Да и вообще, первым делом следовало помочь Фросе выбраться из села. По окрестностям бродят моры, и ехать ей без сопровождения слишком опасно.

— На данный момент я не могу принять ваше предложение, — ответил я. — Есть обязательства, которые связывают меня, и дела, требующие личного участия. Я бы мог присоединиться к охоте через несколько дней, когда улажу все вопросы в городе, куда должен отправиться в самое ближайшее время.

— Что ж, охота, как я сказал, продлится не менее двух недель, — ответил Игорь Изяславич. — Можете присоединиться к нам, когда уладите дела.

Мысленно я вздохнул с облегчением. Теперь я мог сопроводить Фросю до безопасного места, спокойно всё обдумать и решить, стоит ли связываться с боярами или всё же лучше скрыть в неизвестности.

Ужин закончился, мы встали из-за стола. Василий Васильевич предложил мне комнату для ночлега, но я отказался, сказал, что не желаю никого стеснять, а потому переночую в селе. Поблагодарив хозяев за вкусный ужин, я собрался уходить.

— Даниил, — произнёс епископ с елейной улыбкой на устах, — я бы хотел поговорить с тобой с глазу на глаз. Не уделишь ли немного времени скромному служителю Господа?

Мы прошли в спальню, в которой поселился епископ. Он уселся в кресло, а я — на стул напротив. Мне стоило больших усилий, чтобы не отводить взгляда и не морщится при виде этого уродливого перекошенного лица, которое, тем не менее, сейчас источало благодушие. Впрочем, я не был уверен в том, правильно ли интерпретирую мимику этой физиономии: слишком уж непривычно выглядели черты.

— Итак, Даниил, рад, что нам довелось встретиться,— начал епископ. — Я слышал, что ты ушёл из семьи и странствовал некоторое время в этих глухих местах, охотясь на порождения Сна?

— Вы всё правильно слышали, — кивнул я.

— Очень жаль, что ты покинул семью, тем более в столь трудный час... но я не собираюсь судить тебя. Пусть Господь судит, я же просто хочу узнать, каких существ ты видел в окрестностях во время своих странствий?

Пришлось повторить всё то же, что я рассказывал Черемским и Малютиным. Я почувствовал облегчение.: епископ всего лишь интересовался существами, а не мной.

Он слушал, кивал, а когда я закончил, сказал:

— Ужасна кара Господня. Великие грехи сотворили люди, раз Он попустил такое. Ну а теперь долг каждого светлейшего встать на пути сил тьмы. Ты ведь знаешь это, Даниил?

Мне показалась странной его логика. Ведь если это кара Господня, зачем ей препятствовать? Но спорить я не стал.

— У каждого светлейшего есть талант, — продолжал епископ, — и я слышал, ты тоже недавно овладел чарами. Значит, Святополк не ошибся: у тебя всё-таки появились силы, хоть и позже, чем у остальных.

— Я рад, что отец был прав, — кивнул я. Разговор снова начал вызывать беспокойство.

— А ещё я слышал, будто чары твои несколько необычны и отличаются от фамильных. Это правда? Какой талант даровал тебе Господь?

— Ледяные чары, — ответил я. — Я умею замораживать предметы.

— Интересно, очень интересно... Не думал, что сейчас кто-то владеет такими чарами. Странно, что они появились у тебя. Но... — епископ улыбнулся, — что дано Господом, не должно хулиться человеком. Не продемонстрируешь?

Деваться было не куда. Придётся показывать. Теперь епископ наверняка догадается о том, что я — «тёмный». А дальше что? Отправят на костёр или испепелят на месте? Я судорожно начал придумывать план побега.

А пока придумывал, закрыл глаза, поднял руку и материализовал над ладонью кусок льда неправильной формы.

— Интересно, — повторил епископ. — Вижу, талант твой действительно необычный. Что ж, значит такова воля Господа. Одна проблема: я не знаю никого, кто бы мог обучить тебя чарам льда. Освоить сие искусство будет непросто.

— Значит, придётся самому, — пожал я плечами. — Будем постигать методом проб и ошибок.

— Но меня беспокоит другое, — тут епископ стал очень серьёзным, — я вижу черноту в сотворённом тобой явлении. И это вызывает у меня тревогу.

У меня сердце в пятки ушло. Догадался-таки, гад!

— В чём причина, Даниил? — спросил епископ, глядя мне в глаза. — Ты начал принимать сыворотку? Ты смешал свою кровь со смолой пепла? Только не лги мне. Обман вскроется.

— Да это так, — я был напряжён, как натянутая струна, на лбу выступил пот. — Но, скажем так, не по своей воле.

Епископ понимающе закивал:

— Знаю, сын мой. Несчастья и душевные тяготы многих подталкивают ко греху. Люди ищут спасения не в Господе, а в помыслах и деяниях нечистых, надеясь, что те останутся безнаказанным. К сожалению, это не так. Всякий, кто принимает сыворотку, сам готовит себе наказание. Ты ведь знаешь, к каким последствиям это ведёт?

— Видел, — коротко ответил я.

— И это хорошо. Ты знаешь, что становится с теми несчастными. Церковь лишь облегчает их муки, предавая смерти более лёгкой по сравнению с той, которая их ждёт, и очищая души их. Конечно, для светлейшего последствия пепельной смолы в земной жизни не столь плачевны, как для простого человека, но принимать сыворотку всё равно есть — великий грех. Жаль, что ты встал на сей скользкий путь в таком раннем возрасте. Я вынужден настоять на том, чтобы ты, когда закончится охота, немедля отправился в монастырь святого Рафаила, что находится близ Друцка. Там есть лечебница, где помогут избавиться от недуга. И отнесись к этому крайне серьёзно, сын мой, — епископ напустил на себя строгий вид, — коли не хочешь, чтобы Господь отвернулся от тебя. Твой организм ещё можно очистить. Но если пренебрежёшь этим, не доживёшь и до тридцати, а душа твоя канет в Бездну. Ты осознаёшь это?

Я смотрел на епископа непонимающим взглядом. Я-то ждал, что меня испепелят на месте, а теперь оказалось, мне грозит всего лишь... лечебница? Простолюдина за сыворотку на костре сжигают, а я должен просто поехать в какой-то монастырь, когда будет свободное время? И всё?! Я поверить не мог.

— Конечно, — проговорил я, изобразив смирение и раскаяние. — Обязательно, Ваше Преосвященство. Я сделаю всё возможное, чтобы исцелиться и... не отвращать сердце от Господа.

— Я очень рад, сын мой, и надеюсь, что ты действительно это сделаешь... добровольно. Кстати, не знаешь ли ты, кто мог дать сыворотку той несчастной беглянке?

Я снова напрягся. Допрос ещё не окончился.

— Ты ведь осознаёшь, сколь велик грех и сколь тяжко сие преступление? — продолжал епископ. — Если в поместье кто-то продаёт людям сыворотку, это необходимо пресечь. Следственный отдел узнает об этом. Ты был с той крестьянкой и её детьми вчера вечером. Может, ты что-то слышал или видел? Может, она сама что-то говорила? Откуда ты знаешь эту женщину?

Надо было срочно дать ответ... убедительный ответ. «Думай же...» — подгонял я себя.

— Я арендовал у неё комнату, — начал я, — но мы почти не знакомы. Да... она говорила, что хочет напоить детей сывороткой, — я делал паузы, словно вспоминая вчерашний день. — Я отговаривал её. Она сказала, что знает, где достать пепельную смолу, но я не стал расспрашивать. Просто посоветовал не делать этого, и... мне показалось, она вняла моим увещеваниям. Но, к сожалению... — я развёл руками, — вразумить не удалось.

Кажется, получилось достаточно убедительно.

— Жаль, очень жаль, — покачал головой епископ. — Следовало сразу сообщить мне. Что ж, Даниил, я не буду тебя больше задерживать. Надеюсь, это не последний наш разговор.

«А я надеюсь, последний», — я встал и слегка поклонился:

— До встречи, Ваше Преосвященство.

Покинув особняк Черемских, я вздохнул с облегчением. Во время разговора с епископом чувствовал себя так, словно иду по канату над пропастью. А теперь опасность осталась позади. Получается, ничего страшного в том, что светлейший принимает сыворотку, нет. Конечно, перспектива не дожить до тридцати не радовала, но сейчас главным было то, что костёр и прочие кары мне не грозят.

Убедившись в отсутствии слежки я отправился в избу сельской целительницы в надежде, что Фрося ждёт меня там. Было уже довольно поздно, когда я добрался до назначенного места. Прислушался: вокруг ни звука. Калитка оказалась заперта: значит, внутри кто-то был. Постучался в ставни. Никто не ответил. Я подождал немного и постучался снова. Прошёлся взад-вперёд под окнами, забарабанил в третий раз.