– Жить без магии не так уж плохо. У меня получается.

– Это не совсем так. Она всегда с тобой. Магия ведьм – в твоей крови, в твоей плоти. Ты родилась ведьмой.

Мы оба притворялись людьми, не будучи ими. Более того – находились на разных краях пропасти, именуемой «человек», в извечно враждующих кланах. И нам не стоило шагать навстречу друг другу в эту пропасть, ни ей, ни мне. Все равно ничего бы не вышло. И все-таки…

Возможно, мне не следовало сближаться с ней. Приводить в свой дом. Рассказывать о себе. Ведь, как я уже говорил, история вампира – это его собственность, которую он деспотично охраняет и делится только с тем, кого считает своим.

Однако Дианой я не собирался делиться ни с кем. Ни минутой ее времени. Ни каплей ее крови. Вот почему едва с ума не сошел, обнаружив ее в лаборатории с Маркусом и Мириам, которая вставляла иглу в вену Дианы.

– Что ты делаешь? Прекрати! Если кто и может взять у нее кровь, то только я.

Я приложил все усилия, чтобы в моем голосе не звучала угроза. Да, Маркус был моим сыном, а Мириам – трезвым ученым, весьма холодно, если не сказать неприязненно относящимся к ведьмам. Да, я доверял им. Но оба они прежде всего были вампирами. И в Маркусе текла моя кровь. Что если бы он возжелал Диану так же, как и я сам? Я бы не смог себя остановить. Меня обжигал страх и бессильный гнев при мысли, что тогда я потерял бы и сына, и… Кого? Кем была для меня эта маленькая ведьма, упрямо утверждающая, что не владеет магией?

А как же магия, которой она приворожила меня настолько, что я отринул законы тысячелетней давности?

– Ты хочешь ее.

– Мириам, мои чувства к Диане Бишоп тебя совершенно не касаются.

– Она ведьма. А ты – вампир. Ты знаешь правила. Это запрещено Соглашением.

Соглашение, будь оно проклято!

Мириам неспроста перехватила меня по пути к Диане. Неспроста напомнила о Соглашении, растравив рану, о которой я старался забыть. Элинор. Сесилия. Конгрегация. Правила. Все это черным водоворотом клокотало во мне, пока я приближался к дому Дианы, чувствуя, что над ним в буквальном смысле сгущаются тучи и вновь беснуется воронье. И что – опять никакой магии?

Я не ошибся, увидев в квартире Дианы Питера Нокса. Глава колдунов в Конгрегации явно не собирался оставлять Диану в покое. Вокруг них клубилась ощутимая обоюдная неприязнь, искрящая вспышками ненависти. Но стоило мне появиться и дать понять Ноксу, что Диана под моей защитой, колдун ретировался. На время – это сомнений не вызывало.

И вновь у нас с Дианой получилось сделать вид, что мы обычные люди за обычным ужином, который скрашивала обычная беседа. Все то простое, бесхитростное, что я считал забытым, о чем мечтал и чему так радовался сейчас, позволив себе расслабиться. Вот только на тарелках лежала сырая оленина, а я рассказывал Диане о вампирах, развлекая ее глупыми поверьями, сдобренными крупицами правды.

Ее по-детски восхищала моя способность различать запахи, и я, не в силах сопротивляться весне в ее глазах и голосе, подыграл ей, описывая ароматы, таящиеся в бокале красного вина.

– Что чувствуешь?

– Цветы и специи. А ты?

– Запах фиалок в сахарной глазури. Елизавета Тюдор постоянно их ела – и испортила зубы. Еще здесь ежевика с куста в саду и смородина, вымоченная в бренди… Могу продолжить.

– А какая я на вкус?

До этого момента я слепо верил, что притворство нам удалось. Но иллюзии развеялись в прах от одного вопроса Дианы, от одного ее взгляда!

Провоцировать вампира, который единожды уже возжелал тебя, – это все равно что подписать себе смертный приговор и передать бумагу лично в руки палачу. Я невольно почувствовал жжение на кончиках ледяных пальцев и вздымающееся из глубин моей сущности звериное желание.

– Никогда не спрашивай меня.

– Я спросила, чтобы понять.

– Всего доля секунды! Если я нападу, даже я сам не смогу себя остановить!

– Ты этого не сделаешь.

Но ее доверие, протянутое мне на ладони, ее уверенность в собственной безопасности рядом со мной заставили зверя присмиреть. Ее аромат – ивовый сок, цветки ромашки, ладан, луговая манжетка – многое, что я считал забытым, обволакивал и завораживал меня вместе с ее магией, которая бежала по венам и приливала к теплой коже, стоило мне коснуться ее.

Руки Дианы несмело скользили вверх по моей груди, ее сбитое дыхание – ежевичное, смородиновое, магическое – ласкало шею. А внутри меня… Внутри меня бесновалось пламя желания, заглушающее голос разума. Элинор. Сесилия. Конгрегация. Правила. Вновь все закрутилось безумным водоворотом, и я окаменел, силясь побороть жажду обладания, рассудительность и обжигающие всполохи памяти.

В моем выжженном болью сознании возникло искаженное ужасом лицо Элинор, пытавшейся урезонить меня во время моей давней ссоры с братом в Иерусалиме. И это же прекрасное лицо, только жемчужно-серое, без признаков жизни, которую отобрал я, не сумев справиться с приступом гнева. Я так любил ее – и убил.

Ее сменил образ Сесилии. Париж. Ночь. Я всего лишь хотел отведать ее на вкус, а когда начал, остановиться уже не смог. И умереть ей тоже не дал: она была моей, я не хотел от нее отказываться. Тогда я выпил из нее чуть ли не всю кровь, насильно напоил ее своей и превратил в ходячего мертвеца, не спрашивая согласия. Из одного лишь страха и эгоизма. Но ей жизнь вампира была ненавистна, и однажды она попросту вошла в горящий дом. Я до сих пор ясно помнил ее глаза, полные ненависти, боли и отчаяния…

А сейчас передо мной было лицо Дианы, так близко, что можно было кануть в бездне ее взгляда и раствориться в одном лишь легком касании губ.

Но третьего раза быть не должно.

Поэтому я стряхнул с себя оцепенение вместе с ошметками мучительных воспоминаний и ушел, физически ощущая опустошенность, разочарование и обиду Дианы. Но пусть лучше так. Я хотел того, чего не должен хотеть, желал ту, которую никогда не смогу получить.

Третьего раза быть не должно. И не будет.

Это была сама долгая ночь в моей жизни с момента обращения.

Пока безмолвная луна лениво скользила над Оксфордом, я передумал столько всего, что хватило бы на добрую сотню лет. И принял решение.

Я шел к Диане с твердым намерением сказать ей все как есть. А дальше – будь что будет. Но у самой ее двери остановился: из ее квартиры пахло неизбывным горем и слезами. И слезы эти – я чувствовал! – были не из-за меня. Открытая дверь не была защищена заклинаниями, а внутри я обнаружил пачку фотографий с мертвыми растерзанными телами мужчины и женщины.

Тело женщины, лежащее ничком в меловом кругу. Левая нога неестественно вывернута, правая рука тянется к мужчине. Тот лежит лицом вверх, голова пробита, грудь и живот вспороты от горла до паха, внутренности частично валяются на земле.

Родители Дианы.

Не помню, когда я в последний раз испытывал подобный ужас. Мысли метнулись на полторы тысячи лет назад к Бланке и Лука и тут же вернулись к Диане. Мне было страшно представить ее состояние и то, что она способна была в этом состоянии сделать. Зачем я ушел от нее вчера? Ничего этого не случилось бы!

Только сетовать сейчас не было никакого смысла. Нужно было искать Диану. Нужно было обнять ее и сказать, как я ошибался, как…

Я обнаружил ее в Бодли, в эпицентре колдовского ветра, который она вызвала, чтобы наказать Питера Нокса. Ветер иссушил ее, измотал не хуже чем тех, на кого был направлен. Я не видел подобного уже много веков. Мне удалось выдернуть ее из магического кокона и прижать к себе. И я просто держал ее, давая возможность прийти в себя и осознать происходящее. Я держал ее и не мог отпустить. Не хотел.