– Я приготовила праздничный ужин, кстати.

Элайджа улыбнулся – еще по запаху догадался, что его ждет запеченная в духовке картошка с мясом под толстым слоем сыра и майонеза, который так восхитил Аврору. В ее деревне не было супермаркетов и продуктов из Терравила, а потому только у Элайджи она выяснила, что есть такие потрясающие соусы.

– И сколько посуды разбила, пока готовила? – улыбнулся Элайджа. Аврора лишь поцокала.

– Ничего не разбила! – Она несмело провела рукой по его груди, прикусила губу, стараясь скрыть улыбку. – Только соль рассыпала. Слегка… Но я подмела! Идем уже.

Аврора первая вскочила и потянула за собой Элайджу. Он успел схватить ее за локоть, чтобы она не споткнулась о дрова, что он свалил у камина.

– Я, между прочим, с подарками. – Элайджа вложил в ее руку ручку от сумки, придерживая за дно, ведь она была тяжелой. Аврора несмело дотронулась до вещей. – Твоя одежда.

– Моя? – Аврора вытащила серебристое платье с рукавами-фонариками и шелковой юбкой, струящейся до пола. Она провела пальцами по белой вышивке на лифе и корсете и улыбнулась. – Мое любимое платье же! Ты был в Фриге?

– Отправил кое-кого, – отмахнулся Элайджа, вспоминая недовольное лицо Коры, едва та получила указания найти дом убитого мельника, чтобы забрать одежду Авроры. – Наденешь к празднику?

– Только если ты наденешь рубашку!

Полчаса спустя они сидели за столом, ели вкусный ужин и оба не могли поверить, что проводили день Любви в кругу друг друга. Элайджа периодически нежно касался Авроры, чтобы считать эмоции, и удивлялся все сильнее: она искренне наслаждалась вечером в его компании, хоть и начинала иногда грустить по дому. Ее серебряное платье выделяло ее талию и небольшую грудь, мерцало от света свечей, что стояли за праздничным столом, накрытым скатертью по такому случаю.

День Любви считался семейным праздником, что собирал семьи и подталкивал влюбленных к признаниям. Жители Солариса праздновали день, в который Любовь вышла из Хаоса, зародив жизнь на земле, делились теплотой друг с другом, веря, что так весь следующий год смогут прожить в гармонии и любви.

– Расскажи о себе, – попросила Аврора, найдя его руку на столе и трогая манжету рубашки. – Черная, наверно?

Элайджа улыбнулся, ощущая ее осторожные касания, а потом начал закатывать рукав. Ему нравилось ощущать ее смущение, интерес, эти несмелые, но такие теплые касания. Через нее он вспоминал о давно забытых чувствах, которых лишился еще столетия назад, едва занял трон Подземного царства.

– Белая. – Он взял Аврору за руку и провел ее пальцем по черным линиям, что покрывали его правую руку. На плече была морда дракона, а туловище и хвост заостренными завитками обвивали руку, уходя на кисть. – Здесь тату. Вот тут – морда дракона.

– Вся рука? – ахнула Аврора.

– Показать?

Аврора задумалась, кусая губу. Он знал, почему она всегда отказывалась, едва он предлагал показать ей что-то: так сложнее смиряться с тем, что без него она не может видеть. Но в этот раз она кивнула, не справившись с искушением.

– Только мне придется рубашку снять! – поддразнил Элайджа и щелкнул ее по носу. Щеки Авроры покраснели, но она уверенно кивнула, и не думая отступать. Он коснулся ее века и перевел взгляд на руку, чтобы она могла его глазами разглядеть тату. Аврора несмело провела по изогнутым линиям, задержалась на глазу дракона, пытаясь запомнить местоположение, а Элайджа ощутил ее восхищение. Он перевел взгляд на грудь, показывая ей планету, обрамленную сферой, она подняла было руку, но потом смущенно опустила ее, краснея еще сильнее. Элайджа улыбнулся, едва сдерживая порыв обнять ее, а потом отнял палец от века. – Есть еще на спине, но мне ее не показать, так как я и сам ее не вижу.

– Почему у тебя нет зеркал?

Элайджа вновь надел рубашку, но не застегнул, ведь, по правде, в доме для него стало жарко. Он топил камин сильнее, чем обычно, чтобы Аврора, что не была рождена в царстве холода и мрака, не мерзла. Это ему слабый мороз нипочем. Он и в минус пять может ходить в рубашке.

– Как-нибудь расскажу, – ответил он, нахмурившись. – Но не сегодня. Давай праздновать!

Аврора улыбнулась в ответ, и они вновь сели за стол.

25 апреля

Солнце проникло сквозь открытое окно и осветило обнявшихся Дафну и Джоша. Она еще спала, даже не подозревая, что он давно проснулся и внимательно смотрел на нее, любуясь спокойным лицом, что его рука затекла, но он терпел, ведь боялся потревожить ее сон.

Когда Дафна дернулась, Джош закрыл глаза, притворяясь спящим, а она удивленно оглядела его, пытаясь осознать, что произошло. Сердце забилось чаще, едва она вспомнила душнил, гулявших под окном, а потом и слабость, уложившую ее в объятия Джоша. Она хотела было выпутаться из его рук, уйти, спрятаться, но потом поняла, что сердце и душа требовали его тепла и поддержки.

Джош зашевелился и разжал веки, щурясь от солнца.

– Проснулась? – прохрипел он и прочистил горло после сна. – Голодная?

Дафна почувствовала, как щеки залил румянец, но кивнула, боясь отпустить Джоша и лишиться этой нежности.

– Боюсь, готовка еды – не мое. Тосты устроят?.. Мойра! Мы же опоздаем на работу!

Дафна вскочила, забегала по комнате, но замерла, слыша смех Джоша. Он подошел к ней и положил руки на плечи.

– Сегодня суббота, и у нас выходной.

Джош щелкнул ее по носу и поправил рубашку, что помялась во время сна.

– Блины хочешь? Мука хоть есть?

– Вроде была. Ты блины умеешь печь?

– Отец научил.

Дафна наблюдала, как Джош искал продукты на ее маленькой кухне, смеялась, раздавая указания, какой ящик открыть, а потом не выдержала и пошла помогать. Она наотрез отказалась прикасаться к продуктам, а потому лишь подавала ему необходимую посуду. Они включили песни Майкла Джексона, Дафна громко подпевала и пританцовывала, пока Джош мастерски переворачивал блины, подкидывая их на сковороде. Ей все казалось, что они прилипнут к потолку, но в итоге каждый блин угодил в тарелку.

И все это было так странно: видеть парня на ее кухне, понимать, что они провели ночь вместе, но главное – чувствовать это тепло, что разливалось по телу, едва она видела его улыбку.

За завтраком они обсуждали работу, смеялись над вчерашней напарницей Дафны, но потом она резко замолчала, вспомнив события ночи.

– Им нужен ящик Тьмы.

Джош перестал жевать, а в комнате стало так тихо, словно кто-то выключил все звуки в мире. Он оглядел ее взволнованное лицо, накрыл ладонь своей.

– Ты знаешь, что это? – тихо спросила Дафна.

– Слышал пару россказней.

– Это ключ к уничтожению Врат Подземного царства.

– Что в ящике?

Дафна взглянула в глаза Джоша, обеспокоенные и печальные, но почему-то на душе стало чуть теплее. Столько лет она хранила эту тайну, а теперь вдруг решилась кому-то открыться, а почему – и сама понять не могла.

– Я не знаю… только некроманты могут открыть ее. Ты бы мог… наверно… Я лишь оберегаю. Пока я сама не решу его передать – никто не сможет его тронуть.

– Кровное заклинание или что-то вроде того?

– Все немного сложнее. – Дафна опустила глаза и тяжело вздохнула. – Ящик создали стихийники земли из дерева, растущего у входа в Подземное царство. Говорят, оно такое высокое, что не видно его макушки… Хранители жизни и некроманты сумели запечатать внутри некий ключ, что уничтожит Врата. Говорят, те король и королева пожертвовали крыльями ради создания Врат. Тысячелетия ящик Тьмы хранился у хранителей жизни, пока его не получила моя семья. Говорят, мои предки были теми стихийниками земли. А потом… потом ты знаешь. Пожар, побег…

– А если уничтожить его?

– Его невозможно уничтожить. Только открыть или… убить меня, ведь я последняя из Греев. Не будет Грея – не будет возможности получить этот мойров ящик.

Джош взял ее за руку и поцеловал костяшки, внимательно глядя в глаза. И его касания грели душу, оплетали сердце надеждой, про которую Дафна давно забыла.