Стоит ли удивляться, что после Диана в беспамятстве рухнула в постель и проспала десять часов. Когда пришел Маркус, я был в шаге от того, чтобы развязать войну с Конгрегацией из-за безумства Нокса, запах которого был на фотографиях убитых родителей Дианы. Только ее тихое дыхание удерживало меня от немедленной расправы над колдунами. При мысли о Питере Ноксе и Джиллиан Чемберлен меня охватывало холодное бешенство. Но я не зря гордился Маркусом.

– Если ты тронешь Нокса, это сочтут вызовом Конгрегации. Ты правда готов подставить под удар нашу семью ради этой ведьмы? Подумай, прежде чем сделать.

– Я никогда так не боялся. Ни за кого.

– Так защити ее, не вызывая конфликта. Отвези ее в Шотландию, к Хэмишу.

– Нет. Я отвезу ее в Сет-Тур.

Решения снова давались мне легко, словно я переступил невидимую черту и возврата к прежнему быть уже не могло. Диана поедет вместе со мной во Францию, где Нокс и другие ведьмы из Оксфордского ковена ее не найдут. Они не посмеют ступить на землю вампиров. И это давало нам отсрочку, необходимую для того, чтобы Диана пришла в себя, оставаясь под надежной защитой.

Я больше не намерен был оставлять ее одну. Да, она – ведьма, а я – вампир. Конгрегация. Соглашение. Правила. Но чем больше я повторял это, глядя на спящую, вымотанную колдовским ветром Диану, тем менее существенным все это мне казалось. И было предельно ясно, что я должен был говорить и делать.

За эту ночь я понял, что нуждаюсь в Диане, как ни в чем другом. Семья и вкус новой крови отошли на второй план – лишь бы знать, что она в безопасности, рядом, что до нее можно дотронуться.

И когда она проснулась, я так и сделал – коснулся ее, возвращая вчерашний поцелуй, от которого сбежал, измученный страхом и воспоминаниями.

Но время сомнений прошло. Прикасаясь к Диане, еще одурманенной отступающим сном и усталостью, прижимая ее к себе, впитывая ее запах, я чувствовал, что нахожусь именно там, где должен быть, и делаю то, что нужно.

Если это и значит быть околдованным, что ж…

========== 4. Уйти, чтобы… ==========

Музыка: Lord Huron – The night we met

– Я люблю тебя! К черту Соглашение! К черту Конгрегацию! Что ТЫ чувствуешь?

– Ты это знаешь.

Я и не надеялся, что Изабо примет нас с Дианой с распростертыми объятиями. Для таких иллюзий я слишком хорошо знал свою мать.

Она не покидала замок Сет-Тур с тех пор, как не стало моего отчима. И я не могу упрекнуть Изабо за террор, который она обрушила на ведьм в отместку за смерть Филиппа. Она словно сошла с ума, уничтожив десятки колдунов в Южной Америке, включая стариков. Заставила убийц своего мужа заплатить, попутно расправившись с несколькими ковенами в середине XX века. Это не заглушило боль, но помогло. Помогло ей остановиться.

Никто – ни люди, ни демоны, ни другие вампиры, не говоря уже о ведьмах – не посмели бы сунуться в замок. Куда еще я мог привезти Диану, чтобы она была в безопасности?

– Стоило проявить осмотрительность, Мэтью.

Стоило.

Но речь шла о Диане Бишоп. И я не мог допустить, чтобы до нее добрались обезумевшие от жажды власти существа. Пусть лучше Диана останется со мной под холодной опекой моей матери, которую за глаза называли охотницей на ведьм, чем попадет в лапы Питера Нокса или – того хуже! – Конгрегации.

Я прекрасно видел, что Диана подавлена нерадушным приемом, оказанным ей хозяйкой замка. Но это было сущей мелочью по сравнению с угрозой за крепостными стенами. К тому же я верил, что со временем Изабо оттает, а рядом с приветливой, по-человечески теплой Мартой, которая жила с нами уже сотни лет, Диане не будет так неуютно. Марта была средоточием доброты, участия и любви – всего того, что было так необходимо потерянному, вырванному из привычного мира существу, пусть даже и ведьме.

– Ты понимаешь, чему подвергаешь нашу семью?

Разумеется, я понимал. Но пути назад не было: Диана стала частью меня, а значит – и нашей семьи тоже. Только об этом не знала ни мать, ни сама Диана, ни кто-либо еще. И не должны были знать. По крайней мере, пока.

Жизнь вампира измеряется не в часах и годах, а в тайнах – как сохраненных, так и раскрытых. Вампиры скрывают все: личные отношения, имена, которыми пользовались, подробности своих многочисленных жизней. А у меня секретов было больше, чем у кого бы то ни было. И мои чувства к Диане Бишоп венчали этот тайный список.

Чтобы никто не добрался до нее, я устроил ее в своей башне, в спальне, единственный вход в которую вел через мою комнату. Так мне было спокойнее.

Пока Диана отдыхала, я изучал фотографии ее убитых родителей и выяснил такое, что заставило заледенеть мое и без того холодное сердце, которое так гулко ударилось о ребра в тот момент, когда мне открылась истина, что должно было разбудить спящую Диану. Я думал, что уже не способен испытать настолько глубокий шок, но я ошибался. Это открытие еще больше укрепило мою уверенность не отпускать Диану из-под своей защиты и тем более не отдавать ее ведьмам, какими бы родными по духу и крови они ей ни были.

На конной прогулке Диана веселилась, как ребенок, и словно летела по воздуху. Мне пришлось настоять, чтобы она надела шлем и защитный жилет, несмотря на ее заверения, что она с детства прекрасно держится в седле. Нет уж. Мне было настолько страшно потерять ее, что даже к такому невинному развлечению, как прогулка верхом по нашим землям, я готовился, словно к осаде крепости. Я нес за нее ответственность. Садясь в мою машину, Диана должна была пристегнуться, садясь на мою лошадь, – надеть защитный жилет. Это не обсуждалось.

Не обсуждались и другие безумства – прыжки через изгородь, скачка во весь опор с опущенными поводьями и без стремян на незнакомой лошади, да еще и с закрытыми глазами! Но Диана не стала бы той, которая завладела моим сердцем, если бы не нарушала запреты с легкостью ветра. Она и сама была, как ветер, – свободная, сильная, свежая, стремительная! Я привык к беспрекословному повиновению: просьбы, переговоры и уступки были для меня внове. Но лишь одно я потребовал от Дианы выполнить неукоснительно – не выезжать одной, без меня.

Я делал все для ее безопасности. Но мог ли защитить ее от правды?

Как бы мне ни хотелось это скрыть, я был вынужден рассказать Диане то, что обнаружил на фотографиях ее родителей.

– Это инсценировка. Создана видимость нападения, но я их изучил. Под слоем грязи был начерчен круг, колдовской круг. Твоих родителей убили не люди. Твоих родителей убили ведьмы.

Если бы мне кто-то сообщил, что Филиппа истязали не ведьмы, которые работали на нацистов, а вампиры, я потерял бы рассудок. Можно сопротивляться чему угодно, зная, что за твоей спиной стоят подобные тебе, те, кто испокон веков защищал своих. Это непреложный закон и истина в первозданном виде. И то, что я увидел в глазах Дианы, ударило и меня самого. Как бы я хотел забрать хоть часть ее боли! Но это было мне не по силам.

Я мог лишь быть рядом. Говорить с ней. Ухаживать за ней во время ужина. Разжечь для нее камин, который слишком долго пылился без дела. Вампирам тепло ни к чему, но для Дианы холод каменных стен вкупе с холодом сердечным той, что против воли принимала ее в замке, мог оказаться губительным. И мне хотелось согреть ее, заставить отвлечься от мрачных мыслей о судьбе родителей и своей собственной. Хотелось прижать к себе и ощутить ее теплую ладонь в своей. Не для того ли придумали танцы, чтобы мужчина мог погрузиться в иллюзию обладания женщиной на глазах у всех без ложного стыда и порицания?

– Слушай музыку и доверься мне.