Мы отошли шагов на двадцать, а Андрей создал возле тупика сферу.

От грохота заложило уши. Пыль наполнила узкий коридор. Мы закашлялись, и на какой-то момент из-за пыли даже перестали видеть друг друга. Но когда пыль рассеялась, лучи фонарей снова устремились во тьму: за стеной тоннель продолжался. И нам снова предстояло идти в неизвестность. Если бы кто-то вспомнил обратный путь, мы без сомнения вернулись бы и попытались прорваться наверх сквозь полчище мор. Пусть не удастся, но погибнуть в бою лучше, чем — от голода во тьме каменных лабиринтов. В этом сейчас мы были единодушны.

Когда впереди забрезжил свет, не поверили глазам. Думали, мерещится. Но оказалось, это и правда выход. Каким-то чудом мы выбрались из подземелья.

Вышли у подножья холма, вокруг был лес. Подземелья пощадили нас, отпустив на свободу. Мы устали, еле держались на ногах, а желудки урчали от голода. Но мы были счастливы. Наверное, так ощущает себя приговорённый к смерти, который получает внезапное помилование. Даже Иван улыбался. Пятно на щеке его стало совсем чёрным, лицо побледнело, слабость разливалась по телу, но каким-то неведомым образом парень держался. Остальные тоже чувствовали себя неважно.

Требовалось как можно скорее добраться если не до бреши, то хотя бы до города. Солнце катилось к горизонту, а сколько идти, никто не знал. Следовало поторопиться. Андрей не преминул напомнить нам том, сколь опасно ночевать в лесу.

Когда добрались до города, уже стемнело. Оказалось, выход из подземелий находился недалеко от дворцовых ворот, и обогнув холм, мы выбраться на дорогу, ведущую в Ярск. Вот только глубокий снег затруднял движение, и потому мы ползли, как черепахи. Да ещё и Ивану требовалось постоянно останавливаться и отдыхать.

Когда мы проходили мимо особняка Малютиных (а точнее, его аналога), Иван предложил заночевать в нём, но Андрей настоял на том, что следует переждать ночь в доме Черемских, поскольку он лучше укреплён и его легче оборонять, благодаря не столь большим размерам.

Мы двинулись дальше по тёмной улице, и вскоре заметили, что в воздухе висит чёрный туман. Это было похоже на туман, который убил всех селян в Высоком. Свет кристаллов разгонял его.

А в городе было тихо. Даже моры больше не летали над нами, не нарушали молчание ночных улиц шумом крыльев. Но от этого город казался ещё более зловещим. Пока мы шли, меня ни на миг не покидало ощущение, что в этой плотной дымчатой тьме таится нечто жуткое. Таится и ждёт своего часа, чтобы напасть и уничтожить всех нас.

Когда подходили к базарной площади, впереди увидели что-то огромное, чёрное и бесформенное, заполнившее собой всё пространство между домами. Улица, ведущая из города, была перекрыта этим странным объектом.

— Сосредоточие тьмы, — тихо проговорил Андрей. — Никто из тех, кого я знаю, не видел его, но по описаниям из трактатов тёмных веков, очень похоже. Это оно напустило туман.

— И что делать? — спросил я. — Его можно убить?

— Насколько знаю, нет. И дым этот вдыхать нельзя. Кристаллы отгоняют его. Фонари никому не гасить. Всё, пошли в дом. Завтра утром обойдём эту тварь и вернёмся к бреши. Надеюсь, нас ещё ждут. А сейчас нам всем надо отдохнуть.

Особняк Черемских был уже совсем близко. Когда мы добрались до него, Иван валился с ног. Я помог ему подняться на второй этаж, положил на диван в гостиной. Он потрогал почерневшую щёку.

— Болит? — спросил я?

— Ничего не чувствую, — пробормотал Иван, еле шевеля онемевшим языком. — Вообще ничего.

— Держись. Завтра утром отправимся в Явь, там тебя вылечат.

— Да, нормально...

Иван не закончил фразу и закрыл глаза. Он ещё долго что-то бормотал в бессознательном состоянии. Судя по его состоянию, было сомнительно, что завтра он сможет самостоятельно продолжить путь.

Тело боярина мы оставили на первом этаже, а сами уселись в гостиной за столом, накрытым зелёной бархатной скатертью. Все окна зашторили, зажгли все кристаллы, какие были в комнате, чтобы те не позволяли чёрному туману проникнуть сюда.

За ужином зашёл разговор о том, почему чары Малютиных не защитили от магии безликого существа.

— Тёмные чары стали очень сильны, — сообщил брат Саул. — Настолько сильны, что чары светлейших не способны им противостоять. Сон должен был прекратиться, но он лишь крепнет, и скоро ни один человек, даже светлейший не сможет бороться с его порождениями. Нам остаётся молиться, чтобы блаженная Эсфирь проснулась, и Сон не превратился в кошмар.

— Иван выживет? — спросил Андрей.

— На всё воля Божья, — с показным смирением ответил брат Саул. — Завтра мы выйдем в Явь, монахи попытаются исцелить его.

Я подумал о сыворотке. Если она помогла брату Фроси, могла помочь и Ивану. Конечно, случай этот совсем другой, но, как я понял, пепельная смола активизировала некие скрытые возможности организма. Однако я не стал поднимать этот вопрос. Монахи не позволят дать больному сыворотку, даже если тот будет при смерти.

А вот когда их не станет... Я посмотрел на Андрея. Он сидел с мрачным видом и постукивал пальцами по столу. Он о чём-то думал, и мысли его были невеселы. Думал ли он, как убрать монахов и когда это сделать? Явно не сейчас. Мы не знали, что случится ночью, и каждый человек был на вес золота, особенно после понесённых потерь.

Тем не менее, завтра надо решить этот вопрос. Монахи не должны покинуть Сон и рассказать обо всём приору. Впрочем, вряд ли это будет сложно: оба брата не владели чарами, а защищали их лишь артефакты.

— Нам всем надо отдохнуть, — проговорил Андрей. — Будем дежурить по очереди. Вначале я, Гордей один из вас, — он посмотрел на монахов, — потом: Даниил, Дарьй и второй из вас. Так что, можете идти спать. Я разбужу, когда придёт ваша очередь. Главное, не гасите кристаллы.

Мы с Дашей отправились в спальню. Скинув кафтаны, мы залезли под одеяло. Вокруг кровати мы поставили подсвечники с кристаллами. Свет их успокаивал и не позволял чёрному туману окутать нас. Я крепко прижал к себе Дашу. Я думал о том, что никогда и никому не отдам её, не позволю этому миру причинить ей боль. Сейчас она для меня была самым близким человеком на всём белом свете.

— Как же башка раскалывается, — пробормотала Даша. — Поскорее бы наступило завтра, и мы выбрались отсюда. Три дня во Сне — это... уже слишком.

— Спи, — сказал я. — Всё будет хорошо. Мы уже почти дома.

Я чувствовал себя нормально. Сон не оказывал на меня никакого влияния.

Даша уснула, а я какое-то время ещё бодрствовал, глядя на милое личико, на котором застыло выражение покоя. И вдруг я заметил у неё на шее под воротом рубахи что-то странное. Осторожно, чтобы не разбудить, я отогнул ворот: на коже вздулись три маленьких чёрных пузыря. У меня внутри всё похолодело. Это была болезнь — та хворь, которую разносила по Ярску мора, одетая в костюм доктора. Даша подцепила заразу, как, возможно, и все мы.

Будить её я не стал. Решил сказать утром. Да и сам скоро уснул: сколь ни велика была тревога, а усталость навалилась такая, что глаза закрывались сами собой. На отдых у нас оставалось часа три. Потом — сидеть и охранять особняк.

Проснулся я от выстрела. Мы с Дашей вскочили одновременно и удивлённо переглянулись.

— Кто стрелял? — пробормотала Даша. — Что-то случилось?

— Сейчас выясним, — я надел башмаки, кафтан и накинул через плечо перевязь.

Подумалось о монахах. Неужели Андрей уже разобрался с ними?

Мы вышли из комнаты и направились в гостиную, откуда предположительно донёсся выстрел. Войдя в туда, увидели Андрея. Он лежал на полу с пулевым отверстием в голове, а на ковре вокруг расплывалось красное пятно. Сотник Гордей сидел в кресле, брат Марк наставил на него два пистолета. Брат Саул стоял рядом с телом боярина, в одной руке он держал дымящийся пистолет, в другой — серебряный шар с несколькими кристалликами, светящимися красноватым светом.

— Поднять руку на слугу Божьего — грех великий, — проговорил брат Саул вкрадчивым голосом. — Боярин убийство коварное замыслил. И поплатился. Поплатитесь и вы за деяния ваши гнусные.