руку, повел ее в дом.

Все так же плыла над садом нежная, чарующая, легкая музыка. От запахов весны, а может быть, от счастья слегка кружилась голова. Он остановился на пороге донжона и, обернувшись, посмотрел в лицо Силмерин. В нем легко читалось восхищение, любовь, а еще вопрос. Маглор смотрел и отчего-то никак не мог понять его значение.

— Ты счастлив? — наконец спросила она вслух.

Он кивнул и, полюбовавшись еще секунду ее глазами, ответил вслух:

— Да, мелиссе. Я счастлив.

И с этими словами он подхватил любимую на руки и понес в дом. Она прижалась к нему, обняв за шею, и от прикосновения ее груди и плеча, ее ласковых нежных пальцев внутри у него все переворачивалось и сладко сжималось, заставляя грудь вздыматься неровно и часто.

— Мелиндо, — прошептала она, и теплое дыхание Силмерин согрело шею Кано.