Литмир - Электронная Библиотека

На следующий день Саша попросил Гогеля купить цветной бумаги и сел за изготовление самолета для Никсы. Формат был больше А4, и игрушка получалась тяжеловата, летала через раз и норовила зарыться носом и уйти в штопор. Саша сложил лист пополам, разорвал по линии перегиба и сделал вариант из половинки листа.

Летные качества сразу пошли на лад, зато подарок выглядел не очень впечатляюще.

Саша написал на крыльях: «N-15» — справа и «Милому Никсе, 8 сентября 1858» — слева. Цвет самолет имел лазурный и прочно ассоциировался с мессенджером «Телеграм».

Саша подумал и сделал еще четыре модели разного цвета.

Испытания были назначены не послеобеденное время в саду Фермерского дворца. Володя принимал в них самое активное участие, а Алеша согласился постоять на шухере и предупреждать о возможном приближении Никсы.

Неизвестное дотоле слово «шухер» было мигом выучено и усвоено.

Маленькие цветные самолеты планировать соглашались и делали это дольше обычных. Так что Саша остановился на подарке: «Набор самолетов разноцветных». И порадовался тому, что здесь радуга ни с чем плохим не ассоциируется.

Близился закат, солнце золотило вершины сосен, становилось холоднее. Медленное парение будущих подарков настраивало на размышления. Начало сентября принесло еще несколько новостей, которые стоило обдумать.

Во-первых, Склифосовский все-таки вернулся в Москву, ибо Московский университет в России самый передовой и самый свободный, не то, что эта ваша Военно-медицинская академия. Саша ждал этого и боялся. Утешало то, что будущее медицинское светило оставило вместо себя заместителя — студента из Петербурга. Лаборатория разделилась на две, и обе повисли на шее у Елены Павловны. Мадам Мишель, впрочем, не протестовала.

За то время, пока Саша развлекался в лагере, Склифосовский успел написать пару статей и отправить их в российские и немецкие журналы. Саше еще предстояло перевести их на английский для «Ланцета». Понятное дело бесплатно.

Клетки Пирогова нашли у большинства больных золотухой, которых смотрел Склифосовский, о чем Николай Васильевич и расписал на две статьи со схемами и рисунками на русском и немецком. И во всех клетках Пирогова нашли туберкулезные палочки.

Статьи Склифосовский послал на отзыв к самому Пирогову. И великий хирург как минимум заинтересовался.

Саша просил бывшего репетитора порекомендовать его Николаю Ивановичу, чтобы начать переписку со знаменитым доктором. Пирогов, конечно, и так бы ответил Великому князю, но Саше хотелось, чтобы тот воспринимал его не как царского отпрыска, которому делать нечего, а как человека, который что-то понимает, а не просто так марает бумагу.

Относительно Пирогова у Саши были большие планы. Он хотел, чтобы Николай Иванович посмотрел Никсу. Ну, жрет же хлорка эту гадость, а Пирогов дезинфицировал хлоркой раны защитников Севастополя. Может, уже сейчас можно что-то сделать с золотухой брата.

Задача осложнялась тем, что у папá отношения с великим хирургом оставались сложными, а без царского позволения организация встречи казалась нетривиальной задачей.

Эксперимент с морскими свинками Склифосовский начал, но пока не закончил. Бедным животным пропитали подстилку мокротой туберкулезных больных — все, как помнил Саша — но свинкам было хоть бы что — они оставались веселы и здоровы.

Саша посоветовал Склифосовскому набраться терпения. И думал, что у туберкулеза, наверняка, инкубационный период есть, а свинки и не должны были заболеть за две недели. Теперь свинки остались в Петергофе, а Склифосовский — предатель — свалил в Москву.

Так что Саша дал себе слово проведать лабораторию. А то как бы зверушки не скончались от чего-то еще, кроме туберкулеза. Например, от голода.

Вырастить культуру бактерий тоже пока не получилось. Но Саша утешал себя: «Ладно, не сразу!»

Алеша кого-то увидел, обернулся и посмотрел вопросительно, и это вернуло Сашу к реальности.

Он на всякий случай сложил самолетик и убрал за пазуху.

К ним приближался Николай Васильевич Зиновьев.

— Александр Александрович! Государь зовет вас к себе!

«О Господи! — подумал Саша. — Ну, сколько же можно! Час от часу не легче!»

Отдал самолет на хранение Володьке и подошел к воспитателю.

— Пойдемте! — сказал тот.

Они вошли во дворец через царский подъезд и повернули налево. Путь лежал в синий кабинет.

Глава 15

Папá встал навстречу, обнял, усадил рядом на синий диван.

И это было ну очень хорошим знаком.

Взял со стола отпечатанный на страницу документ и вручил Саше.

— Читай!

«По указу Его Величества Государя Императора Александра Николаевича, Самодержца Всероссийского и прочая, и прочая, и прочая, — гласил документ. — ПРИВИЛЕГИЯ. Великому князю Александру Александровичу на летающий фонарь».

— Супер! — восхитился Саша.

— Доволен?

— Еще бы! А почему только на меня?

Папá поднял глаза куда-то к потолку и потянулся за сигарой.

— Потому что я прекрасно знаю, кто придумал, — сказал он. — И нисколько не сомневаюсь, что ты своего немца не обидишь.

В общем-то, папá был прав.

И Саша продолжил читать.

«Правительство не ручается ни в точной принадлежности изобретения предъявителю, ни в успехах оного, и удостоверяет, что на сие изобретение прежде сего никому другому в России привилегии выдано не было…»

Стандартная, видимо, отмазка.

Привилегия была выдана на три года. И за четверть от этого времени изобретение требовалось внедрить и производство наладить, а затем представить в министерство финансов подтверждение от местных властей.

«Пошлинные деньги в размере 90 рублей внесены»,

— утверждал документ.

90 рублей! Саша, конечно, знал про пошлину, но она представлялась ему символической суммой, вроде платы за всякие свидетельства в службе «Мои документы».

— А кто внес пошлину? — спросил Саша.

— Я, — сказал папá.

И зажег сигару.

— Я просто теряюсь и не знаю, как благодарить, — сказал Саша.

Царь усмехнулся.

— Но, — сказал Саша.

Император посмотрел вопросительно.

— Девяносто рублей — это ни в какие ворота! — возмутился Саша. — Не у всех же есть папá, который может внести пошлину в 90 рублей! А если нет, а человек что-то интересное придумал?

— Эти пошлины далеко не все платят.

— Угу! Строгость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения.

— Что за цитата?

— Карамзин. Разве нет? — удивился Саша.

— Я у него такого не помню.

Саша пожал плечами.

— Где-то читал.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовался папá.

— Высокая патентная пошлина — это гиря на ногах изобретателей и камень на шее промышленности. Я предлагаю снизить раз в десять и платить только после внедрения изобретения. А лучше после выхода на окупаемость.

— Никто не признается, что получает доход, — заметил царь.

— Не признается — прое… потеряет привилегию.

— В «Морском сборнике» про патентное бюро твоя статья?

— Да-а. Там все в порядке, цензура пропустила.

— Не сомневаюсь, что цензура пропустила.

— Хорошо, что я вынес это на общественное обсуждение, — заметил Саша. — Похоже, выдача патентов Госсоветом — еще не самое страшное. Пошлины гораздо хуже. Сколько же еще подводных камней я ни хера не вижу!

— Саша! — одернул папá.

— В упор не вижу, — поправился Саша. — Интересно, а какая статистика? Сколько у нас выдается привилегий в год? А в США, например? Почему-то мне кажется, что мы отстаем раз в десять.

— Я скажу Княжевичу, чтобы он тебе прислал цифры, — пообещал папá.

Александр Максимович Княжевич занимал должность министра финансов. И именно им была подписана привилегия.

— Никому еще так быстро не выдавали привилегии, — заметил царь. — Меньше, чем за полтора месяца! А ты знаешь, были возражения. Не все считали твое изобретение безвредным. Поскольку есть опасность пожаров. Другие не находили в нем пользы — одну остроумную игру ума.

32
{"b":"803394","o":1}