— Да, на кухне оставила.

Мои руки вытянуты по швам, от волнения спирает дыхание. В этот момент мне остро хочется её обнять и получить хотя бы каплю утешения. Правда, она ведь ещё не в курсе, что я развожусь. Думает, что у меня, как и раньше, всё хорошо. Но также я понимаю, что объятия — это лишнее, потому что мы почти чужие друг другу люди. Так бывает. Наши пути разошлись, когда мать сбежала от отца, сверкая пятками и понимая, что не сможет меня у него забрать. И я ни капли не виню её за это. За то, что в её новой жизни для меня совсем не осталось места.

Мама ставит чайник, суетится. Всплеснув руками, возмущается, что я так много всего привезла.

Я сажусь на потёртый угловой диван, складываю руки на коленях. Ремонт в доме делался лет двадцать назад. Все деньги, что я украдкой от мужа давала ей, мама вкладывала в детей. Себе ничего не покупала.

— Пойдём, с Дариной поздороваешься, — произносит мама. — Она обрадуется.

Сестра спит в комнате, свернувшись калачиком. Обессиленная после болезни и такая худенькая, что рёбра просвечивают. У неё жар не спадает вот уже второй час. Мама трогает губами горячий лоб, причитает, а после даёт лекарство, которое я привезла, в надежде, что младшенькой скоро станет легче.

— Поспи, моя хорошая, — ласково шепчет дочери. — Скоро вылечишься.

Сделав глубокий вдох, незаметно покидаю комнату. На глаза наворачиваются непрошеные слёзы. Я часто моргаю ресницами, укоряя себя за подобное поведение.

Тебе двадцать восемь, Света. Не восемь. Выросла, сама, возможно, скоро станешь матерью.

Но ничего поделать с собой не могу. Когда я болела и отец сидел у моей кровати, мне не хватало именно этого — заботы и материнского тепла. По большей части папа злился. За то, что ела мороженое и простудила горло, за то, что скакала по летним лужам и заработала насморк, за то, что при минусовой температуре отказывалась надевать шапку…

Вытерев слёзы, я возвращаюсь на кухню. Мама приходит чуть позже и рассказывает о том, что чертовски устала. Муж пьет не просыхая, работа скотская, Ваня два дня не ночевал дома…

Долго почаёвничать и поговорить у нас не получается. Она намекает, что скоро вернётся Толик, а он жуть как не любит гостей.

Я прошу звонить мне, если что-нибудь ещё понадобится. В случае если Дарине станет хуже, я смогу устроить её в нашу городскую больницу. Мама благодарит и провожает до ворот, махнув рукой на прощание.

Наверное, давно пора привыкнуть, что у неё нет на меня времени, но каждый раз я уезжаю с непередаваемой тяжестью на душе.

У ворот стоит внедорожник Богдана.

Унылое настроение мигом исчезает, сменяясь трепетным волнением и предвкушением скорой встречи. Всё-таки приехал…

Скинув в прихожей туфли, я прохожу в гостиную. Скрестив руки на груди, наблюдаю за тем, как Богдан ставит на журнальный столик у телевизора две баночки с пивом, пиццу и чипсы.

— Что за повод? — спрашиваю с улыбкой.

Он поднимает удивлённый взгляд, словно не ожидал меня прямо сейчас здесь увидеть.

— Футбол, Свет. Будем смотреть?

— Будем конечно. Сейчас только душ приму и переоденусь.

Быстрым шагом я иду в ванную комнату, снимаю с себя одежду. На щеколду не закрываюсь, потому что… потому что, оказывается, весь день мне не хватало Богдана и его порой навязчивого внимания.

Вспенив мочалку, намыливаю тело густым пахучим гелем, но Тихомиров так и не приходит. Впрочем, это даже к лучшему. Вдруг футбол пропустим? У нас ведь ещё будет время. Полно времени.

Усевшись на диван, я поджимаю под себя ноги. Богдан присоединяется через минуту, как раз аккурат к матчу. Ему позвонили по работе — возникла какая-то непредвиденная ситуация, которую никто не мог решить без одобрения руководителя.

Тихомиров садится на другой край дивана, открывает баночку с пивом и берёт упаковку сырных чипсов.

Помню, как когда-то давно, ещё в средней школе, я любила ходить на матчи, чтобы болеть там за Тимура и Богдана. Они активно увлекались футболом, а я была чем-то вроде талисмана. Нет, правда! Ребята всегда расстраивались, если у меня не получалось прийти. Утверждали, что в девяноста случаях из ста в такие дни они проигрывали.

Начинается игра, сегодня Бельгия против Италии. Богдан продолжает пялиться на экран, не обращая на меня никакого внимания. Я не понимаю, что со мной, правда! Возможно, поездка к матери так повлияла, потому что мне вдруг хочется простого человеческого тепла.

Пододвинувшись ближе, соприкасаюсь с бедром Богдана. Он тут же опускает руку на моё плечо и крепко к себе прижимает. Меня окутывает аромат мужского тела и древесного парфюма. Вот так хорошо… Идеально.

— Соскучилась? — спрашивает с усмешкой Богдан.

Щёки мгновенно заливаются густым румянцем. Я возмущённо цокаю языком и открываю жестяную банку с пивом.

— Вовсе нет. Просто у тебя чипсы вкуснее.

Богдан

Ни с чем не сравнимое чувство — просыпаться вместе с ней в одной постели. Иметь возможность смотреть, целовать, трогать и заниматься сексом. Никак насытиться не могу и остановиться тоже. Наверное, Света скоро прятаться от меня будет, чтобы в покое оставил.

Вижу её сонную, сладкую, красивую, и голову сносит напрочь. Нависаю на локтях, жадно впиваюсь ртом в приоткрытые пухлые губы.

Она крепко обнимает за шею и тихо стонет на ухо. В ней охрененно. Узко, влажно. Густой туман окутывает разум, меня штормит и ведёт от её запаха.

Длинные светлые волосы пахнут клубничным шампунем, от прикосновения к нежной молочной коже едва не бьёт током. Кажется, будто я помешан на ней. На женщине, о которой мечтал долгие годы.

Перекатываюсь на спину, утаскивая её за собой. Света удивлённо моргает и упирается ладонями в мою грудь.

— Эй, верни обратно! — произносит с возмущением.

— Бельгия вчера проиграла, — отвечаю с усмешкой.

— Не верю!

Света не дождалась конца матча, уснула на моём плече. Но прежде мы успели поспорить.

— Могу показать в интернете. Факт остаётся фактом. Придётся исполнять моё желание.

— Какое? — спрашивает, облизывая губы.

— Хочу, чтобы ты была сверху.

— Однако, какие неприличные у тебя желания, Богдан…

— Вообще-то это одно из самых приличных, что пришло в голову.

Света смеётся, а я, подхватив сочные ягодицы ладонями, несдержанно в неё толкаюсь. Она вскрикивает, прикусывает нижнюю губу и едва ощутимо царапает ногтями мою кожу. Упругая грудь со светло-розовыми сосками подпрыгивает в такт толчку.

Света, запрокинув голову к потолку, протяжно стонет и чувственно мне отдаётся. Чем сильнее она сжимает мой член, тем яростнее хочется в неё долбиться. В красивое женственное тело, будто специально для меня созданное.

Она двигается медленно и неторопливо, опускаясь не на всю длину. Уходит в себя, подчиняясь эмоциям.

Я дурею от её вида. Рассматриваю каждый сантиметр совершенного тела, словно после этого кто-то её у меня заберёт. Чёрта с два. Не позволю больше. Никому и никогда.

— Ох, да… Да… Да… — шепчет Света прерывисто.

Я получаю нереальное удовольствие, когда она такая. Расслабленная, сексуальная, зрачки горят, щёки розовые, а грудь тяжело вздымается. Сжимаю её в ладонях, задевая соски. Трогаю плоский живот и обхватываю тонкую шею.

Нравится, когда Света пьяно смотрит на меня из-под полуопущенных густых ресниц. Кайфую, когда кончает. Откровенно, ярко, страстно. На мне, подо мной. Сотрясается всем телом, а кожа мурашками покрывается. Так хрипло кричит, что при этом дрожат перепонки. От одного этого вида я сразу же кончаю следом.

А затем она плавно на меня ложится. Обессиленная, влажная от пота. Тяжело дышит, целует в шею и обзывает дикарём. Хрен знает, что у неё в голове, но, кажется, нам двоим это сумасшествие нравится.

Я первым иду в душ. Врубаю ледяную воду, освежаюсь. Настроение отличное, уверен, что на весь день хватит.