Бог ты мой, Диана в танце вся светилась от счастья! Мягкое сияние окутывало ее золотой вуалью и волшебным образом преображало ее взгляд и улыбку. Она впервые наслаждалась своей магией, а я – далеко не в первый раз – ее колдовской красотой, лучистым светом, теплом и дурманящим запахом луговой манжетки и ивового сока…

Я позволил себе потерять голову от всей этой невероятной лавины ощущений, которые я не испытывал очень давно, да и было ли это вообще? Диана, такая умиротворенная, такая счастливая, такая податливая в моих руках была мне ответом на все мои молитвы, на все мои вопросы к мирозданию. Ее руки, обнимавшие меня. Ее губы, наполнявшие меня трепетным теплом. Ее дыхание, вливающее в меня жизнь. Моя Диана. Моя…

Но за все в жизни нужно платить. Только прискорбно, что зачастую момент расплаты приходит сразу же за мигом счастья, не давая насладиться сполна и поверить самому себе, что счастье – было.

Расплата настигла меня той же ночью в лице Доменико Микеле – посланника Конгрегации, который явился отобрать у меня мою Диану и доставить ее на допрос в Венецию, где – сомнений не оставалось – она попадет в руки безжалостных существ, одержимых Книгой Жизни. Один только Питер Нокс чего стоил, не говоря уже о Герберте и о самом Доменико – подлом и мерзком вампире, умудрившемся проникнуть в Сет-Тур по праву происхождения. От него исходила наглая самоуверенность и неприкрытая ненависть, рожденная нашими с ним давними счетами. Предвкушая реванш, он хищно улыбался и нарочито растягивал слова, упиваясь мнимым превосходством, а у меня внутри клокотала ярость, и хотелось вцепиться ему в горло, чтобы исторгнуть оттуда посмертный хрип вместо ядовито-медового голоса, произносящего приговор.

– Диана Бишоп, ты должна явиться в Конгрегацию для допроса и отдать нам Книгу Жизни.

– Передай Конгрегации, что у меня ее нет. Если она им нужна, пусть возьмут сами!

Ma vaillante fille*, которую я так любил и которой так гордился в этот момент! Но, видимо, мне плохо удалось скрыть эмоции, либо все и без того было настолько очевидно, что Доменико сделал единственно правильный вывод.

– Дело вовсе не в книге, верно? Нет… Все дело в ней. Вы нарушаете Соглашение.

Это был конец.

Крах всех моих простодушных надежд быть с Дианой вопреки нелепым законам тысячелетней давности и как можно дольше скрывать от нее их существование. Но Соглашение – козырь в руках Конгрегации и Доменико, тем более сильный, что Диане о нем известно не было.

– Надо же, она даже не знает! Мэттью, ты лишился рассудка.

Возможно. Однако моей выдержки хватило на то, чтобы улыбнуться Диане и отправить ее в дом с Мартой: она не должна была видеть, как я набросился на Доменико и вышвырнул его из Сет-Тур.

Он исчез, но свое черное дело сделал. Подлая змея успела укусить, прежде чем уползла во тьму. И яд ее стремительно пропитывал и отравлял мое сознание, изгоняя иллюзии, которые тем не менее нельзя было скрыть от Изабо.

– Мама, я люблю ее.

– Я это вижу. Я согласна с Доменико. Отдай ее им, и тогда они ее не убьют. Иначе ей конец.

Да, устами моей матери говорила горькая истина – это был конец. Одно я знал точно – Диану я им не отдам, какую бы цену мне ни пришлось заплатить за это неповиновение Конгрегации. А вот Соглашение… Оно категорически запрещает личные отношения между видами, поскольку их смешение когда-то слишком бросалось в глаза, нарушало баланс силы и могло выдать нас людям. А от этого могли пострадать не только мы сами, но и наши семьи: моя и ее. Все, что дорого нам обоим.

Пока я возвращался в дом, решение пришло само собой. Поднимаясь, я ступал не по древним каменным ступеням родового замка, а по обломкам неслучившейся жизни, которую я посмел представить себе рядом с той, которая стала для меня дороже всего моего полуторатысячелетнего существования. Я чувствовал себя так, словно с меня только что содрали кожу. Нечто хрупкое и удивительно чистое связывало меня с ведьмой, а по венам, сколько ни отпирайся, текла кровь вампира.

И отрицать этот факт было невозможно.

Что бы ни ждало нас впереди, сколько бы мне еще ни пришлось встретить и проводить веков, я никогда не забуду помертвевший взгляд Дианы, когда я сообщил ей о том, что Соглашение мы нарушать не станем. А значит, вместе нам не быть.

– Бросить меня – это не выход! Я люблю тебя. Скажи мне, что ты чувствуешь. К черту Соглашение! К черту Конгрегацию! Что ТЫ чувствуешь?

– Ты это знаешь.

– Скажи!

Но сказать означало бы преступить закон и подписать приговор. Всем нам, но главное – ей!

Я любил Диану. И что я сделал, чтобы защитить ее? Уехал, оставив ее в слезах. Ради того, чтобы избежать разоблачения перед Конгрегацией и спасти ее жизнь. А чего это стоило мне – уйти, не оглядываясь, после моего признания матери, после того, что сказала мне Диана, – об этом не нужно знать никому.

Вампиры не плачут. Им отказано даже в таком простом человеческом способе облегчения боли. Вместо этого сердце мое обливалось кровавыми слезами, застывавшими свинцовыми каплями в моей вечной памяти. Это не получится пережить или забыть. Это навсегда останется со мной вместе с неестественно белым лицом Дианы и ее дрожащим голосом, умоляющим меня вернуться.

Глядя, как капли дождя стекают по лобовому стеклу автомобиля, я чувствовал каждую из кровавых капель, прожигающих мое истерзанное сердце. Я возвращался в Оксфорд, а мне отчаянно хотелось вернуться на пару недель назад, когда все только начиналось.

Но вампиры не властны над временем. Не до такой степени. Поэтому мне оставалось только одно.

И я не был уверен, что смогу это вынести.

*Ma vaillante fille – моя храбрая девочка (фр.).

========== 5. Когда горят мосты ==========

Музыка: Amber Run – I found

– Вампир и ведьма не могут быть вместе!

– Да, все вокруг это повторяют.

– Все дело в Конгрегации. Они сделают все возможное, чтобы не допустить смешения видов.

– Они не могут выбирать, кого мне любить! И мне плевать на последствия!

Скрыться можно от кого и чего угодно. Время, расстояние, ложь, алкоголь, беспамятство, грань между жизнью и смертью, в конце концов, – способов великое множество. А вот спрятаться от самого себя нет ни единого шанса. Я и не пытался. Куда там…

У горечи и безысходности вкус полыни. Он преследовал меня и неизменно напоминал о ведьмах, а вместе с ними – о Диане и фатальной невозможности быть с нею рядом.

Я покинул Диану по одной-единственной причине – чтобы защитить ее. И только ради этого, ради спасения той, которая воплощала в себе все, для чего я существовал, я оставил ее и вернулся в Оксфорд. Мы не нарушили Соглашение, за это можно было не беспокоиться. Но другая угроза все еще существовала, и я должен был ее устранить, ведь Диана продолжала оставаться под моей защитой, даже не будучи моей.

Кто-то проник в лабораторию, искал образцы ДНК Дианы. Можно было не гадать, кто и зачем. Джиллиан Чемберлен. Я почувствовал в помещении ее запах, присущий заурядной ведьме, – белена, полынь и сера, все как у всех. А еще к нему примешивались зависть, ненависть и страх. Стоило мне вспомнить, как смотрела Джиллиан на Диану и что она сделала, – и меня словно сорвало с предохранителя. Когда я нашел эту жалкую дрянь, от резкой какофонии ее запахов, вызывающей омерзение, меня буквально выворачивало наизнанку. Но мне нужно было узнать, что Джиллиан обнаружила в лаборатории и что могла рассказать Ноксу. Для этого существовал только один способ.