Но дальше первой страницы я так и не продвинулся. В голове копошились мысли, которые не давали сосредоточиться на чтении. Вся жизнь Даниила в моих глазах была сплошной загадкой, а смерть — и подавно. Я снова подумывал найти зеркало и попытаться выведать у прежнего владельца этого тела хоть какую-нибудь информацию. Может, парень сменит, наконец, гнев на милость и расскажет, что произошло? В доме Черемских не осталось ни одного зеркала: их разбили, а осколки выкинули на улицу. Зато я видел ростовое зеркало в особняке Воронцовых.
Дверь тихо приоткрылась. Я обернулся: на пороге стояла Дарья. Она вошла и затворила за собой дверь.
— Опять дела? — спросила она, скрестив руки на груди.
— Да нет, я так... Читаю, — вздохнул я. — Да и раздумья мучают.
— Может быть, в другой раз помучаешься раздумьями, а то мне надоела уже эта канитель.
Вначале я не понял, о чём она, но потом, когда увидел её взгляд, всё стало ясно.
Я поднялся и подошёл к ней:
— Честно говоря, мне — тоже.
Я наклонился и поцеловал её в губы. Даша обвила мою шею руками и крепко прижалась ко мне, мы слились в поцелуе. Кровать была рядом. На неё мы и переместились.
* * *
Чёрный прямоугольник окна был завешан тонкими атласными шторами. В особняке стояла тишина. Все спали. Не спал только часовой в мансарде, который наблюдал за улицей через круглое окно. Сейчас, кажется, дежурил один из монахов.
Мы с Дашей тоже бодрствовали: жались друг к другу под двумя толстыми шерстяными одеялами, пытаясь не замёрзнуть. Я обнял её сзади, мой нос уткнулся в её волосы, ладонь моя лежала на её полной, мягкой груди. С тех пор, как я оказался в этом мире, мне ещё ни разу не было так же хорошо, как сейчас, и потому хотелось подольше растянуть этот счастливый момент.
Только одно омрачало моё счастье: тот факт, что мы находимся в Сне, а через несколько часов предстояло идти на холм к загадочному замку в надежде найти пойманных морами горожан. Я не хотел туда идти. Я хотел вернуться в Явь. Эта каменная громада на холме выглядела мрачно и навевала нехорошие мысли. Даже подумалось, что нас пытаются заманить в ловушку. Моры стали слишком умны, они вполне могли догадаться это сделать. Похоже, чем дольше существовал Сон, тем разумнее становились обитающие в нём твари. И всё же Игорь Изяславич жаждал отправиться туда, и мы с Дашей были вынуждены идти с ним.
— О чём думаешь? — спросил я Дашу.
— О том, что потребую доплату за всё это дерьмо, — усмехнулась девушка.
— А я думаю, как здорово было бы утром вернуться в Явь. Нехорошие у меня предчувствия.
— Да, — согласился Даша. — У меня тоже. Подраться ещё придётся — это однозначно, — она повернулась ко мне лицом. Наши губы почти соприкасались, я чувствовал её дыхание.
— Ты боишься? — спросил я.
— Немного, — ответила Даша. — Как-то тут всё... не так.
— Во Сне всегда всё не так. Это ужасное место. Когда я покидал Сон, готов был поклясться, что не вернусь сюда больше никогда. Но вот я снова здесь.
— Так всегда бывает. Каждый раз ты выходишь из Сна и решаешь, что это последний раз. Но потом приходится идти снова, и снова... Поначалу я думала: привыкну. Но прошло пять лет, а так и не получилось. Каждый раз, как первый. Никогда не знаешь, что тебя тут ждёт, — Даша замолчала, а потом улыбнулась. — Опять я лишнего, кажется, наболтала.
— Какой смысл держать всё в себе? — удивился я. — В этом нет ничего предосудительного. Вот только, зачем? Деньги? Да, я понимаю, ради денег люди идут на многое. Делают то, что противно им самим и их натуре. Терпят страх, боль, унижения... много чего терпят. Изо дня в день, из года в год. Всю свою долбаную жизнь. Но... неужели ты не можешь прекратить это? Скопить состояние, заняться чем-то ещё? Почему именно Сон? Неужели хочешь остаток дней своих скитаться, невесть где, рискуя жизнью? Мне кажется, ты достойна большего.
— Не знаю. Может быть, однажды... Давай лучше спать, — Даша снова улыбнулась и поцеловала меня в губы, — я не хочу сейчас об этом думать, — она уткнулась носом в мою шею и закрыла глаза.
Даша уснула быстро, а я так и лежал, таращась в стену, и думал. Ждал, пока она уснёт, чтобы сделать то, что намеревался. Когда Даша отключилась, я аккуратно выбрался из её объятий, оделся, стараясь не шуметь, взял висящую на спинке стула перевязь с саблей, положил в кобуры оба пистолета и на цыпочках прокрался к выходу. Ботинки и штиблеты надел уже за пределами комнаты.
Вышел из дома, огляделся, прислушался — никого. Направился к особняку Воронцовых.
Дверь была открыта. Я поднялся на второй этаж и остановился перед огромным ростовым зеркалом в одной из спален. В нём отражались стены, кровать и прочая мебель, но моего отражения там не было.
— И как это понимать? — спросил я вслух. — Куда ты пропал? Мы не закончили наш разговор.
В отражении появились люди. Вначале это были лишь смутные силуэта, но потом они приобретали чёткость, и вот передо мной стояла целая толпа мужчин и женщин, одетые в роскошные наряды. И вдруг я почувствовал, как меня тянет туда неудержимая сила. Зеркало засасывало меня, и я ничего не мог с этим сделать.
Глава 32
Огромную залу заливал свет хрустальных люстр, стены и потолок блестели позолотой, а на полу мозаикой были выложены диковинные узоры. Роскошь интерьера ослепляла своим великолепием и давила вычурным величием форм.
Людей тут было столько, что шага некуда ступить. Мужчины и женщины в дорогих одеждах кружили в старинном танце, и от обилия парчи, шёлка и бархата рябило в глазах.
Я шёл между танцующими парами, стараясь ни с кем не столкнуться или не наступить на стелющиеся по полу платья. Я оглядывался по сторонам, пытаясь найти выход, но видел лишь маски, скрывающие лица публики. Маски были разные: белые, золотистые или разноцветные, грустные и улыбающиеся. И все они провожали меня пустыми прорезями глаз, за которыми, казалось, не было ничего.
Неведомая сила затянула меня сюда. Зеркало поглотило мою душу. Я не понимал, где оказался и как отсюда выбраться, я не знал, вернусь ли обратно или останусь тут навечно. Но надо было куда-то идти, и я шёл сквозь эту праздничную толпу, сквозь разноцветные лица масок, провожающие меня надменным равнодушием.
Наконец, впереди показались высокие двери, и я направился к ним, лавируя между танцующими парами. Следующая зала была украшена не менее пышно. Здесь стояли столы и богато одетые мужчины и женщины в масках сидели за ними, ведя меж собой светские беседы. Голоса их сливались в единый гул, и я не мог разобрать ни слова. На столах стояли различные яства, но собравшиеся даже не притрагивались к ним.
Когда я вошёл залу, глазные прорези масок устремились на меня. Я шагал мимо длинного стола и буквально кожей ощущал их взгляды. Они влекли к себе, но я не хотел становиться частью их общества, пустой оболочкой, лишённой всего человеческого. Я шёл вперёд, желая лишь одного: избавиться от липких взоров этих безличных масок.
За обеденной залой следовала ещё одна, а потом — ещё и ещё. Но вот я вышел к мраморной лестнице с массивными перилами. Возможно, стоило спуститься вниз, но в голове моей словно кто-то шептал: «Иди наверх». И я послушался, зашагал наверх по широким сверкающим ступеням.
Дворец был огромен. Я миновал шесть этажей, прежде чем достигнуть последнего. А когда поднялся на самый верх, понял, что не знаю, куда идти. В три стороны вели бесконечные анфилады, и я остановился в замешательстве. Я не ведал, что тут делаю, и как выбраться отсюда, но внутри было стойкое ощущение, что я пришёл туда, куда надо, словно некая цель, к которой я стремился очень и очень давно, находилась где-то совсем близко.
Навстречу вышел мужчина в зелёной ливрее. Лицо его было закрыто серебристой маской, в прорезях которой я, как ни пытался, не смог разглядеть глаз, а на голове его белел парик с буклями. Несмотря на то, что одежда в этом мире напоминала наряды восемнадцатого века, парик я увидел впервые.