— Только рыпнись, — грубая и широкая, прокуренная ладонь накрыла рот и нос, а в бок упёрлось что-то острое и холодное. Хотелось кричать, звать на помощь маму, но… сзади был только он, тяжело и надсадно дышащий мужчина, посчитавший, что красивая девушка в коротком сарафане, должна непременно принадлежать ему, — ты же сама хочешь. Провоцируешь.
“Господи! Я ничего такого не хотела! ЗА ЧТО?!” — ни вздохнуть, ни крикнуть не получилось.
Не успела и моргнуть, как за ними сомкнулись кудрявые кусты. В глазах темнело. Воздуха не хватало.
На попытку вырваться услышала:
— Тише. Будешь вести себя правильно — не причиню вреда, поняла? — сбивчиво шептал в ухо, а короткое лезвие надрезало кожу, — Поняла?! — шёпот перешёл в тихий угрожающий рык.
Слабо кивнула. Ей позволили вдохнуть.
— Не надо… пожалуйста…
— Ты хочешь явиться пред мамочкины очи в колумбийском галстуке?{?}[вид насильственного умерщвления, при котором на горле жертвы делается глубокий разрез и через образовавшееся отверстие наружу вытаскивается язык, создавая некое подобие галстука.]
Что такое этот галстук не имела понятия, но интуитивно догадалась, что взывать к жалости бесполезно, а сопротивление чревато…:
— Хорошо! Говори, что делать… я…хорошо…только… не убивай.
— Ну вот, умная девочка. Не вздумай поворачиваться, моё лицо — последнее, что в этой жизни увидят твои глазки. А теперь — за дело.
Он горячо шептал — она исполняла. Из глаз градом, не останавливаясь катились слёзы и посещала мысль, что, может, лучше, чтобы убил?
Это длилось так долго, что казалось — вечно.
Редкие прохожие, обратив внимание на возню в кустах, воротили носы от происходящего в двух шагах.
Один крикнул: “Что вы там — ебётесь?!”, — и с ироничной ухмылкой пошёл дальше, по своим делам…
Когда он, наконец, кончил, хотелось умереть, утопиться, сброситься со скалы или просто лечь и перестать дышать.
Анжелка с ужасом вынырнула… Господи… так вот почему Оксана так не любит открытые наряды, почему…
От дальнейших раздумий отвлёк Бегемот. Громко урча, он тёрся о скулы и звал, звал за собой. Она повиновалась его зову — прошла в комнату и прижалась лбом к холодному отражению. Там, внутри, снова клубилась чернь, а из неё высовывались тонкие нити-пиявки, виденные давеча в кошмаре. Только сегодня они, преодолев стеклянную преграду, тянулись к ней, к Анжелке. Почему-то её это нисколько не испугало. Наоборот — с готовностью открылась навстречу и несколько минут стояла неподвижно, ощущая, как из тела уходит усталость, а из души чужая боль.
Никаких больше расстройств и сопереживаний! Так хорошо, ведь стало абсолютно однохуйственно, что думает и чувствует Оксана, равнодушие скрипача не обжигало душу кислотой, а ощущение власти, полного контроля над своими, и не только, эмоциями погружало в нирвану.
Девушка одобрительно кивнула отражению — во взгляде появилась некая демоничность и чертовщинка, этакая ведьмовская ебанца. Всерьëз ощущала себя Маргаритой и совершенно точно была готова сесть голой жопой на метлу. Единственное, что по прежнему доставало — собственное громоздкое и неуклюжее тело.
Всю неделю пыталась ходить павой, расправив плечи и высоко неся голову на длинной (ну, как бы да) шее. Решила не щадить новые, на небольшом, но неудобном для неë каблуке, туфли. Мама подарила их на день рождения со словами: «Хватит горбиться! Носишь своё лицо, совершенно не заботясь об осанке. Учись ходить красиво! Каблук не позволит сутулиться, да и походка будет женственная, а то ходишь, как в сапогах скороходах — семимильными шагами».
Анжелка и училась — игнорировала удивлëнные взгляды Оксаны, когда, по утрам, в длинной узкой юбке пыталась полностью рассмотреть себя в небольшом овальном зеркале, снятом со шкафа. Она набиралась мужества на весь день, чтобы вынести новую для себя пытку — от каблуков к вечеру чувствовала себя Русалочкой, ступающей по ножам и иголкам, а узкая юбка, призванная сдерживать широкий шаг, была уж не единожды зашита, ибо лопалась по швам, не в состоянии сдерживать богатырскую походку.
Вчера, как и всегда, на большой обеденной перемене в фойе происходило вавилонское столпотворение: одни одевались, другие советовались, куда пойдут перекусить; Петровна, громко отпуская замечания в адрес прокуренных ударников, принимала ключи от классов; несколько духовиков, после репетиции в концертном зале, всë ещё стояли у лестницы — отрабатывали сложный кусок, положив на широкие перила партитуру.
Анжелка с величавой небрежностью спускалась с третьего этажа, втайне мечтая не сломать лодыжки. В каком-то журнале когда-то прочла, что настоящие леди, спускаясь по лестнице, под ноги не смотрят. Только юбка новоиспечённой леди сковывала движения, а после утренней поездки в битком набитом автобусе, да ещё в неудобных туфлях, ноги подкашивались. Тяжёлый пакет с нотами значительно затруднял попытки сохранять хладнокровное равновесие.
Анжелку никто не замечал до того момента, когда она, громко, не по-девичьи воскликнув: «Б-бля-я-я-ядь!», под изумлëнные глиссандо{?}[плавное скольжение от одного звука к другому] двух трубачей пересчитала задницей ступени и с грохотом ухнула прямо им под ноги.
Кто-то визгливо заржал, ребята, пряча улыбки, участливо помогли встать, а Петровна, оторопело вылупившаяся в своей будке, прогундосила:
— Корова! Не хватало, шоб ещё голову свернула! А ну, геть отседова! Штоб я тя более не видела на этих ходулях!
«Блядь! Вот жеж глупо как… Строила из себя Царевну-лебедь, дура! От него надо избавиться. Стать красивой навсегда. Любой ценой. Хватит быть нелепой, страшной и неуклюжей верзилой. Моë предназначение в другом!»
*
Бегемот, выйдя на эту сторону, потёрся о ноги, обещая решение всех проблем. Баба Аня, скрестив на груди руки, смерила Анжелку озадаченным взглядом.
— Ну а что?! Сколько можно раздваиваться? Ты-то, вон, моими стараниями всё хорошеешь, а я чем хуже?
От хозяйкиной улыбки по телу девушки прокатилась волна испуганных мурашек, но она не отступила, хоть и понимала, что бесплатный сыр до добра не доводит…
========== Часть 6 ==========
Комментарий к Часть 6
У каждого бывает ещё один шанс. То ли мы его не видим… То ли поздно…
Э-э-э … мистики тут нет. Одна жЫза.
В тексте есть ссылка на эту музыку https://www.youtube.com/watch?v=fKdc-LGuPJ8 - послушайте, советую. Это прекрасно (я так считаю:)
Скрипач на крыше, грустный мой скрипач.
Скрипач на крыше, вспомни обо мне.
Скрипач на крыше, струн печальный плач.
Я снова слышу в каждом сне.
Анжелка мурлыкала себе под нос в злорадном предвкушении…
Влюблëнность лопнула, как радужный мыльный пузырь, оставив только колючее и мстительное желание отыметь предмет оной. Во всех смыслах. Да так, чтобы на всю жизнь запомнил.
Как ни странно, в решении этого вопроса помогла ежедневная толкучка в фойе. Как обычно спрятавшись за будкой вахтëрши, Анжелка стала свидетелем разговора девчонок-струнниц, во время которого еë челюсть отвалилась и отбила ноги…
ОН…
ЖЕНАТ!!!
Вот это поворот! Нет, она, конечно, знала, что ему не шештнадцать лет, но…
Девчонок уже и след простыл, а она всë сидела в неподвижном ахуе…
— Рот закрой — мухи насерут, — посоветовала вышедшая «до ветру» Петровна.
Анжелка захлопнула варежку и смерила вахтëршу недобрым взглядом. Однако Петровна была не робкого десятка и в ответ на взгляд выдала:
— С таким еблищем лучше дома сиди, бо побьють.
Анжелка словесными запорами не страдала, но решила, что оно того не стоит и, сделав лицо попроще, быстро ретировалась.
Неуловимо созревший план требовал определённой подготовки.
Вопрос о еë постоянном пребывании в теле Оксаны всë ещё оставался открытым, но, пока, и так сойдëт.
Последние два дня, после приключения с полковником, Оксану не трогала. Дала отдохнуть, да и сама подустала и удивлялась, как это ТрИбляди умудрялись так хорошо выглядеть, не покладая рук, губ и… остального.