Спустя несколько минут, расплатившись по счету мы быстрым шагом идем в сторону парковки. Садимся в автомобиль, прекращая кажется только начавшееся свидание и на максимально допустимой скорости мчим домой.

— Я хотел поговорить с тобой, — начинает Воронов вглядываясь в темноту за окном.

— Я вся во внимании.

— Мать Дениса попросила оставить его у нас на некоторое время, — он с силой сжимает кулаки и наконец-то поднимает на меня свой взгляд.

Зрачки даже в темноте сверкают нехорошим злобным огоньком, и я прекрасно понимаю его чувства.

— И? Пусть остается, он такой же твой ребёнок, как и Крис.

— Я это к тому, что возможно бывшая не заберет его еще долгое-долгое время.

— Окей, я тебя поняла, Воронов. Я готова к ответственности — давно не маленькая девочка, так что я точно не испугаюсь, — он перемещает мне на колено свою руку и слегка сжимает.

Проходится выше по ноге, проникая под платье и наконец-то произносит:

— Я знал, что не ошибся в выборе женщины, с которой хочу провести всю свою жизнь.

Его слова лучше всякого признания в любви. Лучше романтических свиданий и ухаживаний, подарков и показушности. Так странно — я то и дело обещала себе, что больше никого не пущу в свое сердце, но Воронов заполнил его полностью, до невозможности — плотно проник и пропитался в каждую клеточку моего тела, в каждый сантиметр, в каждую артерию и вену. И почему-то его не хочется искоренять и срочно пить от него противоядие.

Проверив детские комнаты и убедившись, что наши малыши крепко спят, иду в комнату для родителей, где нами уже запланированы совершенно недетские забавы.

— Свидание окончено? Я хочу воспользоваться своими правами жены, и немного поприставать к мужу.

— Окончено, — усмехается Даня, позволяя раздеть себя.

Расстегиваю верхние пуговицы рубашки и касаюсь пальцами четко очерченных кубиков пресса. Он приподнимает моё платье куда-то до уровня талии. Гладит и сминает ягодицы — нетерпеливо, жадно и немного грубо — именно так как мне нравится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌Расстегивает молнию платья на спине, касается подушечками пальцев шеи и проходится по позвоночнику, и я вытягиваюсь как натянутая струна ему на встречу. Когда моё платье валяется где-то на полу, оставив меня в нижнем белье, а смятая рубашка Дани висит на стуле, я опускаюсь на корточки и помогаю освободится мужу от штанов — торопливо расстегиваю ремень, ширинку и беру в руку твердый член с крупными вздутыми венами.

Под тихий хриплый стон вбираю его в себя до основания. Воронов зарывается пальцами в мои волосы и помогает подобрать ритм — неспешный, с глубоким проникновением и ласками. Когда мы падаем на большую кровать, мне хочется поскорее принять его в себя — целиком, без остатка. Вновь сгореть до тла от его грубых и резких движений, от обжигающих поцелуев и осознания того, что мне ни с кем и никогда не было так хорошо. А затем восстать из пепла словно птица Феникс и потребовать ещё и ещё, до обессиленных шлепков плоти о плоть, до капель пота на его и моём лице, до приятной боли в мышцах и промежности, до самого рассвета.

Когда мы лежим прилипшие друг к другу намертво, а Даня поглаживает меня по внутренней стороне бедра я впервые вспоминаю о чем-то важном. О том, о чем рядом с ним совершенно забыла.

— Надо будет подобрать с врачом контрацептивы, пока мы не заделали еще одного ребёнка, — проговариваю утомленно, закрывая глаза.

— Угу, обязательно, Ди. Обязательно.

Диана.

— Ты обещал, что не будешь работать всю неделю! — громко возмущаюсь и упираю руки в боки как типичная сварливая жена. Этому мне еще стоит поучиться и отточить давно забытые навыки.

— Тебе вот только скалки в руках не хватает, — Даня по-прежнему стоит ко мне спиной, усмехается и проводит пятерней по волосам.

Красивый, зараза! Хочется вцепиться в него клешнями и никуда не отпускать, чтобы ни один женский взгляд не был направлен в его сторону. Никогда не была замечена в приливах ревности и подобном поведении, но сейчас у меня совсем плохо с настроением и держанием собственных чувств под замком.

На глаза отчего-то наворачиваются слёзы. Я шмыгаю носом, вытираю подушечками пальцев влагу в уголках глаз и хочу надавать себе пощечин за эту временную слабость перед мужем. Но как ни странно, слезы действуют на Воронова чудеснейшим образом — он тут же поворачивается ко мне лицом, прижимает к себе и вдыхает запах моих волос.

— Пахнешь ванилью и корицей.

— Готовила творожную запеканку, — перестаю плакать и утыкаюсь носом в его грудь.

Прислушиваюсь к спокойному сердцебиению Дани, провожу пальцами по рельефному животу и завидую самой себе. Я живу с самым лучшим мужчиной на свете. Мы засыпаем и просыпаемся в одной постели, воспитываем детей, касаемся друг друга, любим, наслаждаемся и порой кажется, что лучше уже быть не может. Но наступает новый день, и мой муж доказывает обратное.

— Федотова, я клянусь, что это ненадолго — два часа максимум, и я приеду на ваш семейный пикник в лесу.

Скребусь, словно кошка когтями о его спину и мурлычу в ответ. Трусь носом о колючую щетину, ощущая легкую вибрацию в теле от близости с ним.

— Так бы и сразу сказал, что приедешь, но чуточку позже. Для Дениса важно проводить время с отцом.

— Жена, в последнее время мне не нравится твоё переменчивое настроение. В один момент ты готова разорвать меня напополам, в другой начинаешь резко плакать, в третий — ластишься, словно голодная кошечка к своему хозяину.

Невозмутимо пожимаю плечами и списываю это на свой непредсказуемый гормональный фон. Все обязательно наладится после завершения грудного вскармливания — так я успокаиваю себя каждый раз, когда устраиваю истерики на ровном месте как последняя истеричка.

Когда Воронов уезжает, мы начинаем паковать с Денисом продукты, которые приготовили к пикнику. Это была целиком и полностью инициатива нашего храброго парнишки, но я смело её поддержала и попыталась уговорить Воронова пойти вместе с нами.

— Папа не скоро освободится? — хмуро спрашивает Дэн, загружая яблоки в корзину.

Я и сама понимаю, что парню меня мало — просто потому что я не родной отец, только потому что я женщина, и чуточку оттого, что я ему немного чужая.

— Папа обещал, что успеет посетить наш замечательный пикник. А раз папа обещал, значит, он выполнит.

На улице сгущаются тучи, и я переживаю, что наш план накроется медным тазом, но спустя полчаса небо ставится ясным, и мы выбираемся в лес с полной корзиной разнообразных вкусняшек всей честной компанией — мама, я, Кристина и Дениска.

Выходим из коттеджного поселка, поворачиваем вправо, как вдруг позади нас слышится громкий сигнал клаксона. Прямо перед поворотом замирает красная «Audi» Алины Мамонтовой.

— Мам, вы можете потихоньку идти, а я догоню.

Мама понимающе кивает и катит коляску по дороге. Резкими шагами приближаюсь к автомобилю, открываю переднюю дверцу и оказываюсь в прохладном кожаном салоне. Алина глубоко затягивается дамской сигаретой с ментолом и несколько секунд задумчиво молчит.

— Прости меня, дуру такую?

Пожимаю плечами и делаю вид, что рассматриваю висящего на приборной панели гнома. Смешной, с большим носом и веснушками на лице.

— А мы с Иваном разводимся, — говорит с непередаваемой грустью в голосе, и я тут же забываю о своих обидах. — Он улетел вчера в Питер, обвинив меня во всех смертных грехах, а я представляешь даже не держала его. Помогла собрать сумку и пожелала счастливой кобелиной жизни, только уже без меня. Что-то я так устала…

Смотрю на ровный профиль подруги и непроизвольно тянусь к ней рукой вытирая капельки слез, которые непрерывно текут по лицу неровными дорожками. Сердце болезненно сжимается, потому что Алина, какой бы болтливой себя не показала, моя родственная душа, которая всегда мирилась с моим ужасным характером и странными заморочками.