Взял оставшийся пук крапивы и начал хлестать Сережку по рукам. На красивом лице Никсы появилось жестокое выражение.

Запястья Шереметьева покраснели, и на них появились волдыри.

— Никса, прекрати! — сказал Саша.

Николай выпрямился и обернулся.

— Как ты смеешь меня останавливать?

— Никса, ты мне таким совсем не нравишься, — сказал Саша. — Не дай мне разочароваться в тебе окончательно. Прямо больно. Крушение идеала.

— И что ты предлагаешь? — спросил Николай.

— Дедушка как-то обходился, — сказал Саша. — Декабристов не пытали, исторический факт. Они как-то сами все выкладывали. Вот как? Материалы дела что ли поднять?

— У дедушки была Петропавловская крепость с Алексеевским равелином, — заметил Никса.

— Это не объяснение, — сказал Саша. — Они были крепкие ребята.

— Хочешь поиграть в Николая Павловича? — спросил Никса. — Давай!

Саша опустился на корточки перед Шереметьевым, поднял глаза и внимательно посмотрел на него.

— Как насчет должности моего адъютанта, граф? — спросил Саша.

— За пароль? — поинтересовался Сережа.

— Нет, — сказал Саша. — Я же вижу, что ты не продаешься.

— Кто бы отказался! — воскликнул Шереметьев.

— Принято?

— Да.

— Понимаешь, Никса, — сказал Саша. — Когда человек, чувствует за собой вину, он начинает оправдываться и в результате полностью себя топит. А здесь, какая вина? Выпытать слово, ни с чем не связанное, это гораздо сложнее.

— Как я понял, ты пас? — спросил Никса.

И шагнул к Шереметьеву с пучком крапивы.

— Не трогай моего адъютанта! — остановил Саша. — Вассал моего вассала не мой вассал.

— В России никогда не было этого принципа, — заметил Никса.

— Дай мне еще немного времени, — попросил Саша. — Будет гораздо интереснее, чем пытки. Отхлестать друг другу крапивой вы и без меня успеете.

— Хорошо, — согласился Никса.

— Ну, что у нас еще есть, кроме самооправданий и подкупа… — проговорил Саша. — Благородные чувства. Например, обвиняемый хочет показать правительству масштаб общественного недовольства для чего выдает всех ему известных членов заговора.

— Не сработает, — заметил Козлов.

— Конечно, — согласился Саша. — Мы и так знаем всех наших разбойников: по именам. Но это не все. Еще есть дружба…

— Если сейчас поймают еще кого-нибудь, — заметил Никса.

— Ну, граф, кто твой лучший друг? — спросил Саша.

Шереметьев молчал.

— И еще есть любовь, — сказал Саша. — Где Тина, граф?

— Не пойдет, — сказал Никса. — Что бы ты обо мне не думал, я не буду пытать девчонку.

— Ну, зачем же обязательно пытать? — поинтересовался Саша. — Тина к тебе неравнодушна.

— Да? — удивился Никса.

— Александр Александрович, вы действительно думаете, что это лучше пытки? — спросил Шереметьев.

— Ладно, — вздохнул Саша. — Сильный инструмент, оставим на крайний случай. Есть еще благодарность.

— И то верно, Сережа, — подхватил Никса, — после всего, что сделал Саша, молчать с твоей стороны — это полное бесстыдство!

— А выдавать тайны не бесстыдство? — спросил Шереметьев.

Саша поднялся на ноги.

— Кажется, я не ошибся в выборе адъютанта, — заметил он.

— Сдаешься? — спросил Никса.

И взялся за крапиву.

— Не поможет, — сказал Саша. — Ты его хоть огнем жги. Железный парень.

— Лесть входит в число твоих инструментов? — поинтересовался Никса.

— Один из основных.

— Буду знать, — сказал Никса.

— Не против тебя, — возразил Саша.

— Ну, конечно!

Саша оглянулся к Шереметьеву.

— А как насчет сделки со следствием, граф?

— Чем это от подкупа отличается? — спросил Шереметьев.

— Всем, — сказал Саша. — Сделка — это равноправный договор.

— И что ты предлагаешь? — спросил Никса.

Предложить Саша не успел, потому что услышал за спиной разговоры и смех.

Обернулся.

К лавочке вели нового арестанта. Это бы Яков Ламберт, ровесник Никсы. Тонкие черты лица, светло-русые волнистые волосы, умные голубые глаза. Саша помнил, что Ламберты — по происхождению французский род, и про себя окрестил его «Арамисом».

Конвой состоял из Коли Лейхтенбергского и Феди Мейендорфа.

— О! — сказал Саша. — Надежда есть. А то у нас тут Василий Шибанов завелся. В общем: «Слово его все едино, он славит свого господина».

— процитировал Ламберт.

— Оно издано? — удивился Саша.

— Эээ… нет, — признался Яков. — Ходит в списках.

— Никса, а можно мне взять еще одного адъютанта? — спросил Саша.

— Яшу я тебе не отдам, — отрезал Никса.

— Александр Александрович берет себе пленников в адъютанты, а потом, на правах сюзерена, не дает пытать, — объяснил Козлов.

— Да? — заинтересовался Ламберт.

— А что за Василий Шибанов? — спросил Шереметьев.

Ламберт поднял глаза куда-то к ветвям деревьев.

— Почитайте хотя бы Карамзина, граф, — посоветовал Козлов.

— Прочитает в свое время, — вступился Саша. — Василий Шибанов — это стремянный князя Курбского, который привез его письмо Ивану Грозному.

— Да, кажется вспомнил, — сказал Шереметьев. — Его убили?

— Запытали до смерти, — уточнил Саша.

— Так что за сделку ты хотел предложить? — напомнил Никса.

— Граф, — обратился Саша к Шереметьеву, — я ведь у вас в Кусково никогда не был?

— Нет, — сказал Сережа, — только в Останкино.

— Давай так, — предложил Саша. — Ты у меня спрашиваешь что-нибудь про Кусковский парк, и, если я отвечаю правильно больше, чем на половину вопросов, ты говоришь пароль.

— Любопытно, — прокомментировал Ламберт.

— Александр Александрович наверняка видел схему или план, — предположил Шереметьев, — потому и предлагает Кусково.

— Конечно, — кивнул Саша. — Но не факт, что я его помню. С собой нет. Зато ты знаешь свое Кусково как свои пять пальцев. И, если соврешь, мы увидим. Вопросы по плану. То есть не «какой сорт роз у нас растет вокруг стелы, посвященной визиту Екатерины Великой».

— Мне затея нравится, — сказал Никса. — Интересно.

— Не помню, какой сорт роз, — сказал Шереметьев. — Я там давно не был.

— Значит, мы почти в равном положении, — заметил Саша.

— Ладно, — сказал Сережа. — Попробуем. Если вы, Ваше Высочество стоите спиной к дворцу, а лицом к стеле, что у вас справа?

— Грот, — сказал Саша. — Милое, кстати, место. Как ни странно, отдельное здание с куполом, а не пещера. Прохладно, панно из ракушек. Это я напрашиваюсь.

— У папá спрошу, — сказал Сережа. — Но, думаю, что он будет очень рад.

— Он угадал? — спросил Ламберт.

— Да, — кивнул Шереметьев. — А дальше?

— От большого пруда?

— Да.

— Пруд поменьше, — сказал Саша. — Потом Итальянский домик.

— Правильно? — спросил Никса.

— Да, — подтвердил Шереметьев. — Но Великий князь кое-что забыл…

— Крепостной театр? — предположил Саша. — Он тоже там?

— Да.

— Ошибку не засчитываем. — резюмировал Никса. — Он поправился.

— Ладно, — кивнул Сережа. — Вы стоите спиной к дворцу. Что перед вами?

— Французский парк, стела, о которой я уже говорил, две больших лиственницы, а за ними — оранжерея.

— Да, — сказал Шереметьев. — Разве лиственницы могут быть на плане?

— Бывают и подробные планы, — заметил Саша.

— Я не видел таких, — засомневался Сережа. — И панно из ракушек в гроте на схемах не бывает.

— Бывают схемы с описаниями, — сказал Саша.

Никса усмехнулся.

— Я тебе потом объясню, Сереж. Если, конечно, скажешь пароль.

— Хорошо, — кинул Шереметьев. — Что у вас слева, Ваше Высочество?

— Швейцарский домик, — сказал Саша.

— Нет! — воскликнул Сережа. — Нет там никакого швейцарского домика!