Дом оказался добротной, но давно не ремонтированной советской постройкой, с тëмным подъездом и хитроглазыми тонкогубыми бабками, восседавшими на лавках, как сороки на проводах.

Вежливо поинтересовавшись, не ошиблись ли они адресом и получив в ответ коллективный настороженный кивок, девчонки проследовали вовнутрь.

Лифт, как и полагается, не работал и на последний, восьмой этаж, пришлось переться пëхом.

Основательно устав и задыхаясь, всë же баянисты более выносливы, они ведь свой инструмент таскают на себе, а нежные пианистки таскают лишь сборники с нотами, Анжелка наконец позвонила в нужную дверь.

Какое-то время ничего не происходило и длинно позвонить пришлось ещё раз. По ту сторону раздалось царапание, будто кто-то затачивал об дверь острые коготки.

— Может это собака? — прошептала Оксана, — блин, я баллончик на всякий хотела взять, и забыла…

В этот момент раздался скрежет, достойный фильмов Хичкока и дверь отворилась.

На пороге… никого не было.

Перед ними зиял абсолютно тëмный и абсолютно пустой дверной проëм. Волосы на голове Анжелки зашевелились, а Оксана, попятившись, ухватила подругу за рукав и потащила к лестнице.

— Ну так и что, вы заходите или так, мимо проходили? — раздался из-за двери надтреснутый старушечий голос.

Оксана, всë так же сжимая рукав подруги, продолжала тянуть еë прочь от этой двери. Но перспектива возвращения в общежитие Анжелку вовсе не радовала и она, вырвавшись из цепких рук подруги, решительно вошла.

========== Часть 2 ==========

Анжелка жарила рыбу, наслаждаясь тишиной и свободой.

Нет, мойву она не любила, а вот заболевшая и температурившая Оксана захотела вдруг.

— Странная ты, — ворчала Анжелка, обращаясь к не слышавшей еë подруге, — люди в таком состоянии хотят бульончик, кашку там, а этой рыбу подай! А завтра что, жареных огурцов попросишь?

При воспоминании об огурцах перед глазами встала недавно пережитая в общаге сцена и думать о зелëном овоще перехотелось, собственно как и употреблять его в любых видах.

От невесëлых мыслей отвлëк протяжный требовательный мявк, раздавшийся у ног — это хозяйкин котяра решил стребовать свою долю.

— А морда у тебя не треснет? — поинтересовалась у чëрного, как смоль, разноглазого сибирца. Призывно обвивая еë ногу хвостом, он всем своим видом говорил, что его морда выдержит и не такое.

Девушка улыбнулась и кинула котею одну из отрезанных голов. Тот схватил добычу и, утробно зарычав, скрылся за дверью.

Оксана невзлюбила кошака с первого взгляда, а Анжелке он казался милым.

Хозяйка, сморщенная, как старый сморчок и такая же противная на вид бабуленция с бескровными губами сказала, что у него нет клички, и зовëтся он просто — Кот. Девушка решила это исправить и при каждом удобном случае называла его Бегемотом, надеясь, что тот скоро привыкнет.

— Представляешь, Оксана, мы с тобой прямо как в квартире Стëпы Лиходеева оказались, а тут ещё и кот — ну точно с булгаковских страниц сбежал.

Оксана восторгов Анжелки не разделяла.

—Склеп. — пробормотала она, в тусклом, потустороннем свете замусленной лампочки (видавшей ещë Ильича), разглядывая прихожую, куда робко вошла вслед за подругой в тот памятный день их первого визита.

В нос ударил запах кошатины, затхлости и вековой пыли.

Из-за двери показалась тощая фигура в старом вельветовом штопаном халате. Сальные волосы собраны на затылке в неаккуратный пучок, один глаз закрывал большой кусок грязной ваты, который от падения удерживала полоска пластыря, приклеенная прямо через седую бровь. Второй глаз — янтарный, на удивление живой и проницательный, беззастенчиво рассматривал девчонок. Скрюченными шишковатыми пальцами бабка постоянно перебирала пуговицы халата, как будто боялась, что он расстегнëтся и еë отвисшие, как уши спаниеля, груди предстанут на всеобщее обозрение. Из прорех в тапках торчали длинные ногти, придавая ноге сходство с лапой доисторического динозавра.

— Мы по объявлению, — Анжелка старалась быть спокойной, но от волнения на последнем слове пустила петуха. {?}[Пустить петуха — издать пискливые звуки, сорвавшись на высокой ноте во время пения (муз. жаргон)].

Бабка продолжала невозмутимо перебирать пуговицы.

— Вы квартиру сдаëте? — голос Анжелки всë так же дрожал.

— Нам сегодня дали это, — вмешалась Оксана, протягивая бумажку, полученную от вахтëрши.

Старуха, мельком глянув на писульку, пошла вглубь квартиры, жестом приглашая следовать за ней.

Тёмный коридор упирался в давно не крашенную дверь.

В унылом свете солнечного дня, проникавшем через нечистое, загаженное мухами окно, девчонки разглядели две кровати, небольшой стол, несколько полок и маленький шкаф, а над ним, в совершенно неположенном месте, небольшое овальное зеркало.

— Да ну на… — прошептала Оксана Анжелке на ухо, — давай ещё подождëм, может чего получше подвернëтся?

Анжелка уже почти поддалась, прикидывая, сколько времени и сил придëтся потратить на то, чтобы привести эту бомжарню в жилой вид, но тут бабка озвучила цену.

Это был шах и мат. Даже Оксана, пусть и нехотя, но согласилась.

С тех пор прошло две недели.

Баба Аня, так представилась хозяйка, показывалась редко. Взяв предоплату за месяц, коротко пояснила, что распоряжаться кухней можно на своë усмотрение, но воду, электричество и газ — экономить; что запасной ключ им придëтся сделать самостоятельно, потому как у неё один, а отдавать его в руки несознательной молодёжи — всё равно, что выкинуть; хахалей не водить и после десяти вечера не шуметь.

Особое распоряжение касалось комнаты, находившейся рядом с той, в которой поселились они — никогда, ни при каких обстоятельствах туда не входить.

Всë это было легко выполнимо и никаких возражений с их стороны не встретило.

Комнату выдраили, повесили простенькие шторки, навели какой-никакой уют, радовались переменам и надеялись на светлое будущее.

Оксане только не нравилось, что Бегемот, считавший себя полноправным хозяином любого уголка квартиры, умудрялся просачиваться непонятным образом в самое неподходящее время. По утрам, когда девчонки, сбросив ночнушки надевали бельë, вдруг обнаруживалось, что он пристально наблюдает за ними со шкафа. Анжелка была готова поклясться, что в кошачьем взгляде читался плотоядный интерес (она частенько замечала подобные взгляды со стороны парней, смотревших на Оксану).

Оксана сначала старалась не обращать внимания, потом стала психовать и даже побаиваться вездесущего котяру.

— Чтоб у тебя повылазило, озабоченный усатый мудак, — стиснув зубы, пожелала коту, в очередной раз появившемуся из-под ванной, когда она, отложив полотенце и осмотрев своë отражение в овальном зеркале, собиралась одеваться.

Особенно раздражало, что мурлыкать и спать в ногах он приходил всегда к Анжелке, а подглядывать в ванну — к ней. Нет, причину она понимала, внешностью природа не обделила, а вот подружку даже жалко было. Что ни говори, Анжелка — добрая и смешная, но плоская и страшная (вот и парня до сих пор нет). Только в голове не укладывалось, как кот мог быть специалистом в этом вопросе?

Шорохи, вздохи и всхлипывания, доносившиеся из запертой комнаты, поначалу напрягали. Девчонки даже пытались подслушать, приложив к стене чашку, но прояснить ситуацию это не помогло и эти звуки были истолкованы сквозняками, рассохшимися полами и разыгравшимся воображением.

Человек привыкает ко всему. Вот и они привыкли к странным звукам, к внезапным приходам и уходам Бегемота, к тëмному коридору и к вечно закрытой запретной комнате.

Хозяйку не видели совсем — за еë дверью изредка слышались звуки, похожие на шум проезжающих машин (может, телевизор? Ну откуда машины на восьмом этаже?!), да и на кухне следов пребывания не наблюдалось.

— Слышь, Анжелка, — гнусавым от простуды голосом шептала на ухо подруге Оксана, пока преподша по психологии рассказывала о внутреннем конфликте Бетховена, — может наша бабка уже того, медным тазом накрылась и мы ночуем в одной квартире с трупом? Может, полицию вызовем?